дерзновение что это в православии
Дерзновение
|
Достаточно однажды увидеть иллюзорность счастья «в сей временной жизни», для того чтобы прошла нерешительность и дерзость, а на их месте возросла великая добродетель – та самая, которой не хватило до совершенства евангельскому богатому юноше, отошедшему от Христа опечаленным.
Сравнивая себя с человеком средневековья, наш современник с гордостью осознает собственное превосходство. Еще бы – ведь у него есть гарантированные права, свободный образованный ум и, конечно, техническое могущество.
А еще у него есть мечта о счастье. Ценность именно этой вещи в хозяйстве современного человека представляется крайне сомнительной. Смутная перспектива жизненного счастья одних делает нерешительными, других – дерзкими. Первые не могут (порой достаточно долго) решить вопросы, которые для средневекового человека и вопросами-то не были. Жениться или не жениться? Поступить в монастырь или обождать до старости? А какую профессию выбрать и чем заниматься? Страх упустить жизненное счастье, о котором они имеют крайне смутное представление, парализует волю и всю жизнь удерживает их от любого решительного шага.
Другие, наоборот, слишком опрометчиво связывают счастье с комфортом или «качеством жизни». Для них характерна дерзость, с которой они рушат все человеческие и божественные законы, отчаянно пытаясь «построить коммунизм на отдельно взятом» Рублевском шоссе.
Между тем, принципиальная невозможность счастья доказана уже давно. Как известно, царевичу Гаутаме еще до рождения было предсказано блестящее царствование до тех пор, пока он не столкнется с тремя вещами: старостью, болезнью, смертью. После чего он навсегда оставит прежнюю жизнь и, сложив с себя царское достоинство, сделается «садху» – странствующим нищим мудрецом. Как это часто бывает, слово «мудрец» в качестве жизненной перспективы сына не произвело на родительское сердце никакого впечатления (во всяком случае, оно не компенсировало ужаса от двух других), и царевича постарались заключить в своеобразный карантин, удалив из царства стариков, больных, калек и нищих. Тридцать лет Гаутама прожил в роскоши и удовольствиях, не видя ни одного нерадостного взгляда и не слыша ни от кого даже косвенных упоминаний о каких-либо страданиях.
Но однажды царевич ускользнул из-под надзора и перешел границу счастливого мира. Можно только гадать о его состоянии, когда он увидел нищего старика, плачущего от боли своих недугов и просящего подаяния над телом своего мертвого брата.
Гаутама мог бы, пожалуй, вернуться во дворец и вновь вкусить выпавшие на его долю радости жизни, но, оценив подобную перспективу, он, очевидно, понял: насладиться ими по-прежнему уже не удастся. Сознание того, что счастье противоестественно миру, что оно трофей, добытый в борьбе, который очень легко потерять в ходе все той же борьбы, которая никогда не прекращается, отравило бы вкус любого блюда. Страх возможной разлуки ложкой дегтя омрачил бы всякий медовый месяц, обещающий «неземную любовь». Стоны больных внесли бы разлад в веселое пиршество и мирную беседу друзей. Пир во время чумы – весьма сомнительное удовольствие, блестяще изображенное Пушкиным в одноименном драматическом произведении.
Представление о неуместности личного счастья в нынешней жизни характерно и для христианства. Константин Леонтьев рассказывает об истории, наделавшей в свое время много шума в Петербурге.
«Недавно в наш Оптинский скит поступили послушниками двое молодых людей из лучшего нашего дворянства: Шаховский и Чернов. Они двоюродные братья. Оба женаты; супруги их молоды и красивы; средства их настолько хороши, что г-жа Шаховская в своем воронежском имении устроила на свой счет женскую общину, в которой, как слышно, и будет сама назначена настоятельницей.
И мужей, и жен одели здесь, в Оптиной, в монашеское платье, и обе молодые дамы уехали в Воронеж, а мужья остались в скиту.
В последний раз, уже облаченным в подрясники, им позволили сходить в гостиницу проститься с мужьями, братьями, и прощание это, как говорят, было до того трогательно, что старый монах-гостинник, человек торговый и вовсе не особенно чувствительный, плакал, глядя на них, и восклицал:
– Господи! Да что же это вы делаете! Да как же вы это, такие молодые, расстаетесь! Да разве это так можно! Боже мой!
Жили обе молодые четы между собою в полном согласии, и, когда одна приезжая дама спросила у г-жи Шаховской, что побудило их решиться на такой геройский шаг, она отвечала:
– Мы были слишком счастливы!»
Итак, к чему же стремиться человеку, если перспектива счастья сомнительна? Христос говорит: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко».
Бремя служения Христу парадоксальным образом облегчает, а не отягощает человеческое существование в мире, наполненном страданием и смертью. Убегать от зла оказывается тяжелее, чем вступить с ним в бой. Пассажир спортивного мотоцикла испытывает более сильный страх скорости, чем водитель, хотя, казалось бы, пассажир ни за что не отвечает. Мальчишки бегут на фронт потому, что в тылу гораздо страшнее, хотя и безопаснее. Аскетический опыт говорит о самом эффективном способе бороться с ленью – нужно всего лишь усложнить себе задачу. Это может показаться парадоксальным, но в монастыре с более строгим уставом легче подвизаться. «Лишения и тяготы военной службы» оказываются «игом», несравненно более «приятным», и бременем, гораздо более «легким», нежели гражданское существование, не связанное никакими обетами. Возможно, это понимали братья Шаховский и Чернов, упоминаемые Леонтьевым.
О смирении и дерзновении
Приблизительное время чтения: 5 мин.
Христиан иногда упрекают в нарочитом самоуничижении; это неверно, и скорее правы те, кто упрекает нас в крайнем дерзновении. Теизм — то есть вера в личностного Бога-Творца — предполагает поразительное притязание на то, что Творцу вселенной мы небезразличны. Античный антихристианский автор Цельс язвительно высмеивал веру иудеев и христиан в то, что Богу есть до них дело:
«Род христиан и иудеев подобен стае летучих мышей или муравьев, вылезших из дыры, или лягушкам, усевшимся вокруг лужи, или дождевым червям в углу болота, которые устроили бы собрание и стали бы спорить между собою о том, кто из них грешнее, и говорить, что, мол, «Бог наш все открывает и предвозвещает», что, «оставив весь мир и небесное движение и оставив без внимания эту землю, Он занимается только нами, только к нам посылает Своих вестников и не перестает их посылать и домогается, чтобы мы всегда были с Ним». Христиане подобны червям, которые стали бы говорить, что, мол, есть Бог, а затем следуем мы, рожденные Богом, подобные во всем Богу, нам все подчинено — земля, вода, воздух и звезды, все существует ради нас, все поставлено на службу нам. Ныне, говорят черви, ввиду того что некоторые среди нас согрешили, придет Бог или он пришлет Своего Сына, чтобы поразить нечестивых и чтобы мы прочно обрели вечную жизнь с Ним. Все это более приемлемо, когда об этом спорят между собою черви и лягушки, чем иудеи и христиане».
Язычника, который задыхается от возмущения, слыша такие притязания «червей и лягушек», можно понять — это действительно неслыханные притязания. Их оправдывает только одно — это правда. Бог действительно «к нам посылает Своих вестников и не перестает их посылать и домогается, чтобы мы всегда были с Ним». Бог настолько желает, чтобы «мы прочно обрели вечную жизнь с ним», что стал Человеком и умер за нас на Кресте.
Как же совместить эту веру со смирением в стиле «я хуже всех, я хуже всех, я хуже всех, я хуже всех»? Да никак. После того, как Христос заповедал нам называть Бога нашим Отцом, и искупил нас честною Своею кровью, это не получится. И слава Богу — потому что это не смирение.
Новый Завет говорит другое — «Итак облекитесь, как избранные Божии, святые и возлюбленные, в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение, снисходя друг другу и прощая взаимно, если кто на кого имеет жалобу: как Христос простил вас, так и вы.» (Кол. 3:12,13). Вы теперь — благодаря тому, что Христос искупил вас и сопричислил к Своей Святой Церкви — «избранные Божии, святые и возлюбленные», и должны вести себя соответственно — облекаться в добродетели и прощать, подобно тому, как Христос простил Вас самих. Во Христе Вы соделаны новыми людьми — и это должно явиться в том, что вы ведете себя, как новые люди. В частности, являете подлинное смирение, о котором говорит Апостол: «ничего [не делайте] по любопрению или по тщеславию, но по смиренномудрию почитайте один другого высшим себя.» (Фил.2:3). Смирение состоит не в том, чтобы считать себя дрянью и грязью — оно вообще обращено не на себя. Оно обращено на других — и видит их высоту и достоинство. Ведь и к ним относится это Евангельское возвещение — Христос за них умер, Бог внимательно слушает их, когда они взывают к Нему, и желает, чтобы они вошли в вечную жизнь с ним. Обращаясь к любому человеку, мы обращаемся к тому, кого Бог почтил Своим образом, к тому, за кого умер Христос. Обращаясь к собрату-христианину мы обращаемся к тому, кто воспринят Христом в Святом Крещении, к тому, кого Христос принимает как участника в Его Тайной Вечери, к тому, кто каждый день лично обращается к Богу — и Бог его слышит.
