что означает пара гнедых
seminarist
seminaristВещи, о которых мало кто имеет верное представление
Кстати, благодаря Амфитеатрову, впервые познакомился с легендарным романсом и соответствующим стихотворением Апухтина (оказывается, это перевод французского стихотворения цензора, поэта и композитора Сергея Донаурова). Вот под катом наиболее полный вариант, который мне удалось найти:
Пара гнедых, запряженных с зарею,
Тощих, голодных и грустных на вид,
Вечно бредете вы мелкой рысцою,
Вечно куда-то ваш кучер спешит.
Были когда-то и вы рысаками,
И кучеров вы имели лихих,
Ваша хозяйка состарилась с вами,
Пара гнедых!
Ваша хозяйка в старинные годы
Много хозяев имела сама,
Опытных в дом привлекала из моды,
Более нежных сводила с ума.
Таял в объятьях любовник счастливый,
Таял порой капитал у иных;
Часто стоять на конюшне могли вы,
Пара гнедых!
Грек из Одессы и жид из Варшавы,
Юный корнет и седой генерал –
Каждый искал в ней любви и забавы
И на груди у нее засыпал.
Где же они, в какой новой богине
Ищут теперь идеалов своих?
Вы, только вы и верны ей доныне,
Пара гнедых!
Вот отчего, запрягаясь с зарею
И голодая по нескольку дней,
Вы подвигаетесь мелкой рысцою
И возбуждаете смех у людей.
Старость, как ночь, вам и ей угрожает,
Говор толпы невозвратно затих,
И только кнут вас порою ласкает,
Пара гнедых!
Тихо туманное утро в столице,
По улице медленно дроги ползут,
В гробе сосновом останки блудницы
Пара гнедых еле-еле везут.
Кто ж провожает ее на кладбище?
Нет у нее ни друзей, ни родных.
Несколько только оборванных нищих,
Пара гнедых, пара гнедых.
Так вот, вопрос: а куда, собственно, целыми днями гоняли пару гнедых? Не сама же бедная старуха каталась по городу туда и сюда с раннего утра на некормленых лошадях?
Краткое содержание Тендряков Пара гнедых
Мои воспоминания начались с лета 1929 года. На тот момент я достиг возраста 5 лет и отчетливо запомнил уже не куски событий, а целый сплошной их поток. Первого пескаря, черные бани изб, запах хлеба и разговоры мужиков о коммунии.
Этим летом село переселялось. Горы нехитрого скарба переезжали из бедной избы в богатую и наоборот. За всем зорко наблюдали мужики и обсуждали перевозимое, завидуя цинковому корыту или двум самоварам соседа.
Мой отец был причиной этого переезда. Руководствуясь коммунистическими постановлениями, он следил за соблюдением провозглашенной справедливости.
Сейчас всеобщее внимание было приковано к деревенскому «кулаку» Антону Ильичу Коробову, ведущему дивных гнедых коней. Они отливали золотом, эти кони, и не было ни в селе, ни, казалось, во всем мире похожих. Я любил этих коней, и любовь эта распространялась и на их хозяина, заботящегося о них, как о собственных детях. Антона Ильича любили дети и животные. Взрослые же наоборот – сторонились.
Ехавший мимо бедняк Мирон тоже завидовал владельцу лошадей. Какого же было его удивление, когда Коробов просто отдал ему гнедую пару! Отец лишь недовольно цедил, что Мирон променял свою бедняцкую честь на коней.
Сам же бывший хозяин, раздав все свое имущество, получил бумаги о «чистоте» перед властью, значок с Лениным и книжку «Друг детей». Теперь он мог быть полноценным пролетарием. В газете опубликовали письмо, в котором Коробов объяснил, почему он добровольно расстается с презренной частной собственностью. Антон Ильич уехал из деревни строить свое новое будущее.
