детский дом и дом ребенка в чем отличие
Чем отличается православный детский приют от обычного детдома
На X Общецерковном съезде по социальному служению патриарх Московский и всея Руси Кирилл предложил женщинам, которые намереваются сделать аборт, отказываться от этой идеи и отдать детей в православные приюты. «Будем делать все для того, чтобы укреплялась ваша семья, пусть и неполная, но имеющая ценность и пред Богом, и в отношении ко всему нашему Отечеству», — заявил патриарх.
В России церковных учреждений для детей — всего 20. Как объяснила «Газете.Ru» психолог, эксперт Синодального отдела по благотворительности Елена Лутковская, детскими домами называть можно не все из них. «Сейчас большинство из них уже не являются детскими домами, а действуют как приюты, реабилитационные центры, пансионы, в которых, в основном, находятся не дети-сироты, которые передаются на семейное устройство, а родительские дети, семьи которых попали в трудную жизненную ситуацию, или дети-инвалиды», — уточнила Елена Лутковская.
Тем не менее, на севере Москвы действует приют «Павлин», созданный 1999 году при храме Митрофана Воронежского — в нем воспитываются только мальчики от 3 до 18 лет.
Как рассказала «Газете.Ru» директор православного детского дома Наталия Сидорина, мальчики попадают сюда, либо оставшись без попечения родителей, либо по их инициативе — тогда детей временно отдают на перевоспитание. По словам Сидориной, теми, кто отдает сына в приют, движет желание погрузить их «в благоприятную и чистую атмосферу».
В самом приюте детей обучают письму, чтению и счету, но если до поступления в учреждение мальчик уже ходил в детский сад, его продолжают водить туда. Дети старше семи лет обучаются в православной школе «Гимназия Свет», предназначенной и для воспитанников приюта, и для детей из родительских семей. Как сказала Наталия Сидорина, мальчикам, которые содержатся в приюте, позволено ходить в гости домой к одноклассникам — а те могут приходить в приют.
Общение с «внешним миром» возможно также по интернету и по телефону. До 14 лет воспитанники могут позвонить своим родственникам или друзьям по стационарному аппарату, а с 14 лет им покупают мобильные телефоны.
Однако гаджеты в православном приюте не любят. «У нас очень ограниченная работа с гаджетами, — объяснила директор «Павлина». — Телефоны — это большая проблема для учителей и родителей. Дети не вылезают из гаджетов. К нам часто обращаются родители, которые на время хотят ребенка перевести из семьи в учреждение, чтобы эту проблему каким-то образом решить. Дети часто отказываются идти в школу, у них нарушен режим и испорчены отношения с родителями».
В приюте жизнь устроена так, что на интернет и смартфоны просто не остается времени. Дети могут выйти в сеть — но только после того, как сделали домашнее задание и под присмотром воспитателей: к помощи интернета они могут обратиться, чтобы сделать необходимые проекты по учебе или пообщаться с друзьями в соцсетях. Для того, чтобы ребенок не попал на «вредоносные» сайты, на компьютерах установлены специальные программы.
В приюте дети делают уборку, моют посуду, готовят, стирают, а по выходным — посещают церковную службу, театры или выставки. С 16 лет ребенка могут отпустить на концерт любимой группы. «Но запросов таких никогда не было, тем более сейчас, в пандемию», — уточнила Наталия.
Иногда воспитанникам приюта выдают карманные деньги — в воскресенье после церковной службы они получают 100-200 рублей «на покупку сувениров».
Особое внимание в православном детдоме уделяют спорту: для детей организованы занятия борьбой, боксом, футболом или шахматами. Если ничего из этого ребенку не подходит, его могут отдать в одну из спортивных секций Москвы.
От обычного детского приюта православный отличает отправление религиозных обрядов: воспитанники каждую неделю посещают храм, исповедуются и беседуют со священником. Дети соблюдают посты, но, в отличие от взрослых, более щадящие: им разрешено есть рыбу, молочные продукты и яйца.
Свой самостоятельный путь воспитанники «Павлина» могут начать, окончив 9 классов гимназии и пойти получить среднее специальное образование, или же остаться учиться до 11 класса. Дальше дети могут поступить в вуз или пойти на работу. Сотрудники приюта помогают им при необходимости получить жилье от государства.
Священнослужителями они, как правило, не становятся. «Не знаю никого, кто бы остался и пошел по стезе священнослужения целенаправленно, заключила Наталия Сидорина. — Были ребята, которые ездили в монастырь и помогали там: например, кто-то трудился или пел на клиросе. А чтобы от и до целенаправленно идти в священнослужители — такого нет. Перед нами стоит цель воспитать хорошего человека, на которого можно положиться в будущем».
Чем ребенок из детского дома отличается от растущего в семье
Причины трудного поведения – в книге «Брошенные дети»
О трудностях с налаживанием привязанности у детей из детских домов в конференции «Усыновление» на 7е пишут многие родители. Теперь появилась и научная база, объясняющая такое поведение, — фонд «Обнаженные сердца» издал на русском языке книгу «Брошенные дети. Депривация, развитие мозга и борьба за восстановление». Это результаты 12-летнего исследования, которое проводилось в Румынии после падения социалистического режима и доказало: воспитание ребенка в закрытом учреждении негативно влияет на развитие мозга, способности строить отношения с другими людьми и даже генетику.