Видя такое достоинство других, мы смиряемся и трепещем — над кем мы насмехались, кого мы уничижали, кем пренебрегали? Теми, к кому склоняется Творец Вселенной и Судия Мира, чтобы принять их исповедь и выслушать их молитвы. Теми, кого Христос пожелал искупить Своей кровью. Смирение — это не столько о нашем недостоинстве, сколько о достоинстве других.
Дерзновение
Ты не имеешь дерзновения? Но великое дерзновение, великая польза в том и состоит, чтобы считать себя не имеющим дерзновения; равно как стыд и крайняя опасность – считать себя имеющим дерзновение (свт. Иоанн Златоуст, 44, 544).
Крайне дивлюсь тем, которые смешивают и вещи и имена. Ибо до такой доходят премудрости, что дерзновение называют бесстыдством, а бесстыдство – дерзновением, погрешая в том и другом. Делают же сие или чтобы заградить уста дерзновению, или чтобы бесстыдство обучить большему пороку, не зная, или и зная, но обманывая себя самих, что бесстыдство есть не сознающее срамоты пустословие о самых гнусных страстях, а дерзновение смелая защита прекрасного. Посему надлежит последовать не мнениям людей развращенных, но истине самих вещей. Ибо таковые вооружают язык не против людей только, но и против Божественного Всемогущества, долготерпение Божие не стыдятся называть непопечительностью. Посему нимало не удивительно, если сии на все дерзкие перемешивают имена, когда бросают стрелы даже в самое небо (прп. Исидор Пелусиот, 62, 322).
Авраам, ученик аввы Сисоя, был однажды искушен от демона. Старец, увидя его падение, встал, простер руки к небу и сказал: «Боже! угодно ли Тебе или не угодно исцелить, но я не отступлю от Тебя, пока Ты не исцелишь его!» И ученик тотчас исцелился (97, 250).
Наступил праздник Святой Пасхи. В обители аввы Аполлония была отслужена торжественная утреня, братия причастились Святых Тайн. Из бывших запасов было приготовлено кое-что для подкрепления. Что ж у братии было? Всего только немного черствого хлеба да соленые овощи. Тогда святой Аполлоний сказал: «Если мы имеем веру, как истинные слуги Христа, пусть каждый из вас испросит для радостного дня то, чего бы он охотно ныне вкусил!» Братия просили его самого обратиться к Богу с молитвой, потому что он превосходил всех возрастом и своими подвигами. Себя же они сочли недостойными такой просьбы. Тогда авва с живейшей радостью излил молитву перед Богом, по окончании ее все сказали: «Аминь!»
И тотчас у самого входа в пещеру появились совершенно неизвестные люди, доставившие разного рода припасы. Никто не мог и представить себе ни такого изобилия, ни такого разнообразия, ни такой быстроты доставки. Были принесены яблоки таких сортов, какие совсем не родятся в Египте, необычайно большие гроздья винограда, орехи, смоквы, финикийские гранаты, сотовый мед, много молока, огромные финики и еще теплые хлебы необычайной белизны – тоже, по-видимому, из чужих земель. Доставившие все это лишь только вручили провизию инокам, тотчас поспешили удалиться. Тогда, воздав благодарение Богу, иноки приступили к трапезе и вкусили ниспосланные им плоды. Изобилие принесенных даров было таково, что их хватило, при ежедневном вкушении, до самого Дня Пятидесятницы. Вот что сотворил Господь ради торжества Великого дня! (99, 46).
В ряду рассказов об услышанных Богом людских молитвах передадим высоконазидательный и вместе трогательный рассказ об одном афонском иноке, который слезно и долго молился Богу о том, чтобы Он лучше здесь его наказал, но и помиловал бы его после смерти. «Здесь, Спаситель мой, накажи меня как чадолюбивый и сердобольный Отец, а там прости как единый безгрешный и многомилостивый Бог, ибо если здесь не вразумишь несчастного, и не дашь ему сердечною озарения, чтобы ежедневно без стыда приносил он покаяние во грехах своих: что там делать ему, не имеющему оправдания? Итак, здесь, Спаситель мой, здесь, где наслаждался я прелестию греха, вразуми меня как благосердый и чадолюбивый Отец, а там прости мне, как Милостивый Бог, единый безгрешный!» Непрестанный молитвенный вопль старца, наконец, проник небеса и дошел до Господа Бога.
Однажды, по обычной молитве, старец прилег отдохнуть и погрузился в тихий сон. В первые мгновения сна он был поражен ослепительным сиянием, разлившимся по келье. Старец боязненно осмотрелся, и его взоры остановились на Кресте, к которому пригвожден был Божественный Страдалец, Господь наш Иисус Христос; терновый венец лежал на израненной главе Его; из рук, из ног и из ребра Его кровь струилась потоком; от лица Искупителя, от Его кротких взоров исходило удивительное сияние. Старец затрепетал от радости, пал пред Господом на колени и залился слезами. «Что ты так горько и беспрестанно плачешь? Чего ты хочешь от Меня?» – спросил кротко с Креста Спаситель плачущего старца. «Господи! – воскликнул старец, умиленно скрестив на груди руки. – Ты знаешь, как я огорчил Тебя; Ты видишь, как много у меня грехов: покарай меня за них в настоящей жизни, как Тебе угодно, и помилуй меня по смерти. Более ничего я не хочу, более ничего я не прошу от Тебя». «Хорошо, – отвечал Господь, – будет но твоему желанию». Видение кончилось. Старец, сильно потрясенный чувством неизъяснимой радости от лицезрения и сладкой беседы Господа, не пробуждаясь еще, ощутил, что его внутренность вся как будто подорвалась. Он пробудился и действительно увидел, что у него появилась огромная грыжа; она и осталась таковою навсегда. Если б знали мы, если б дано было видеть нам преждевременно, что нас ждет за гробом и в последние минуты жизни, конечно, как говаривал один святой отец, мы целый век согласились бы с удовольствием просидеть в келье, переполненной язвительными червями, чем пробыть несколько времени в аду (111, 205).
Преподобный Иулиан пустынник, живя в Парфянской стране при реке Евфрат, в пещерах с сонмом иноков, избравших его на пути спасения в руководители, имел постоянное в устах своих псалмопение святого пророка Давида, непрерывное в уме размышление и молитвенную беседу с Богом. Не довольствуясь этим, он часто удалялся на время из своей пещерной кельи в глубь пустыни, верст за пятьдесят, для уединенной молитвы и брал с собою кого-нибудь из братии, но желанию их, для соучастия в молитве. В одно время ему сопутствовал юноша Астерий, который по прошествии трех дней пути стал изнемогать от нестерпимого зноя в пустыне; мучимый жаждою, он однако же стыдился сказать старцу о своих страданиях, о которых тот предупреждал. Наконец, обессилев совершенно, Астерий умолял старца сжалиться над ним. Так как путь был долог, то Иулиан предложил юноше возвратиться назад. Но Астерий не знал пути к пещере, к тому же и не мог идти, потому что силы его истощились от жажды, томившей его. Тогда человек Божий, тронутый страданием своего спутника, снисходя к слабости его. преклонив колена, усердно воззвал к Богу о спасении, оросив землю горячими слезами. И молитву праведника услышал Бог: капли слез, упавших на землю, Он превратил в водный источник. «Этот источник, – повествует блаженный Феодорит, – сохранился и доныне как памятник молитвы благочестивого старца, подобной молитве Моисея. Ибо как Моисей, ударив жезлом по сухому камню, извел потоки вод, чтобы напоить многие тысячи людей, изнемогавших от жажды, так и этот богоугодный старец, оросив слезами сухой песок, произвел воду, чтобы утолить жажду одного юноши». Этот юноша, известный впоследствии подвижник Астерий, был основателем обители в окрестностях Гиндара (селение близ Антиохии) и воспитал многих знаменитых добродетелями учеников (111, 205–206).