Мирон за бесценок скупал инструменты и листовое железо с крыши дома Коробова у пролетария Вани Акули, который вырученные деньги тут же пропил.
Отец грозил Мирону попаданием под статью о раскулачивании, но тому было все равно. Пару раз он выезжал на конях по селу. А потом отца перевели в соседний район. Вскоре гнедую пару отдали в колхозные конюшни. О судьбе самого Мирона ничего известно не было.
Да и вряд ли неумелое управление имуществом может привести к чему-то хорошему.
Можете использовать этот текст для читательского дневника
Тендряков. Все произведения
Пара гнедых. Картинка к рассказу
Сейчас читают
Действие разворачивается в период окончания войны. Советская армия захватила город, и вдруг начался налет фашистских истребителей. Иван Волок бежал за сержантом, но не догнал. И тут перед ним возникли два фашиста. Иван одного пристрелил, а второй сбежал.
Роман Льва Толстого «Дьявол» относится к позднему периоду творчества писателя. Это одно из последних его произведений. У писателя уже окончательно сформированы взгляды на взаимоотношения между мужчиной и женщиной
Правитель Рима бы помолвлен с дочерью императора Византии Романа. Вместо Романа трон занял жестокий диктатор, изгнавший из страны сына Романа. В это самое время
Васека был не такой, как все. Молодой высокий парень с утиным носом и невозможным характером, он резко отличался от остальных молодых людей. Деньги его не интересовали, работой не увлекался – не видел ни в какой деятельности «души»
Пара гнедых. Одна песня на две судьбы
Чукотка, Колыма, Сахалин, Камчатка — места Серёгиной юности, где он работал сначала в студенческих стройотрядах, а затем в так называемых калым-бригадах. Поработав года два-три в очередном проектном институте, озверев от сидячей и, по большому счёту, никому не нужной работы, Серёга увольнялся и направлял запрос в какую-нибудь северную строительную контору. Вскоре получал вызов, дающий право на проезд в погранзону (а погранзоной в те времена был практически весь Север), и вместе с такими же романтиками, не гнушающимися длинного рубля, отправлялся на заработки.
История, которую он мне поведал, приключилась в семидесятые годы прошедшего столетия на Колыме, где Серёга в составе довольно разношёрстной бригады новосибирских калымщиков работал на прииске.
Работали, как всегда, по 10–12 часов в день, практически без выходных, завтрак и ужин готовили себе сами, обедать же ходили в местную столовую. Кормили в столовой вполне сносно, но цены были северными. Каждый раз при расчёте на кассе за обед, стоимость которого была в два-три раза выше аналогичного обеда на материке, бригадников невольно посещала мысль, а покроют ли их ожидаемые заработки эти затраты на еду?
Второй неприятностью после заоблачных столовских цен были местные бичи. Почти все бригады, которые работали в посёлке, имели привычку засылать гонцов для занятия очереди, чтобы потом подкатить гурьбой, поэтому очередь в столовой двигалась мучительно медленно. Но это ещё полбеды. Невероятно раздражали хамские манеры местных работяг, большинство из которых были людьми сидевшими, с вполне соответствующими замашками: небрежно растолкать пришлых, к примеру, было для них делом обычным. Новосибирцам хватало благоразумия не связываться, но однажды это благоразумие их всё-таки покинуло.
Когда Серёга, чуть припозднившись, зашёл в столовую, скандал уже разгорелся. Кричали и его собригадники, и местные. Одного из бичей, рвавшегося в драку, крепко держали друзья, в столовой стоял шум и гвалт. И вдруг кто-то из новосибирцев в запальчивости выкрикнул очень даже обидное слово. Бичи как один замолчали, переглянулись и встали в очередь, как будто ничего не произошло. Серёга, выросший на городской окраине, где процент «сидельцев» на количество проживающих намного превышал среднестатистические данные, сразу оценил происшедшее — за слово «козёл» придётся отвечать.