Наибольшие отклонения обнаруживаются у ранее детей из детских домов в социальном и эмоциональном поведении. Особенно ярко это проявляется в отношениях привязанности. Скорее всего, так происходит из-за практически полного отсутствия у детей, растущих в учреждениях, социально важного взаимодействия с другими людьми в ранние годы жизни. А ведь оно является абсолютной необходимостью для образования нужных связей в тех областях мозга, которые отвечают за типичное социальное поведение.
Человеческий детеныш рождается в мире, где окружение должно включать чуткую и отзывчивую заботу и наличие социальных взаимодействий между людьми. Поэтому учреждения представляют собой серьезную проблему с точки зрения возможностей приобретения опыта, необходимого для социальной адаптации.
В течение первого года жизни младенцы формируют отношения с рядом взрослых, которые заботятся о них и создают безопасную, любящую интерактивную среду. Отношения привязанности между маленьким ребенком и тем, кто о нем заботится, требуют достаточного и продолжительного взаимодействия между ними, чтобы ребенок научился искать утешения, поддержки и заботы именно у данного взрослого. Поскольку возможности для таких взаимодействий в учреждениях ограничены, приходится ожидать, что дети, выросшие в таких условиях, не смогут сформировать привязанности.
Почему привязанность к приемным родителям часто так и не возникает
Во многих исследованиях, посвященных детям, растущим в учреждениях, повторяется ряд тем, касающихся привязанности и социальных отношений. К ним относятся и неспособность детей к формированию глубоких и близких отношений со своими приемными родителями и неизбирательное поведение, демонстрируемое детьми по отношению к взрослым. Эти тенденции наблюдаются у детей и живущих в учреждениях, и после того, как они покидают их, иногда спустя много лет жизни с приемными родителями в стабильной семейной среде.
Первые исследователи детей, живущих в учреждениях, сообщали об особенностях социального поведения и разделяли их на 2 вида: экстернализация (например, неуместное обращение и взаимодействие со взрослыми) и интернализация поведения (например, отчуждение и тревожность). В некоторых работах отмечалось, что дети, испытавшие тяжелую депривацию, не могут формировать глубокие и интимные отношения даже после усыновления в теплую семейную среду.
Качество привязанности между воспитателем и младенцем измеряется тем, как ребенок реагирует на разлучение и воссоединение с воспитателем. Обычно в исследованиях используется процедура, которая называется «незнакомая ситуация». Она представляет собой серию расставаний и воссоединений младенца и воспитывающего его взрослого.
Дети по-разному реагируют на них в зависимости от опыта общения. При наличии организованной безопасной привязанности ребенок ищет близости с воспитателем при воссоединении и быстро успокаивается, когда тот его утешает.
Если привязанность организованная, но небезопасная, ребенок либо избегает воспитателя при воссоединении, либо проявляет безутешное горе или гнев, и его трудно успокоить.
Кроме того, младенцы могут показывать так называемую дезорганизованную реакцию на расставание и воссоединение. Это обычно выражается в нарушенных стратегиях привязанности (поиска близости) и беспорядочных или неверно направленных движениях, застывании или бесцельном блуждании.
Важно отметить, что обычно младенцы формируют либо организованную безопасную привязанность, либо организованную небезопасную привязанность. Дезорганизованная привязанность более вероятна у младенцев, подвергавшихся пренебрежению, включая крайнюю психосоциальную депривацию.
Исследования о привязанности детей из детских домов
В ранних исследованиях Гольдфарба, Прованс и Липтон (Goldfarb, Provence & Lipton) описывается модель поверхностных эмоциональных реакций детей в учреждениях по отношению к воспитателям: уход в себя, тревога и «чрезмерное дружелюбие». В исследованиях Тизард и Риз обнаружилось, что среди 26 постоянно живущих в учреждении детей у большинства наиболее серьезно нарушена привязанность. 10 из этих детей описаны как «чрезмерно дружелюбные», то есть они подходили к незнакомым взрослым так же часто, как и к знакомым.
Сдержанность по отношению к незнакомым взрослым у этих детей отсутствовала, иногда они даже выражали протест против расставания с незнакомцами. Они всячески искали внимания и были неразборчивы в поисках утешения. Привязанность детей к другим людям казалась поверхностной, так как для них все взрослые были как будто бы взаимозаменяемыми.
По выборке младенцев, воспитывающихся в греческом учреждении, Паньотта Ворриа (PanyiottaVorria) с коллегами сообщали, что большинство из них (65%) имели дезорганизованную привязанность к своим воспитателям.
Джаффер (Juffer) и коллеги использовали стандартизированную процедуру оценки привязанности у детей, усыновленных во младенчестве из других стран в Нидерланды. Большинство из них (74%) сформировали безопасную привязанность к 12 месяцам, в то время как 22% имели дезорганизованную привязанность. Эти рано усыновленные дети (средний возраст на момент прибытия составлял 11 недель) имели относительно благоприятное прошлое: дети Шри-Ланки были на попечении своих матерей вплоть до усыновления, а корейские и колумбийские дети жили в учреждениях, поддерживаемых западными организациями.