Однажды некий старец пришел на Синайскую гору. Когда он уходил оттуда, встретился ему брат и, воздыхая, жаловался ему: «Мы в скорби по причине засухи, и дождя нет у нас». Старец сказал: «Отчего вы не молились и не просили дождя у Бога?» Брат ответил: «И молились, и прилежно просили Бога, но дождя нет». – «Полагаю, не усердно молились. Хочешь ли знать, что это так? Станем вместе на молитву». С этими словами он простер руки к небу и помолился. Дождь пошел тотчас. Брат, увидевши это, испугался и поклонился в ноги старцу, а старец немедленно бежал оттуда (106, 506). Источник.
«Дерзновение» – это слово, толкование которого нередко вызывает затруднение. Связано это с тем, что в сегодняшней повседневной жизни оно почти не употребляется. В словаре данная лексема сопровождается такими пометками, как «высокопарное», «поэтическое». В данное статье будет подробно рассказано о том, что это – дерзновение, а также, чем оно отличается от понятия «дерзость».
Обратимся к словарю
Вам будет интересно: Вы продолжаете изобретение велосипеда педалировать! Значение слова уточните, пожалуйста
Там значение «дерзновения» рассматривается, как решительное, дерзкое смелое устремление к чему-нибудь. Пример: «В Библии, как и в Коране, есть слова о том, что, когда в душе есть надежда, человек будет действовать с великим дерзновением».
Перейдем к похожему слову «дерзость». Его значение в словаре трактуется, как:
Вам будет интересно: Что значит «однозначно»? Значение слова и примеры употребления
Как видно из примеров, есть различие в оттенках. В первом случае, в отличие от второго, он не является негативным. Но до конца оно еще не совсем понятно, поэтому будем разбираться дальше.
Изучая значение слов «дерзновение» и «дерзость», рассмотрим их происхождение.
Этимология
Нужно отметить, что две изучаемые лексемы имеют общее происхождение с прилагательным «дерзкий». Последнее образовано от праславянской формы derz. От него также произошли:
Обычно праславянское derz сравнивают с:
Из происхождения обоих слов видно, что дерзость и дерзновение – это довольно близкие друг другу слова. Так в чем же их отличие? Будем разбираться.
Связь с разными глаголами
Различие станет более понятным, если уточнить, что существительное «дерзновение» имеет связь с глаголом «дерзать», а «дерзость» с глаголом «дерзить». Рассмотрим их подробнее.
Первый из них имеет два оттенка толкования:
Второй трактуется, как разговорное слово, которое обозначает «вести себя вызывающе, непочтительно, говорить оскорбительные, грубые слова, грубить». Пример: «Стеклова совсем отбилась от рук, дошло до того, что она не только била и оскорбляла своих одноклассниц, но и беспрерывно дерзила учителям и даже директору школы».
Здесь различие просматривается более ясно. Будем рассматривать его и далее, постепенно приближаясь к его формулировке.
Черта характера
Слово «дерзость» – это черта характера, являющаяся противоположностью робости, стыдливости, боязливости. Она может иметь различную моральную оценку. Здесь все зависит от контекста. В качестве синонима «дерзости» могут выступать:
Но дерзость можно назвать и попыткой самоутвердиться, тогда у нее будут уже другие синонимы:
Перейдем ко второй лексеме.
Как христианская добродетель
В книге Царств иметь дерзновение – значит быть устремленным, смелым.
В третьем случае, в Евангелии от Иоанна, оно рассматривается, как особая форма свободы при обращении к Богу праведного человека.
Одна из религиозных песен, авторы слов и музыки которой неизвестны, начинается со слов «Дерзновение, упование». Далее говорится о желании сохранить их до конца, чтобы и далее трудиться для Христа со старанием и ревностью. Здесь явно просматривается положительный оттенок слова «дерзновение». Такой же оттенок оно, как правило, имеет и в обычной жизни, и в поэзии.
Вывод
Таким образом, отличие между дерзостью и дерзновением заключается в следующем:
Примеры из Библии
Особой дерзостью можно назвать поведение Адама, которое проявилось непосредственно после его грехопадения. Давая ему возможность раскаяния, Всевышний спросил, не ел ли он плодов дерева познания добра и зла, что было ему строжайше запрещено.
Вместо того чтобы, раскаявшись, попросить у Бога прощения, Адам сделал попытку переложить всю ответственность и вину на Еву. Мало того, он косвенным образом обвинил и самого Создателя. Он ответил, что именно от него получил жену, давшую ему плод, который он и ел. Об этом сказано в Книге Бытия.
Другой пример, из книги Исход, говорит о дерзновении. Когда иудеи впали в идолопоклонство, изготовили золотого тельца, признав его своим Богом, Всевышний сообщил Моисею, что его соплеменники будут уничтожены. А после этого от пророка будет произведен новый народ. Моисей не желал принять это слово, он стал противиться, умоляя Господа о том, чтобы он простил израильтян. И мольбы его были услышаны.
Таким образом, христиане должны проявлять дерзновение, но избегать дерзости.
«О дерзновении». Священник Владислав Береговой
Нашим собеседником был настоятель храма Бориса и Глеба в городе Мосальске Калужской области, руководитель Молодежного отдела Песоченской епархии священник Владислав Береговой.
Мы говорили о дерзновении: что это такое, чем отличается от дерзости, когда оно полезно, а когда может быть во вред, а также является ли оно даром свыше, или его можно воспитать. Отец Владислав ответил, какую молитву можно назвать дерзновенной, можно ли сказать что по-настоящему дерзновенны были только святые, а также какие примеры дерзновения нам известны из Священного Писания, и как можно проявить эту добродетель современному христианину.
А.Ананьев:
— Добрый вечер, дорогие друзья!
Со всем возможным своим дерзновением приступаю я вновь к программе «Вопросы неофита» на светлом радио.
Меня зовут Александр Ананьев, и, вот, фраза, которую я сейчас сказал — «со всем возможным дерзновением» — мне не понятна.
Я пытался проанализировать. если быть совсем честным. такая сейчас публичная исповедь будет в начале программы «Вопросы неофита». проявлял ли я, хотя бы раз в жизни, дерзновение. И, вот, если быть совсем откровенным — вот, совсем откровенным — все те случаи, которые пришли мне на ум, скорее, можно было бы описать, как. как. решительное легкомыслие, афера, авантюра, недалёкость, неразумность. и когда я, вопреки всему и несмотря ни на что, шёл вперёд и старался лишний раз не озираться.
Или же — это и есть дерзновение? Дерзновение, о котором мы, вот, совсем недавно читали Священное Писание на Богослужении.
Тем не менее, в призыве Спасителя: «Дерзай. дерзай, дщерь. дерзай, Павел. » — сокрыта, наверное, сама суть веры.
Но, как написал, на днях, чудесный священник, протоиерей Алексий Уминский: «Дерзновение — это вещь, которая совершенно неизвестна современному христианину. Да и, вообще, в течение многих, многих веков — непонятно, что такое дерзновение.
Вот, есть закон — это мы понимаем. Вот, есть правила — это мы понимаем. Есть традиции — и это мы понимаем. И вдруг эти законы, правила и традиции — стоят, как стена, между тобой и Богом».
И, вот, обо всём этом сегодня мне хочется поговорить, попробовать найти ответы на свои вопросы со своим замечательным собеседником — настоятелем храма Бориса и Глеба в городе Мосальск, Калужской области, священником Владиславом Береговым.
Добрый вечер, отец Владислав! Здравствуйте!
О.Владислав:
— Здравствуйте, Александр! Здравствуйте, дорогие слушатели!
А.Ананьев:
— Как дела в Мосальске? Как дела в чудесном храме Бориса и Глеба?
Я слежу за судьбой вот этого храма небольшого, в Мосальске, который Вы восстанавливаете, с Божьей помощью, и радуюсь каждому вашему новому приобретению.
Как у вас там дела? Восстанавливается понемногу храм?
О.Владислав:
— Спасибо! Да, да. вчера, наконец-то, с последними долгами рассчитался. У нас уже Престол есть, Жертвенник, и мы уже можем Литургию начинать, хоть завтра, служить. Сейчас собрали некоторые средства на церковную утварь.
А так — по субботам панихидки пока служим. Наши бабушки приходят: ковры расстелили, тёплый пол — включили, все рады, все довольны — молятся, своих поминают усопших родственничков, и сами стараются жить праведно.
А.Ананьев:
— Ну, и. вот. представьте себе — маленький-маленький город в Калужской области, старое кладбище в Мосальске, и абсолютно разрушенный храм на территории этого кладбища. В том, что вы, расправив плечи, вступили в. ну. фактически, в руины этого храма, и взялись его восстанавливать, на мой взгляд, было то, что. у меня сейчас нет доказательств, но есть ощущение. было то, что называется — дерзновением. Или же это — не дерзновение?