Через некоторое время, быстро сметав свой обед, он подошёл к столику, где сидели бичи, и попросил у всех прощения за приятеля. Мужики удивлённо на него взглянули и промолчали, продолжая работать ложками. Серёга не отходил от стола и продолжал стоять, пока один из бичей не поднял голову и не сказал: «Ладно, иди».
На объекте новосибирцы вновь дали волю эмоциям. Все кричали на Серёгу: мол, как ты мог так унизиться и тем самым унизить всех? Пришлось объяснить, что означает это брошенное слово, и как обычно зэки за такие слова мстят. Мужики начали хорохориться: дескать, мы за себя и постоять сможем, но предчувствие беды повисло в воздухе.
Вечером в своей общежитской комнате бригада готовила ужин, настроение было паршивым, начались ссоры между собой, в воздухе висела гнетущая атмосфера. Вдруг входная дверь открылась, и на пороге появился парень из соседней комнаты. «Рыжий, — обратился он к Серёге, — тебя там спрашивают». Все повскакали с мест, дескать, и мы с тобой. Кое-как отговорив товарищей, Серёга пошёл на «стрелку».
У крыльца стоял бич из столовской компании. Гость предложил папиросу, некурящий Серёга отказался. Бич хмыкнул и произнёс: «Слушай, земляк». «Хорошее начало», — подумал Серёга, слово «земляк» в здешних местах означало, что тебя держат за своего. «Ты кореш с понятием, — между тем продолжал бич. — Не виноват, а за своих извинился. Поэтому тебя не тронем, но завтра лучше найди предлог на работу не выходить, иначе попадёшь под раздачу и ты. Твоим же соплякам завтра слюну кровавую глотать». Бич картинно сплюнул, не менее картинно откинул щелчком папироску и повернулся было уходить, но остановился, услышав Серёгины слова: «Ну, если я, как ты говоришь, с понятием, то неужели думаешь, что вот так брошу своих товарищей?» Озадаченный таким поворотом событий бич достал очередную папиросу, закурил и начал молча Серёгу рассматривать. Тот, несмотря на предательскую дрожь в теле, изо всех сил старался демонстрировать невозмутимость. Бич докурил, так же картинно отбросил бычок и сказал: «Ну ладно, пошли!» «Куда?» — спросил Серёга. «К дяде Мише», — ответил бич.
Жил дядя Миша в соседней общаге, где на правах старожила имел отдельную комнату, в которую Серёгин спутник вежливо постучался. Услышав слова приглашения, мужики вошли, и бич начал рассказывать хозяину причину столь позднего визита, жалуясь на нахальных «пришлаков», не желающих соблюдать местные правила и вообще ведущих себя во всех отношениях вызывающе. Дядя Миша слушал с довольно ироничным выражением лица, но когда бич повторил фразу, брошенную пришлаками во время скандала в столовой, посуровел и, кивнув в сторону Серёги, спросил: «Он, что ли?» Бич кратко пересказал только что состоявшийся разговор, объяснив, что Серёга вообще ни при чём, в скандале не участвовал, но тем не менее за всех попросил прощение. Дядя Миша уже более заинтересованно посмотрел на Серёгу и сказал: «Так. Всё понял. А ну-ка, парень, выйди покури».
Серёга вышел в коридор. Через несколько минут появился бич и сказал: «В общем, так. Скажи своим соплякам, чтобы на тебя молились. А завтра к девяти вечера подгребайте сюда, с вас литр спирта и полведра картошки». Нужно сказать, что на колымских приисках во время промывочного сезона царил сухой закон, поэтому те из приезжих калымщиков, кто знал об этом, прихватывали с собой спирт. Картошка же была в тех местах ещё в большей цене, и её тоже многие привозили с собой.