В 3 исследованиях изучались модели привязанности у детей дошкольного возраста, усыновленных из румынских учреждений. В них Шэрон Маркович (Sharon Marcovitch) с коллегами обнаружили безопасную привязанность лишь у 30% маленьких детей, усыновленных из Румынии (по сравнению с 42% детей контрольной группы, которые родились в Канаде и не имели опыта институциализации), и небезопасную у 42% (по сравнению с 10% в контрольной группе).
Ким Чизхолм (Kim Chisholm) сообщает, что у детей, усыновленных из Румынии, небезопасная привязанность наблюдается чаще (63%), чем у детей, родившихся в Канаде (42%). Кроме того, более 21% усыновленных из Румынии проявляют атипичные модели небезопасной привязанности в отличие от отсутствия таких у канадских детей.
Наконец, Томас О’Коннор (Thomas O’Connor) с коллегами обнаружил, что в возрасте 6 лет, после усыновления в Великобританию из румынских учреждений, 51% детей демонстрируют небезопасную привязанность иногда в сочетании с другими проявлениями по сравнению со всего 17% детей, усыновленных в Великобритании (и никогда не живших в учреждениях).
Кроме того, 36% детей, усыновленных из румынских учреждений, по сравнению с 13% усыновленными в Великобритании, демонстрировали ненормативное поведение при разлуке и воссоединении, вплоть до крайних форм эмоционального перевозбуждения, взволнованности, дурашливости, смущения и чрезмерной игривости, характерных для гораздо более раннего возраста.
Дефицит внимания и гиперактивность у детей из детских домов
Подобно исследованиям привязанности к воспитателям, наблюдения психопатологии у детей из детских домов, попавших в приемные семьи, выявляют аналогичные отклонения. Наиболее последовательные выводы касаются дефицита внимания/гиперактивности.
Уильям Гольдфарб первым предположил, что дети из детских домов, переведенные в приемную семью примерно в возрасте 36 месяцев, с большей вероятностью проявят экстернализованное поведение, такое как агрессивность, гиперактивность и деструктивность. Они также с большей вероятностью будут испытывать трудности с пониманием чувств и потребностей других людей и формированием привязанностей.
Дети, прожившие в учреждениях первые 3 года жизни, устойчиво демонстрируют более высокие уровни проблемного поведения — от трудностей с питанием и сном до агрессивного поведения, гиперактивности и выраженной чрезмерной зависимости от взрослых, проявляющейся в постоянном требовании внимания. Майкл Раттер и его исследовательская группа (англо-румынское исследование усыновленных детей — ERA) также выявили проблемы дефицита внимания и гиперактивности.
В частности, дети, усыновленные в Великобританию по достижении 6 месяцев, демонстрировали то, что Раттер назвал синдромом институциальной депривации, который включает невнимательность и гиперактивность, когнитивные нарушения, неизбирательное дружелюбие, низкий IQ и квазиаутичное поведение.
Раттер утверждает, что это сочетание особенностей поведения не наблюдается в других обстоятельствах и, по-видимому, является результатом ранней психосоциальной депривации. Например, он показал, что паттерны гиперактивности, а также трудности с вниманием среди ранее находившихся в учреждениях детей связаны с проблемами в установлении и поддержании избирательной привязанности.
Опять-таки этот институциальный синдром напоминает описание поведения, данное много лет назад Гольдфарбом. Он писал, что в возрасте 6 лет дети, проведшие в учреждениях первые 3 года жизни, проявляли большую гиперактивность, тревожность и трудности с вниманием, чем их сверстники, выросшие исключительно в приемных семьях (как следовало из отчетов социальных работников, знающих этих детей).
Аналогично, Лоури (Lowrey) отметил закономерность гиперактивности, в частности, при переводе детей из учреждений в приемные семьи. По сообщению Тизард и Риз, приемные дети менее отвлекаемы и беспокойны, чем дети, оставшиеся в учреждении или воссоединившиеся со своими семьями.
Аутичное поведение
Раттер также сообщает, что частью синдрома институциализации является квазиаутичное поведение. Он и его коллеги обнаружили, что 6% детей из выборки ERA соответствовали диагностическим критериям аутизма и еще 6% имели легкие, часто изолированные, признаки и расстройства.
Учитывая, что большинство детей были помещены в учреждения сразу или вскоре после рождения и их процент, кажется, что это не связано с ошибками выборки. Скорее опыт институциализации привел к фенотипу, похожему на аутизм.
Интересно, что ко времени повторного обследования в возрасте 6 лет большинство детей в этой выборке значительно прогрессировали и больше не соответствовали критериям аутизма, хотя некоторые продолжали демонстрировать нетипичное поведение. Поскольку дети так резко отреагировали на более благоприятную окружающую среду, Раттер и его коллеги описали синдром как «квазиаутичное поведение».