Давайте, попробуем разобраться.
О.Владислав:
— Знаете, да, это слово настолько глубокое и многогранное — наверное, как и любовь. Греческое слово «любовь» переводится тремя десятками всевозможных других оттенков, и «дерзновение», пожалуй, так же переводится.
Я помню молитвы в этом храме, когда вместо пола были груды мусора, не было ни окон, ни дверей, разбитые кирпичи — и туда тянуло. Каждая молитва казалась подвигом. Ты идёшь подвизаться духовно в месте, где холодно, где грязно, но, тем не менее, Ангел которого сослужит тебе. А когда сейчас уже плиточка лежит, и некоторый комфорт, и двери стоят — идёшь уже служить, как в обыкновенный храм, практически. И думаешь: «Неужели когда-то здесь было всё так сложно и тяжело? А сейчас бы — полегче. — думаешь, — А, может быть, и не служить уже зимой? Ну. в принципе. чё, там. людей морозить. » И бабушки говорят: «Вы что, батюшка? Как минус 30 было, так служили! А как плюс 10, и пол ровненький — так уже „давайте не служить“?» — пристыжают.
Так, что — да, дерзновение предполагает некоторый ответ на Божий призыв.
А.Ананьев:
— Ответ на Божий призыв.
О.Владислав:
Пророки Ветхого Завета чаще избегали этого служения, и Господь их «догонял», и говорил: «Нет, нет. вот — держи и неси слово Моё», — к иудеям, к ниневитянам, к другим народам. к Северному царству, Израильскому. Они понимали, что будет тяжело. Но — несли. И вот в этом послушании и раскрывалось их дерзновение. В этом голосе, в этом открытии рта для того, чтобы огнекрылый Херувим вложил в них угль горящий, чтоб ты мог жечь сердца людей.
А.Ананьев:
— У меня сразу — очень много вопросов.
Вот, давайте, начнём с конца. Действительно ли, дерзновение предполагает наш открытый рот? Вы сейчас сказали очень правильную вещь: дерзновение — это готовность последовать призыву Бога. То есть, Вы услышали, что Вам следует пойти туда и сделать — это. Вы видите, что будет чрезвычайно трудно. Вы видите, что. ну. вот. в Вашем случае — пола нет, стены исписаны скабрезными надписями, мусор, крыши — нет, а в остатке купола зияет дыра, пробитая снарядом фашистского самолёта — вплоть до этого, я помню, Вы показывали мне это вот — истерзанный купол старого храма. Но, ведь, это не предполагает того, чтобы Вы открывали рот? То есть, это предполагается — молча следовать.
О.Владислав:
А.Ананьев:
О.Владислав:
Ведь, Господь предлагает тебе некоторую миссию, но не обязывает тебя идти по этому пути. Он всегда — предлагает. Есть такое слово по-гречески «синергия», которое описывает образ взаимоотношений человека и Бога. Бог действует благодатью, ты действуешь решимостью. И если решимость ещё и дерзновенна, то, конечно, КПД твоего духовного подвига будет несопоставимо выше.
Ведь, может быть решимость и как у пророка Ионы — якобы не против, но. но. но. но. огородами, огородами — и куда-нибудь, в противоположное от Сирийского царства направление. Но Господь тебя и там найдёт, и будет всевозможными уроками жизни возвращать тебя к тому, к чему ты призван.
Поэтому, лучше сразу, добровольно, дерзновенно осуществить Промысел Божий о тебе, чем, пытаясь от него уйти, всё равно, осуществить, но, при этом, набив огромное количество шишек на лбу своём горемычном.
А.Ананьев:
— Почему мы, современные христиане, забыли, что такое дерзновение, отец Владислав?
О.Владислав:
— Ну, наверное. не хорошо, наверное, на таком. всесоюзном радио ругать коллег. Как же так сказать тактично. Ну. потому, что духовенство, большей частью, говорит о том, что христианство, православие — это религия, в которой необходимо забиться в какой-нибудь дальний угол, молиться себе тихонечко ( конечно, в основном, покаянными молитвами ), считать себя хуже всех, не высовываться, и всю жизнь посыпать главу свою пеплом, особенно во дни Великого поста, за всё то плохое, что ты совершил, хочешь совершить или совершишь когда-нибудь в будущем. Какое уж тут дерзновение? Тут, хоть бы. как бы. снискать Божие милосердие, по отношению к себе. вот. и — всё. Шаг вправо, шаг влево — расстрел.
Чего только ни спрашивают бедные затюканные православные прихожане, боясь подступать к Причастию! Кто-то, вкушая рыбу в среду, пятницу, или даже в субботу перед Причащением, а кто-то — притрагиваясь к рыбе, покормив кота: «Батюшка, могу я причащаться? Я тут кота кормил рыбой, и не знаю, могу ли я теперь. потрогав её. прикоснувшись к ней, причащаться?»
То есть, народ даже у нас — запуган всевозможными правилами, неисполнение которых приведёт тебя. ну. как правило. к болезни. Люди не так боятся какой-то негативной загробной участи, как наказания Божьего здесь и сейчас за то, что нарушил какое-то предписание. там. исцелил слепого в субботу. Вот.
Вот это — Ветхий Завет живёт в головах духовенства, живёт в головах православных христиан, и уж какое тут дерзновение может быть?
Говоришь людям. помните слова из Апокалипсиса. там. «Горе тебе — ты не холоден, ни горяч. о, лучше бы ты был холоден и горяч, чем вот такой вот теплохладный, какой сейчас есть!» А мы вынуждены теплохладными быть — потому, что страшно, потому, что боимся.
А дерзновение — штука хорошая. Даже если тебя занесло не в ту сторону в этом дерзновении, всегда Господь принимает его, и корректирует направление этого дерзновения.
И для нас служит невероятно утешительным примером жизнь апостола Павла, который, в своём дерзновении послужить Богу, уничтожил какое-то невероятное количество христиан, но, впоследствии, стал первоверховным апостолом, авторству которого принадлежит 14 книг из 27 Нового Завета, а это, извините, больше половины!
А.Ананьев:
— Но это же — не повод отрицать, или не следовать правилам и существующим законам. Я даже не буду сейчас озвучивать те радикальные истории, связанные с людьми, которые имели дерзновение ослушаться вышестоящее священноначалие, ослушаться и не последовать законам, правилам, поступить так, как им видится воля Бога, и, тем самым, подвергнуть себя опале, осуждению, и, по сути, стать — преступниками.
Где кончается дерзновение, достойное христианина, и начинается преступление, в таком случае?
О.Владислав:
— Если человек живёт в Духе Святом, и это видно окружающим, это видно людям, и так оно и есть, на самом деле. человек, переживший, допустим, тяжёлые гонения. три десятка лет, допустим, жил в заточении каком-нибудь — в древнюю эпоху, в советское время — такой человек, мне кажется, может иметь право голоса, и возвысить его на любом Вселенском или Поместном Соборе.
А.Ананьев:
— У меня — сразу вопрос. простите, я Вас перебью. а Вы лично знаете таких людей, видели ли, и касались ли пол их ризы?
О.Владислав:
— Только по тем книгам, которые написаны ими, и о них. И разве можно сказать, что это знакомство не личное, раз ты, по сути, из уст в уста, слышал передаваемое ими учение и свои собственные переживания?
Допустим, взять того же отца Иоанна Крестьянкина, или святителя Луки Войно-Ясенецкого автобиографические труды. Да, вот. если человек жил так, то его веское мнение, идущее, допустим, вразрез с собственным священноначалием, может иметь вес.
А если ты служишь себе — в тёплое время, не в эпоху гонений, в каком-нибудь хорошем, тёплом приходе — и что-то тебе не понравилось в том, что говорит тебе, или благословляет тебе твой правящий архиерей. И ты начинаешь говорить: «Да, нет. да, что это такое. что за крепостное право? Ужас, ужас!» — и начинаешь это транслировать через Интернет, и находишь даже сочувствущих каких-нибудь. То. брат, а ты помнишь ту клятву, которую подписывал при рукоположении? Что «я клянусь, обещаю быть во всём послушным правящему архиерею»?
Да, этот текст — он разнится в разных епархиях, в разных митрополиях, в разных Поместных Церквях, но, по сути, он, в принципе, одинаков. Священник не является хозяином самому себе. Ты — отблеск правящего архиерея, ты — проводник его мыслей, его желаний и его действий, по отношению к тому приходу, на который ты поставлен пастырем, о чём тебе и напоминает разворачиваемый на каждой Литургии антиминс, с подписью того же правящего архиерея — он тут хозяин.