На следующий вечер в комнате дяди Миши собралось человек пятнадцать. Хозяин комнаты мигом пресёк начавшуюся было разборку: кто первый начал и кто что сказал, назначил кашеваров, а поднявшийся через некоторое время аромат от варившейся картошки заставил всех мгновенно переключить внимание на дымящуюся кастрюлю. К готовой картошке махом нарезали хлеб и красной копчёной рыбы. Дядя Миша налил себе полстакана спирта и сказал краткую примирительную речь, под конец которой уточнил, что тот, кто нарушит это перемирие, будет уже иметь дело с ним лично.
Махнув спирт, занюхав кусочком рыбы, дядя Миша с благоговением вытащил из кастрюли картошку, побросал её с ладони на ладонь, слегка подул и с тем же благоговением медленно потребил этот вожделенный продукт, прикусывая красной рыбкой. Все молча ждали. Затем хозяин комнаты дал команду разобрать картошку из кастрюли и, прикинув, сколько в комнате человек, начал «по булькам» разливать спирт. Из-за отсутствия нужного количества стаканов разливать пришлось в две очереди, но хватило всем тютелька в тютельку: дядя Миша по части разливания оказался асом. Спирта всем досталось чуть больше пятидесяти граммов, но этого вполне хватило, чтобы народ размяк и подобрел. Включили магнитофон, начался обычный в таких случаях трёп: кто где бывал, кто откуда родом и т.п.
Разомлевший хозяин сидел на своей койке, дымил папиросой, в разговоры не вступал. Потом встал, выключил магнитофон и снял с гвоздя висевшую там гитару. Все разом замолкли. Чуть хриплым голосом дядя Миша начал исполнять несколько странно звучащие среди собравшейся компании русские романсы и щемящие душу тягучие народные песни, перемеживая всё это колымскими лагерными песнями. И в исполнении песен дядя Миша оказался асом.
Серёга сам немного умел играть на гитаре, знал массу песен, но по сравнению с дядей Мишей был по этой части просто младенцем и потому ценил талант хозяина комнаты, наверное, больше, чем кто-либо из присутствующих. Особенно запомнилось, как дядя Миша исполнял романс «Пара гнедых». А спетое с щемящей тоской «были когда-то и вы рысаками…» оценили буквально все. Было видно, как каждый из сидевших в комнате бичей воспринял эти слова на свой счёт. После «Пары гнедых» дядя Миша замолчал, повесил гитару, народ начал расходиться.
«Были когда-то и вы рысаками. »
Вскоре новосибирские калымщики, неплохо заработав, благополучно покинули северный посёлок и вернулись на «материк», а Серёга с тех пор стал неравнодушен к романсу «Пара гнедых». Как-то, увидев наименование романса в репертуаре заезжей эстрадной дивы, он пришёл на концерт под названием «Вечер русского романса», где со своей всклоченной рыжей бородой и шерстяным свитером выглядел несколько нелепо среди престарелой чопорной публики. Заезжая звезда, величаво выносящая на сцену своё дородное тело, жестоко разочаровала Серёгу. Куда ей до дяди Миши, думал он, сразу же после исполнения долгожданного романса пробираясь к выходу под возмущённое шиканье почтенной публики…
В следующий раз на Колыму Серёга попал уже в восьмидесятые годы. На этот раз работа была в Магадане — неуютном и неприветливом городе, где в туманные утра силуэты спешащих на работу прохожих казались тенями погибших в этом крае сотен тысяч зэков. Как-то местный напарник показал Серёге дом, в котором проживает знаменитый Вадим Козин. Оказывается, после окончания срока сталинской ссылки певец решил не возвращаться в Москву и остался в Магадане навсегда. Для Серёги это было откровением, и он тут же стал обсуждать варианты, как зайти к певцу в гости и попросить автограф. Однако магаданец предупредил, что характер у старика сложный, и что он не очень-то жалует назойливых почитателей, а если окажется не в духе, то может и с лестницы спустить. Так Серёга и не решился. Возможно, зря.