Но если тебе кажется, что что-то здесь не так — вот, какой-то он слишком экуменистичный, или, наоборот, излишне жёсткий: «А я, вот, считаю, что должно быть не так. и что — что я один? Вот, Марк Эфесский — тоже был один!» И — собирается приход, говорят: «Действительно, Церковь не всегда — за большинством, Церковь — за меньшинством!» — и ты видишь конкретные раскольнические действия. То есть, какую-то злобу даже в глазах. в конце концов. какие-то яростные речи непонятные, которые ну никак не связуются с понятием о человеке-праведнике, о человеке, живущем в Духе Святом. Ну, а он. за ним тоже идёт паства, за ним идут люди, и говорят: «Вот, он — гоним, гоним!»
Сейчас очень популярной эта тема стала — возложить на себя венец мученичества, венец гонимого Церковью человека, и, тем самым, приобрести некоторую популярность, среди, к сожалению, обманутого тобою же народа, заблуждающейся паствы.
А.Ананьев:
— Да, получается, что это уже не гонение, а гордыня.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Ананьев:
— «Вопросы неофита» на светлом радио.
Я — Александр Ананьев, со всем дерзновением, продолжаю задавать вопросы настоятелю храма Бориса и Глеба в городе Мосальск, Калужской области, священнику Владиславу Береговому.
И, будучи человеком эгоистичного склада, отец Владислав, мне, всё-таки, хочется поговорить не столько о дерзновении священнослужителей — вот, Вашем дерзновении, сколько — о моём. Мне важно узнать что-нибудь о своём дерзновении.
Мне — 43 года, я крестился чуть меньше трёх лет назад, и. я не знаю, что такое дерзновение. Но мне настолько кажется важным само это определение, раскрывающее суть веры, что мне хочется сначала понять, что это такое, а потом попробовать — при случае, или, может быть, постоянно ( с этим нам тоже надо будет разобраться ) — иметь дерзновение во всём, что бы я ни делал. Вообще, это — возможно? Дерзновение — его имеют в себе, воспитывают в себе, или же, это — дар свыше?
О.Владислав:
Передо мной стоит огромный камень дерзновения, который — неподъёмный ни тебе, ни даже какому-нибудь огромному погрузчику, с мощнейшим домкратом. Но Господь говорит тебе: «Давай, тащи!»
Ты умом понимаешь, что людям это невозможно, но, с другой стороны, верой ты понимаешь, что если Господь тебе сказал — то это возможно. И ты начинаешь действовать.
Есть похожий образ в фильме «Пролетая над гнездом кукушки», когда там главный герой пытается поднять неподъёмную мойку, и говорит: «Ну, я, во всяком случае, попробовал. » Вот, такой, некоторый образ, сокрытый в этом фильме, наверное, как-то был вдохновлён Священным Писанием, его, если хотите, догматическим богословием.
Так, вот, Господь поставил тебя перед этой неподъёмной глыбой, говорит: «Бери!» — ты берёшь, а Он твою руку берёт в Свою, и помогает тебе осуществить Его же собственную Заповедь.
Дерзновение — это, в первую очередь, твоя собственная решимость — исполнить Заповедь Божию, исполнить Закон Христов. В том числе, если хотите, и обращаясь с просьбой к Нему. Ведь, мы говорим о дерзновенной молитве, которая может многое.
Мы ж с вами — как молимся? Подходит человек после исповеди: «Батюшка, благословите причаститься!» — «А ты подготовился?» — «Да, я молитвы прочитал», — «Ну, и отлично». «Прочитал», да? Акцент на этом слове. То есть, главное — прочитать. там. какие-то три канона, последование ко Причащению, ещё что-нибудь, и — всё. Ты, как бы, готов. Ты, вроде бы как, достоин. В кавычках.
Но. можешь прочитать огромное количество молитв, но, при этом, не помолиться и трёх минут. Вы-чи-тать.
Поэтому, молитва должна быть всегда с дерзновением. Она не должна быть сухой. И, в этом плане, некоторое многословие в молитве может. вот это дерзновение. притупить, приглушить. И тогда — надо советоваться с опытным духовником, со своим, в конце концов, духовником, пусть и неопытным, что. что. он тебе подскажет — как быть, как молиться и не потерять этого дерзновения в молитве. Как просить, как славословить, и, притом, так, чтобы это дерзновение не превратить в дерзость. Эти слова очень похожи, и граница между этими двумя понятиями довольно тонкая.
А.Ананьев:
— Вот, я, как раз, хотел спросить Вас, в чём же разница между столь созвучными словами «дерзновение» и «дерзость»? Но этот вопрос — настолько глобальный, что я не знал даже, с какого боку к нему подойти. И тут — Вы, любезный отец Владислав, взяли и сами подвели меня к этому.
Дерзость и дерзновение. Позволю себе, раз уж у нас тут диалог, дать своё определение того, чем дерзость отличается от дерзновения.
Проще говоря, дерзость — это то, на что способен восемнадцатилетний подросток. Дерзновение — это то, на что способен пятилетний малыш. Пятилетний малыш не способен на дерзость, но он не имеет страха, сомнений, правил этикета он не знает никаких, и он может встать, подойти, взять за руку, поднять глаза и иметь дерзновение сказать: «А я хочу. нарисуй мен барашка!» В то время, как восемнадцатилетний подросток не способен на дерзновение — он уже обладает всем тем комплексом знаний, законов, правил и ограничений, которые может ему помочь преодолеть только, пожалуй, что — дерзость.
О.Владислав:
А.Ананьев:
— В чём я заблуждаюсь, отец Владислав?
О.Владислав:
— Фраза Спасителя «Будьте как дети» — она актуальна всегда, и две тысячи лет назад, и сейчас. И, вот, в этом некотором детском дерзновении, в детской простоте заключается невероятная красота Православия и взаимоотношения с Богом.
Другое дело, что ребёнок может совершенно дерзновенно просить о том, чтобы Господь дал ему вот такие же зубы, как у бабушки, которые она перед сном кладёт в стаканчик с водичкой, и спит без них. То есть, бывает дерзновение неразумное. Или, как мать Рылеева, которая усердно молилась о том, чтобы сын её, находящийся при смерти, выздоровел, и, даже после того, как ей было, в таком. некотором. экстатическом видении показано, что сын закончит жизнь свою виселицей, и лучше ему сейчас умереть, в безгрешном младенчестве, чем потом. Хотя, мы знаем, дальше он раскаялся — был у него такой период перед казнью, но. но — зачем?
Собственно, и восемнадцатилетний юноша, допустим, ведущий себя дерзко, и даже по отношению к внешней религиозности, к священноначалию, или даже, может быть, по отношению к Богу, не является кем-то безнадёжным. Ведь эту энергию можно переправить. переплавить. в драгоценный алмаз, переправить, перенаправить в другое русло. Тут уже некоторое надо время и некоторое терпение и помощь близких и родных, и наставников.
А.Ананьев:
— То есть, другими словами, Вы считаете, что, теоретически, взрослый человек способен на дерзновение, но — при соблюдении каких-то. вероятно. условий. Я просто пытаюсь понять. Вот, в чём разница между восемнадцатилетним подростком, о котором мы рассказали, и ребёнком.
Ребёнок не включает голову — ну, просто потому, что не может. Ну, нет у него пока той головы, которая есть у взрослого человека.
О.Владислав:
— Но он сердце включает! Они включают сердце — они пишут записочки в храм. там. о здравии папы, мамы, бабушки и котика Васи. Это совершенно хорошая такая, дерзновенная молитва — чистая, детская, Господь её принимает. А вот дерзость подростковая — это совсем не то, что дерзновение ребёнка, и даже дерзновение того же подростка, когда он спасает своего младшего брата, или даже родителя из пожара. Если уж брать нерелигиозный контекст.
А.Ананьев:
— Насколько дерзновение — я спрошу прямо — требует отключения головы, и требует ли вообще?
Вот, я, готовясь к нашей беседе, попытался найти официальное определение в словаре — что такое дерзновение?
О.Владислав:
А.Ананьев:
О.Владислав:
— Да. Да-да-да, об этом мы и говорим.
А.Ананьев:
О.Владислав:
— Вы помните, преподобный Серафим говорил, что сейчас этого не хватает катастрофически!
— Почему нет святых? — у него спрашивали.
— А потому, что нет решимости, — вот, именно дерзновения.
Вы помните, Вы говорили в начале о том, что дерзновение — это признак святого человека? Святости нет без дерзновения — без вот этой решимости, без вот этой синергии, без готовности ответить на Божий призыв, когда он рушит весь твой комфортный мирок навсегда. Вот. это самое сложное.
А.Ананьев:
— Что подводит меня к следующему вопросу: так, может быть, нам, простым смертным, которые лишь видят далёкий отсвет святости тех, кто достиг её, и не пытаться быть дерзновенными, ибо это удел только по-настоящему святых? Которых мы лично даже, наверное, и не знаем, но знаем по Священному Писанию, знаем по жизнеописаниям святых. Мы можем восхищаться, стремиться быть хотя бы в чём-то похожими на них, но не пытаться осознанно, сознательно проявлять дерзновение. Может быть, это — то, на что способны только святые?
О.Владислав:
— Да, к сожалению, Вы сейчас озвучили мнение большинства православных христиан, которые боятся. вообще. чего бы то ни было. Как бы чего не вышло. Боятся перемен, боятся чего-то нового, боятся сами выйти за границы поставленных им рамок. И говорящих, что: «Ну. какие мы святые? Вот. там. да, святые первых веков. »
А.Ананьев:
— Да дело даже не в том, что мы боимся, отец Владислав, дорогой! Дело в том, что святость — она. как бы это сформулировать-то по-неофитски — прямо, честно и понятно? Святость — она страхует человека от того, чтобы его дерзновение не превратилось в неразумную глупость.
Если я, в том состоянии, в котором я нахожусь сейчас, в котором я сейчас, в своей домашней студии, беседую с Вами. вот, если я попытаюсь проявить дерзновение, Вы, дорогой отец Владислав, будете иметь все основания, положив мне руку на плечо, сказать: «Александр. ну. ну, что ж Вы — какой глупый-то, а? Ну, что Вы делаете? Ну, правда. ну, надо. ну. Вы же взрослый человек. »
О.Владислав:
— Ха-ха-ха! Я, скорее, обижусь, знаете. потому, что дерзновение — оно всегда обидное. Когда дерзновенный, дерзновеннейший, величайший святой нашего века святитель Иоанн Максимович, Сан-Францисский и Шанхайский, уже лежал телом своим в гробу, и о святости его уже было известно всему миру, в том же храме — в другом приделе — батюшки, претерпевающие от его дерзновения множество неудобств, служили благодарственный молебен.
Святость всегда — очень неудобна. Особенно тем, кто рядом с тобой находится. Она — непонятна, она, во-первых, выглядит, как сумасшествие. А, во-вторых, оно. если таковым не выглядит, и душа говорит: «Вот, так надо жить, а ты живёшь — по-другому!» — то появляется точно такое же желание, по отношению к этому человеку, как у фарисеев и саддукеев, по отношению ко Христу. Если Христос говорит тебе: «Изменись», — а ты меняться не собираешься, то проще всего — закрыть уста Тому, Кто призывает тебя к изменению образа жизни.
Посмотрите жития многих святых, изгоняемых из монастырей, которые создавались вокруг келий этих же святых — на преподобного Сергия Радонежского, в конце концов, древних святых IV века. Их изгоняли — их же собственная братия! «Ты что-то замучил нас благочестием!» — кстати, точно так говорили и про Иоанна Златоуста константинопольские священнослужители, и про других епископов: «Замучил благочестием!» Святость очень неудобна в быту. Крайне неудобна.
Поэтому, вот это дерзновение — оно может кому-то казаться сумасшествием, может казаться самодурством, проявлением гордости, тщеславия. И даже вот эта жизнь в Духе Святом и в дерзновенности к Нему — может другим быть очень неприятна.
А Иоанн Кронштадтский — вспомните, сколько на него жалоб писали, вплоть — от собственной супруги. И вызывали его в Священный Синод — обер-прокурор Победоносцев, кажется, тогда уже был — и он говорит: «Сможешь потянуть ту планку, которую перед собой поставил? Сможешь не сломаться? Многие пытались жить так, и многие сломались. А — ты?»
А.Ананьев:
— Спасибо Вам огромное, что Вы вспомнили эту сторону дерзновения, отец Владислав.
Сейчас мы прервёмся, буквально, на секунду — у нас полезная информация на светлом радио. А, вернувшись в студию, мы вспомним ещё один пример — уже из современности. Мне просто очень ценны примеры из современности, чтобы было понятно — а как я могу проявить своё дерзновение. и продолжим наш разговор.
Не переключайтесь, мы скоро вернёмся!
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Ананьев:
— И мы возвращаемся к разговору с настоятелем храма Бориса и Глеба в городе Мосальск, Калужской области, священником Владиславом Береговым.
Добрый вечер, отец Владислав!
О.Владислав:
— Добрый вечер, Александр!
А.Ананьев:
— Мы продолжаем разговор о том, что же такое — дерзновение? Как мы — жители больших и малых Российских городов в XXI веке можем быть дерзновенны, а, если не можем, то почему, по каким причинам?
И. вот. наверное, я зря, вот с таким обобщением, ринулся обвинять всех в отсутствии дерзновения — что, мол, мы, в XXI веке, забыли, что это такое — не все забыли!
Не все забыли. Вот, отец Владислав сказал несколько минут назад, и я вспомнил о замечательном докторе Лизе — Елизавете Петровне Глинке, фильм о которой мы с моей женой недавно посмотрели. Я написал об этом у себя в социальных сетях, и, вот, отец Владислав даже прокомментировал, что моё наблюдение, действительно, оказалось справедливым: в своём стремлении помогать обездоленным, нищим на Курском вокзале, больным, несчастным Елизавета Петровна — и, собственно, об этом фильм — делала абсолютно невыносимою жизнь своей семьи, своих друзей, своих знакомых — как в высших эшелонах власти, так и тех, кто, за рулём, отвозил её из точки А в точку В. Люди, вокруг неё, теряли работу, деньги, время, а она продолжала идти вперёд, со всем своим дерзновением. И у меня нет ни малейших сомнений, отец Владислав, что это, как раз, и есть — то, о чём мы с Вами говорим. Вот, у неё было дерзновение!
О.Владислав:
— Да, да, да. это святость, если хотите! При огромном количестве личных пороков, человек живёт ради другого человека — вот, как Христос! И ведь святость — это не безгрешность. я не знаю, кто это постоянно. об этом говорит людям, но все думают, что раз святой, значит — безгрешный. Жития святых, что ли, через строчку читают, или по диагонали как-то.
Святой — это. вот. избранный, изъятый, точнее, из мира греха и порока, суеты, и взятый в мир праведности, в Божественную сферу. Человек, не переставая быть человеком, со своими. со своим темпераментом, со своими повседневными грехами, со своими ошибками, их же несть числа — он, всё равно, уже становится как бы небожителем и проводником Божественных идей, Божественных заповедей в этот мир. Самая главная заповедь — это самопожертвование. «Так возлюбил Бог мир, что дал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. И нет большей любви, как если кто душу свою положит за друзей своих». И это, как понимаете, очень непросто. Очень сложно. И, уж тем более, для окружающих, который всё это видят, и понимают, что: «Я так не хочу. И ты, на фоне моей повседневности, очень сильно выделяешься, друг мой. очень сильно. И тем — мучаешь мою совесть».
Поэтому, если хотите, вот эта история с Елизаветой Петровной, её жизнь — это жития святых в красках, которые мы увидели рядом с собой, и не понимали это, как святость.
А.Ананьев:
— Вот, опираясь на этот удивительный пример Елизаветы Петровны Глинки, пытаясь понять, что же такое дерзновение, смотрите, что складывается у меня в голове, в таком случае.
Елизавета Петровна. вот, если смотреть на мир из неё — она не воспринимала это, как дерзновение. Она не имела решимости, или мужества, или сомнения. Для неё это был единственно возможный образ жизни.
Её спрашивали: «Дура! Зачем ты это делаешь?» Она говорит: «Ну, а — как? Ну, а как — иначе? Я не могу иначе. а кто это будет делать, если не я?» — то есть, у неё не было выбора. Вот, к чему я это веду. У неё не было выбора — делать или не делать. У неё не было сомнений — получится или не получится. Она просто понимала, что. а по другому-то нельзя. И в этом, по сути, и было её дерзновение!
И получается. когда ребёнок. помните, мы с Вами приводили пример ребёнка, который задаёт вопрос. у него тоже ведь нет сомнений, у него тоже ведь нету каких-то морально-нравственных дилемм — поступить так, или иначе? Да, нет. он видит единственно возможный путь — он идёт, берёт за руку и спрашивает!