Лет через десять Серёга услышал, что Вадим Козин умер: старый человек во время сильного мороза скончался прямо на улице, можно сказать, замёрз. Случилось это 19 декабря 1994 года. А чуть позже Серёга узнал, что в репертуаре певца был романс «Пара гнедых». С тех пор каждый год 19 декабря уже много лет непьющий Серёга выпивает стопарик водки и поёт романс «Пара гнедых» в память о двух колымских зэках, которые решили остаток своей жизни провести в местах, куда попали не по своей воле. Особенно проникновенно он поёт строчки «были когда-то и вы рысаками…», ничуть не сомневаясь, что эти слова и про него, Серёгу.
Урок-исследование по рассказу В. Тендрякова «Пара гнедых»в 11 классеплан-конспект урока по литературе (11 класс) по теме
Мои воспоминания начались с лета 1929 года. На тот момент я достиг возраста 5 лет и отчетливо запомнил уже не куски событий, а целый сплошной их поток. Первого пескаря, черные бани изб, запах хлеба и разговоры мужиков о коммунии.
Этим летом село переселялось. Горы нехитрого скарба переезжали из бедной избы в богатую и наоборот. За всем зорко наблюдали мужики и обсуждали перевозимое, завидуя цинковому корыту или двум самоварам соседа.
Мой отец был причиной этого переезда. Руководствуясь коммунистическими постановлениями, он следил за соблюдением провозглашенной справедливости.
Сейчас всеобщее внимание было приковано к деревенскому «кулаку» Антону Ильичу Коробову, ведущему дивных гнедых коней. Они отливали золотом, эти кони, и не было ни в селе, ни, казалось, во всем мире похожих. Я любил этих коней, и любовь эта распространялась и на их хозяина, заботящегося о них, как о собственных детях. Антона Ильича любили дети и животные. Взрослые же наоборот – сторонились.
Ехавший мимо бедняк Мирон тоже завидовал владельцу лошадей. Какого же было его удивление, когда Коробов просто отдал ему гнедую пару! Отец лишь недовольно цедил, что Мирон променял свою бедняцкую честь на коней.
Сам же бывший хозяин, раздав все свое имущество, получил бумаги о «чистоте» перед властью, значок с Лениным и книжку «Друг детей». Теперь он мог быть полноценным пролетарием. В газете опубликовали письмо, в котором Коробов объяснил, почему он добровольно расстается с презренной частной собственностью. Антон Ильич уехал из деревни строить свое новое будущее.
Мирон за бесценок скупал инструменты и листовое железо с крыши дома Коробова у пролетария Вани Акули, который вырученные деньги тут же пропил.
Отец грозил Мирону попаданием под статью о раскулачивании, но тому было все равно. Пару раз он выезжал на конях по селу. А потом отца перевели в соседний район. Вскоре гнедую пару отдали в колхозные конюшни. О судьбе самого Мирона ничего известно не было.
Да и вряд ли неумелое управление имуществом может привести к чему-то хорошему.
Можете использовать этот текст для читательского дневника
Цель урока:
Ход урока:
Оборудование:
В девяностые годы ХХ века в печати вышли произведения разных писателей, которые пролили свет на происходящие во время коллективизации трагические события. К таким произведениям относятся рассказы В. Тендрякова «Пара гнедых», «Хлеб для собаки». Автор повествует о действительно происходящих событиях, свидетелем или очевидцем которых он был. Однако ценность его рассказов не только в правдивом изображении минувшего, но и в том, что писатель воспроизвел нравственно-психологическую а.
Рассказ заканчивается документальной репликой, сценой о том, что один из сосланных кулаков заберет у женщины грудного ребенка и размозжит ему голову.
«Хлеб для собаки».
Таким образом, мы увидели не только истоки коллективизации, но и плоды развернувшейся социальной справедливости.
Несколько вопросов о жанре.