Точно так же и Елизавета Петровна — идёт вперёд, и нарушает все мыслимые и немыслимые законы Российской Федерации, Уголовный кодекс и всё остальное, лишь бы помочь — потому, что больше никто не может помочь.
То есть, получается, что дерзновение предполагает отсутствие выбора? Так это, или — нет?
О.Владислав:
— Как раз, наоборот! Просто это выбор — правильный. Ты слышишь совесть, которая — не помутнённая, которая не извращена всевозможными какими-то софистическими идеями — ведь, совесть можно просто обмануть. Она, так, живёт в самообмане — и хорошо. Ты слышишь этот зов, призыв Божий к тебе, и понимаешь, что. как пророк Исайя — слышит слова Господа: «Кого мне послать?» — Исайя смотрит направо-налево, понимает, что некого послать, и говорит: «Меня пошли». «Хорошо. Иди, благовествуй!»
Так и Елисавета — как пророк Исайя. Совершенно тактичное сравнение. «Кого послать?» — а никого. «Кто, если не я?» — это не гордость, это не тщеславие, это — настоящий ответ на призыв Бога.
Этот призыв обращён к 7 миллиардам человек на Земле, да у нас услышал — один-два-три. В каждой епархии, в каждой области, конечно, есть люди, отдающие себя детям, людям, работающие в хосписах, в паллиативных центрах, в школах, в медицинских учреждениях, в храмах, епархиях. То есть, людей, жертвующих собой, своим временем, своими семьями — много. Просто, не все так ярко горят, как Елисавета. Но этот призыв — обращён ко всем. Ибо, Господь хочет, «чтобы все спаслись и пришли к познанию истины». То есть, это — цитата. Спасение возможно через отдачу своего сердца людям.
Помните, в этой притче, о Страшном Суде, Господь говорит, что те будут достойны быть с Ним, кто помог «малым сим», а через них — Ему: накормил голодных, напоил жаждущих, посетил в темнице находящихся, в больнице лежащих, странника приютил. Вот, это и есть истинное христианство. К этому призыву должны все мы прислушаться, и стать все — Елисаветами Глинками, или другими — просто, самим собой, в конце концов. Не надо обезьянничать, не надо повторять слепо пути других людей, но сам подумай: «Как я могу откликнуться на этот призыв?» — в своём городе, в своей деревеньке, в мегаполисе, где угодно — на рабочем месте.
А.Ананьев:
— Но здесь, наверное, тоже. Вот, Вы сказали «подумай». я. так. понял, что если тебе приходится. ну. мне, вот. в моём случае. если мне приходится думать — думать! — быть, не быть, сделать, не сделать, пойти, не пойти. вот, если я начинаю думать, и допускаю, что, помимо варианта «пойти», есть ещё и вполне рабочий вариант «не пойти», то нет во мне никакого дерзновения, нет даже намёка на это дерзновение. Есть какие-то размышления, когда я включаю голову взрослого человека XXI века, и делаю сто шагов в сторону, противоположную святости.
Дерзновенный человек — не думает! Из всех возможных вариантов, он видит только один вариант. Второго, пятого, десятого — для него не существует.
И это опять приводит меня к вопросу — так, может, не думать?
О.Владислав:
— А как — насчёт золотого царского пути? А как — насчёт притчи о рассудительности, которые призывают сначала оценить свои силы — количество воинов, количество кирпичей для постройки дома, — а потом уже начинать? Ибо, не благонадёжен для Царствия Божия тот, кто, не взвесив свои силы, начинает какое-нибудь мероприятие, и не может его окончить — возвращается назад, с проигрышем. Тем более, не только в материальном мире, но и в духовном — ты и повредиться можешь.
Поэтому, надо уметь рассчитать свои силы. Посоветоваться с духовником.
А.Ананьев:
— Но, ведь, Елизавета Петровна не рассчитывала свои силы! Она — сначала делала. она нарушала закон, а потом говорила: «Ладно, разберёмся. вот, надо сейчас так поступить. Я не думаю, что мне за это будет. я, примерно, допускаю, что мне за это будет. но я сделаю это, а там — разберёмся. Если надо, понесу наказание».
О.Владислав:
— Потому и Елисавета Петровна — одна, и пророк Исайя — один, и Иоанн Кронштадтский — один, и Иоанн Шанхайский — один. Таких — немного. И они, идя по этому пути, не упали, не споткнулись, и дошли до конца.
Как я уже вспоминал Победоносцева, его диалог знаменитый с Иоанном Кронштадтским. то есть, многие шли по пути святого Иоанна Кронштадтского, но многие споткнулись, упали, и были разбиты в этой войне. Для того, чтобы победить, и своё дерзновение донести до конца, необходимо быть — как Иоанн, как Елисавета, как другой Иоанн.
А.Ананьев:
— Но получается, что споткнуться на этом пути, и упасть на этом пути, в конце концов, погибнуть на этом пути — это тоже возможно? И, может быть, просто до нас не дошли истории тех замечательных людей, — практически, святых — которые просто не дошли, но имели дерзновение ступить на этот путь?
О.Владислав:
— Не. я знаю, знаю, конечно. просто не все так трагично жизнь свою оканчивают, в полном расцвете сил, не все так известны, и масштабы их поступков не такие, как у Елисаветы и других подвижников благочестия, но они — есть, и это воодушевляет.
Но. не меньшее, если не большее, количество выгоревших, уставших, сломавшихся, которые потом не могут ни молиться, ни на людей смотреть, сидящие в какой-то тихой, а то, бывает, и буйной, депрессии, и не понимающие, вообще, как этот мир устроен.
Поэтому, очень важно — силу свою взвесить.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Ананьев:
— «Вопросы неофита» на светлом радио.
Я продолжаю их задавать настоятелю храма Бориса и Глеба в городе Мосальске, Калужской области, священнику Владиславу Береговому.
Говорим мы сегодня о дерзновении. И, вот, сейчас мне хочется обратиться к Священному Писанию, где, так или иначе, упоминается призыв «Дерзай!»
В Евангелии от Луки — та самая история о болеющей женщине, которая рванулась к Спасителю, вопреки всем правилам, зная, что это незаконно. Она услышала в ответ: «Дерзай, дщерь! Вера твоя спасла тебя!». а в Евангелии от Матфея: «Дерзай, чадо! Прощаются тебе грехи твои!». а в Деяниях Апостолов: «Дерзай, Павел! Ибо, как ты свидетельствовал Мне в Иерусалиме, так надлежит тебе свидетельствовать и в Риме».
Получается, что одним из синонимов призыву «Дерзай» является призыв «Верь»?
О.Владислав:
— Поддержка. Господь оказывает этим словом поддержку тому, кто начал жить праведно, вступил на правильный путь, но сомневался в правильности этого пути.
Господь говорит: «Ты в правильном направлении идёшь. Ты — молодец! Давай, дальше! Я помогу тебе. Не сделаю за тебя всё, и будет нелегко и непросто, но — давай, не оскудевай в любви, не растеряй этого — сначала неофитского — дерзновения, а, впоследствии, того дерзновения, которое должно стать твоим качеством души».
А.Ананьев:
— При этом, дерзновение — оно исключает поддержку окружающих, но подразумевает поддержку Бога. Может быть, тогда, действительно, если.
О.Владислав:
— Ну. не всегда. Это. благословен тот человек, который, при поддержке Бога, ещё и не бывает гоним от окружающих! Хо-хо! Или их количество сводится, если не к нулю, то — к минимуму. Это очень хорошо, когда несколько дерзновенных человек складываются в одну большую команду! Замечательные мужские и женские монастыри создаются, замечательные группы поддержки любых интересов, любых социальных проектов — «. добро и красно, еже быти братии вкупе». И тот же пророк Давид говорил. такое уже. не в рифму. помню. что большая редкость — найти человека-единомышленника по себе, но, если нашёл, то ты будешь счастлив.
А.Ананьев:
— А. вот. что касается дерзновения Павла. Можете. я просто долго размышлял над, вот именно, дерзновением Павла. разъяснить, в чём было дерзновение апостола Павла? Вот, в этом отрывке из Деяний Апостолов, глава 23, стих 11.
О.Владислав:
— Конкретно из этого отрывка, я сейчас не припомню, а, вообще, в том, что он пытался всеми силами служить Богу — так, как умел. А умел он очень многое: он знал Тору, знал Писание, был фарисей из фарисеев, он вырос у ног Гамалиила, и хотел, чтобы весь мир знал истинного Бога. И когда внутри иудаизма появилась «секта» христиан, он гнал её изо всех сил, лучше всех — так, что его даже поставили главным гонителем христиан в Дамаске. в Антиохии, по-моему. То есть, он в этом видел своё служение — защита истинной веры в Бога от ересей.