Тендряков строит подлинную и достаточно полную картину отечественной истории. Он отказывается от изложения некой «правды» как от иллюзии обладания истиной. Он ищет, взыскивает истину вместе с читателем. Каким образом? Попробуем выяснить.
Документы вызывающе подлинны, он обрамляет их тем языком, той же интонацией. Литература Тендрякова дорастает до истории, потому что она нелжива и стремится к истине. Именно таким должен быть подход к нашей истории — великой и позорной; такой, наверно, суждено быть в ХХI веке и русской литературе.
Что означает пара гнедых
История Русских песен
Романс «Пара гнедых»
Замечательный русский романс «Пара гнедых, запряженных с зарёю…» появился в семидесятые годы девятнадцатого века.
«Пара гнедых» (романс)
Пара гнедых, запряженных с зарею,
Тощих, голодных и грустных на вид,
Вечно бредете вы мелкой рысцою,
Вечно куда-то ваш кучер спешит.
Были когда-то и вы рысаками,
И кучеров вы имели лихих,
Ваша хозяйка состарилась с вами,
Ваша хозяйка в старинные годы
Много хозяев имела сама,
Опытных в дом привлекала из моды,
Более нежных сводила с ума.
Таял в объятьях любовник счастливый,
Таял порой капитал у иных;
Часто стоять на конюшне могли вы,
Грек из Одессы и жид из Варшавы*,
Каждый искал в ней любви и забавы
И на груди у нее засыпал.
Где же они, в какой новой богине
Ищут теперь идеалов своих?
Вы, только вы и верны ей доныне,
Вот отчего, запрягаясь с зарею
И голодая по нескольку дней,
Вы подвигаетесь мелкой рысцою
И возбуждаете смех у людей.
Старость, как ночь, вам и ей угрожает,
Говор толпы невозвратно затих,
И только кнут вас порою ласкает,
Тихо туманное утро в столице,
По улице медленно дроги ползут,
В гробе сосновом останки блудницы
Пара гнедых еле-еле везут.
Кто ж провожает ее на кладбище?
Нет у нее ни друзей, ни родных.
Несколько только оборванных нищих,
Пара гнедых, пара гнедых.
*— (прим.) В третьем куплете на практике поют «еврей из Варшавы» вместо «и жид из Варшавы».
**-(прим.) В авторских сборниках поэта А.Н.Апухтина последнего куплета нет; видимо, это поздняя «вставка».
Впервые, романс «Пара гнедых» исполнил певец Саша Давыдов (1849-1911) в московском театре «Эрмитаж», в спектакле «Цыганские песни и романсы в лицах» (в конце 19-го, начале 20-го вв. ). Сохранилось свидетельство, репортаж журналиста Власа Дорошевича об одном из первых исполнений романса:
«Я помню спектакль в «Эрмитаже» Лентовского. Было весело, людно, шикарно. Шли «Цыганские песни». Давыдов пел «Плачь» и «Ноченьку». И вот он подошел к рампе. Лицо стало строгим, торжественным.
Пара гнедых, запряженных с зарею.
Первое исполнение нового романса. И со второго, с третьего стиха театр перестал дышать.
Где же теперь, в какой новой богине
Ищут они идеалов своих?
Разрастались рыдания. Кого-то вынесли без чувств. Кто-то с громким плачем выбежал из ложи. Я взглянул налево от меня. В ложе сидела оперная артистка Тильда из гастролировавшей тогда в «Эрмитаже» французской оперы Гинцбурга. По щекам у нее текли крупные слезы. Она не понимала слов. Но понимала слезы, которыми пел артист.
Бывший в театре, гостивший в Москве французский писатель Арман Сильвестр, легкий, приятный писатель, толстый, жизнерадостный буржуа, в антракте разводил руками:
— Удивительная страна! Непонятная страна! У них плачут в оперетке.