И, вот, настолько крепка была вера, и дерзновенной вера, пусть и в таких жестоких формах проявляющая себя, что Господь, приметив его, остановив его, и говорит:
— Почто, Савле, гонишь Меня?
— Кто Ты, Господи, что я гоню Тебя? — он не гнал Христа, он гнал Церковь. Но Церковь же — это что есть? Тело Христово. И — говорит нам. дальше. уже знаменитые слова.
А.Ананьев:
— Смотрите, какой парадокс. Для того, чтобы быть дерзновенным, надо преодолеть ту стену, которая разделяет нас с Христом, которую выстроили мы сами, или кто-то ещё, между нами и Спасителем. Этой стеной становятся, по сути, законы, правила и традиции. Ведь, та кровоточивая, которая имела дерзновение прикоснуться к Спасителю — она же преодолела вот эту преграду, преодолела закон, стала преступницей, по сути, и совершила это дерзновение, и — получила поддержку Христа.
Вот, какой вопрос: почему те законы, правила и традиции, которые существуют, становятся преградой? Хотя, ведь, они должны, по сути, поддерживать нас в Богообщении. А они становятся стеной. В чём парадокс?
О.Владислав:
— Да. Это — подпорки того бассейна, в котором находится море Божественной благодати. Но, вместо того, чтобы окунуться, очиститься, освежиться, ты видишь в этих подпорках смысл и основу. Да, это нормально, если ты проживаешь первые 3-5 лет своего воцерковления. Но когда ты уже десятки лет в Церкви, то это уже вызывает вопрос.
Я, буквально вчера-позавчера, у себя в инстраграме опубликовал такой небольшой текст, что если бы Христос пришёл сейчас, в Россию, и сказал бы, что. знаете. Евангелие и Апостол можно читать по-русски во время Богослужения, что можно и посидеть во время Богослужения, и исцелял бы кого-нибудь в Воскресный день, то мы бы Его, наверное, так же бы распяли, горя «праведным» гневом, как «праведные» фарисеи. ритуально-праведные фарисеи 2000 лет назад. Мы иногда.
А.Ананьев:
О.Владислав:
— Собственно, старообрядчество возникло не в Швейцарии и не в Англии, и не в Южной Америке — это наш недуг. Мы переняли его от иудаизма, если хотите. Что — как бы не было чего по-новому. не нами положено, не нам и менять. если что-то стало ослабевать, то надо только усложнить. Потому, что когда мы страдаем — это хорошо, когда нам тяжело — это хорошо, когда. чем жёстче рамки и чем крепче стены, тем лучше. как бы чего не вышло. ни одной йоты менять нельзя, а что является этой йотой — уже совершенно непонятно.
Но — нет. рамки, рамки, рамки. мы устанавливаем эти рамки! Они — нужны. они нужны для того, чтоб не расплескалась эта благодать. Но когда ты не подходишь к благодати, поклоняясь этим рамкам благочестия, как иудеи своей Стене плача, то. это вызывает только большую тоску и горевание.
Но, надеюсь, каждый из нас, кто тщательно старается исполнить обрядовый закон, со временем поймёт, что это, всё равно. это — форма. Форма, в которой есть более глубокое содержание. И заповеди Христовы. вот эти все ритуальные заповеди — они должны быть подпорками, костылями для твоей искалеченной духовной жизни, пользуясь которыми, ты уже несёшь добро людям — кормишь голодных, поишь жаждущих, и отдаёшь сердце своё детям, как Сухомлинский.
А.Ананьев:
— Какую острую для неофита тему Вы затронули! Как за традициями, правилами, существующими законами, рамками и привычным ходом жизни в Церкви неофиту увидеть Бога, услышать Бога и приблизиться к Нему?
О.Владислав:
— Вы знаете, какой вопрос в инстаграме вызывает самые большие дискуссии? Я стараюсь даже его не поднимать. Можно ли женщинам в критические дни заходить в храм ( я уже молчу про Причастие ).
Так, Причастие — да, нельзя ( а то вдруг кто-нибудь подумает, что я сейчас вообще призываю к разрушению основ Православия ). Но — сразу все подписчики делятся на два лагеря. «Ужас, ужас. ах, уж эти модернистские священники. нам батюшки говорят, что мы ритуально нечисты, и даже лучше и в притвор не заходить, а дома сидеть». А другие говорят, зная, в общем-то, правила церковные, что всё можно, кроме Причащения. Но, всё равно, бойня идёт, и. там. с пеной у рта, доказывают, что — нет, нет, нет, женщина нечиста!
И сколько лет я сижу в этих соцсетях — огромное количество реплик и комментариев вызывает именно эта тема. Всё. Как будто, всё христианство только к этому и сводится.
Напиши что-нибудь — серьёзное, глубокое, богословское. там. о чинах Ангельских. не знаю. о двух волях во Христе, или — о двух природах, о Троичном догмате — тишина. Только напиши что-нибудь на такую тему — простую, ритуальную. можно ли читать Евангелие сидя — всё, начинается война. Там. «нам батюшки запрещают сидя читать. » — притом, десятки комментариев! «Лучше вообще не читать, чем сидя читать!»
Я понимаю, почему православные не знают Писания! Потому, что. ну. стоя, тяжело прочитать, в конце рабочего дня. там. две, три, пять глав из Священного Писания: «Отложу на потом, когда будет легче спине и ногам. » — и это «потом» на десятки лет продвигается, и человек живёт без воды, без живой воды, которая течёт в жизнь вечную. Это очень грустная ситуация. Мы. такую. больную тему задели.
А.Ананьев:
— То есть, читать Евангелие в удобном кресле вечером — это, получается, тоже, своего рода, дерзновение?
О.Владислав:
— Вы представьте себе — четыреста, двести, триста. я, вот, раз в месяц публикую этот пост, что Евангелие можно дома читать сидя, и — двести, триста, четыреста человек пишут: «Спасибо, батюшка! Никогда не знала, и Евангелие не читала, потому, что считала, что надо читать стоя». Всё.
А когда пишу, что ещё можно и карандашиком пометки делать в Новом Завете, чтобы к этому вопросу возвращаться — вообще, уже, чуть ли, там, не за кощунника считают. Вот, уж, действительно! Что мы Евангелие целуем, но не знаем, что в нём!
А.Ананьев:
— Ну, может быть, дело в том, что. я, вот, буквально на днях, выцепил глазами фразу, которая мне запала в сердце: «Чем строже устав в монастыре, тем легче — как ни парадоксально, — монахам жить в этом монастыре и сохранять благочестивость».
О.Владислав:
А.Ананьев:
— Может быть, мы сами придумываем себе все эти законы, чтобы нам было легче?
О.Владислав:
— Один французский философ, ещё во времена Французской революции, говорил о том, что большими сообществами проще всего управлять, с помощью диктатуры — и так оно и есть. Что касается государственной власти, то же самое касается, в принципе, и церковной. Потому, если священник хочет у себя на приходе получить абсолютно послушный и предсказуемый приход — вне благовестия христианской свободы, которая провозглашается в Послании галатам апостола Павла, — то, конечно, он будет на каждой проповеди говорить о том, чего «нельзя, дабы нам не прегрешить». И Господь представляется огромному количеству православных христиан. таким. злым дедушкой, который хочет, чтобы нам было. тяжело жить. И всё. Который наказывает за малейшее неповиновение, и неисполнение внешних религиозных ритуальных правил.
А.Ананьев:
— Спасибо Вам огромное, отец Владислав!
Конечно же, у меня вопросов ещё очень много. Но, мне кажется, очень важные вещи сегодня прозвучали, и заставили задуматься и меня, и слушателей радио «Вера».
В качестве резюме: не бойтесь, будьте свободны, не сомневайтесь, имейте мужество и — дерзайте! Пусть это будет многоточием после нашей сегодняшней удивительной беседы.
О.Владислав:
А.Ананьев:
— Да. Сегодня мы беседовали с настоятелем храма Бориса и Глеба в городе Мосальске, Калужской области, священником Владиславом Береговым.
Спасибо Вам, отец Владислав!
О.Владислав:
— Спасибо Вам! Божие благословение всем радиослушателям!
А.Ананьев:
— Я — Александр Ананьев, радио «Вера».
Вернуться к этому разговору вы всегда можете на нашем сайте radiovera.ru
До следующего понедельника! Пока!
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА».
Смотрите наши программы на Youtube канале Радио ВЕРА.
Скачайте приложение для мобильного устройства и Радио ВЕРА будет всегда у вас под рукой, где бы вы ни были, дома или в дороге.