Вы, только вы и верны ей поныне,
Пара гнедых, пара гнедых…
Давыдов закончил сам, с лицом, залитым слезами. Под какое-то общее рыдание. Такой спектакль, я видел еще только раз в жизни».
В 20-30-е годы, известны замечательные исполнения романса «Пара гнедых», певцами Леонидом Утесовым и Вадимом Козиным.
К началу 30-х годов советские власти запрещают исполнение и издание романсов и многие замечательные музыкальные произведения становятся «репрессированными». Запрещённые Комиссией по контролю за грамофонным репертуаром, пластинки, подлежали немедленному изъятию из продажи. Например, безобидный романс «Выхожу один я на дорогу» был отвергнут за «мистический характер», а романс «Пара гнедых», по мнению комитетчиков, «воспроизводил затхлый быт прошлого, с его отношением к женщине, как к орудию наслаждения». И потому тоже подлежал изъятию. В послевоенные годы отношение к романсу меняется и к нему вновь возвращается былая популярность, песня снова входит в репертуар знаменитых исполнителей, записывается на пластинки и популярность произведения сохраняется и по сей день.
Пара гнедых, запряженных с зарею,
Тощих, голодных и грустных на вид;
Тихо плететесь вы мелкой рысцою
И возбуждаете смех у иных!
Были когда-то и вы рысаками,
И кучеров вы имели лихих,
Ваша хозяйка состарилась с вами.
Пара гнедых, пара гнедых.
Грек из Одессы, еврей из Варшавы,
Каждый искал в ней любви и забавы
И на груди у нее засыпал.
Где же теперь? В какой новой богине
Ищут они идеалов своих?
Вы, только вы и верны ей поныне.
Пара гнедых, пара гнедых.
Вот почему, запрягаясь с зарею
И голодая по нескольку дней,
Тихо плететесь вы мелкой рысцою
И возбуждаете смех у людей.
Старость как вам, так и ей угрожает,
Говор толпы безвозвратно утих;
И только кнут вас порою ласкает.
Пара гнедых, пара гнедых.
Тихо туманное утро в столице,
По улице медленно дроги ползут,
В гробе сосновом останки блудницы
Пара гнедых еле-еле везут.
Кто ж провожает ее на кладбище?
Нет у нее ни друзей, ни родных.
Несколько только оборванных нищих
Да пара гнедых, пара гнедых.
Пара гнедых, запряженных зарею,
Тощих, голодных и грустных на вид,
Тихо плететесь вы мелкой рысцою,
Вечно куда-то ваш кучер спешит.
Были когда-то и вы рысаками,
И кучеров вы имели лихих,
Ваша хозяйка состарилась с вами,
Пара гнедых, пара гнедых…
Ваша хозяйка в старинные годы
Много хозяев имела сама.
Опытных в дом привлекала из моды,
Более пылких сводила с ума.
Таял в объятьях любовник счастливый.
Таял порой капитал у иных.
Часто стоять на конюшне могли вы,
Пара гнедых, пара гнедых.
Грек из Одессы, еврей из Варшавы,
Каждый искал в ней любви и забавы
И на груди у нее засыпал.
Где же они, в какой новой богине
Ищут теперь идеалов своих?
Вот только вы и верны ей доныне,
Пара гнедых, пара гнедых…
Вот отчего, запрягаясь с зарею,
И голодая по нескольку дней,
Вы подвигаетесь мелкой рысцою
И возбуждаете смех у людей.
Старость, как ночь, вам и ей угрожает,
Говор толпы невозвратно затих,
И только кнут вас порою ласкает,
Пара гнедых, пара гнедых…
Тихо туманное утро в столице,
По улице медленно дроги ползут.
В гробе сосновом останки блудницы
Пара гнедых еле-еле везут.
Кто ж провожает ее на кладбище?
Нет у нее ни друзей, ни родных.
Несколько только оборванных нищих,
Да пара гнедых, пара гнедых…