дискордантная пара что это такое
Дискордантные пары – что это?
Пары, в которых один из партнеров ВИЧ – положительный, а второй – полностью здоров и тесты показывают отрицательные результаты на наличие инфекции в организме.
Основной проблемой, с которой в повседневном обиходе сталкиваются дискордантные пары – это не только страх перед окончательной и бесповоротной потерять любимого своего человека, но и риск, при незащищенном половом акте, заражения опасной ВИЧ инфекцией. Но помимо этого, немаловажной проблемой есть и вопрос об общем ребенке и отношения с собственным окружением.
Некоторые партнеры принципиально не прибегают к презервативам, но это в разы увеличивает риск заражения здорового партнера и свести на нет все удовольствие от сексуальных, безопасных и полноценных отношений. В таком случае врачи выделяют несколько основных рекомендаций, дельных советов, которые на практике повседневного обихода помогут обоим партнерам насладиться интимной близостью, не рискуя здоровьем и душевным спокойствием.
Прежде всего, общайтесь – говорите друг с другом, скажите своему партнеру первые о том, что для вас важен фундамент ваших отношений, это взаимопонимание и любовь. И подчеркивайте при этом – говорите, что между вами есть различия, с ними приходиться считаться, но это всего лишь часть отношений, не мешающая совместной, полноценной жизни.
Достаточно обсудить меж собой свои страхи и переживания, если есть необходимость – привлечь специалиста, врача или психолога, в отношении решения вопроса об эффективной защите партнеров. Именно откровенность и послужит гарантом крепкого и долгого союза самой дискордантной пары.
Всегда и во всем ищите друг у друга поддержку, а если у вас не получается или же вы не знаете с чего вам начать – общайтесь на форумах или же в специализированных центрах с такими же как вы парами, и конечно же у друзей и знакомых, которые всегда вам помогут.
Если в паре ВИЧ есть у женщины – проблемы с рождением ребенка
В этом случае исключить возможность заражения партнера может быть сведена к минимуму при так называемом искусственном оплодотворении. В этом случае в условиях лаборатории проводят забор спермы и ее последующее введение в полость матки в период овуляции. Такой метод никоим образом не скажется на общем состоянии и полноценности ребенка – тут сам процесс зачатия ничем не отличается от того, что происходит при естественном оплодотворении во влагалище. Единственное отличие – это естественно способ ведения спермы и процент зачатия в этом случае будет несколько ниже.
Вводить сперму можно как самостоятельно, в домашних условиях – достаточно использовать для этого самый обычный шприц без иголки или же прибегнуть к помощи специализированных клиник, где биологический мужской материал вводят в полость матки уже врачи. Если вы делаете процедуру искусственного оплодотворения сами – достаточно собрать биоматериал и набрав его в шприц, аккуратно ввести в полость влагалища, принять позу березки, когда ноги и таз немного приподняты, и побыть в таком положении некоторое время.
Если хотите получить гарантию того, что оплодотворение пройдет успешно, с высоким процентом вероятности – стоит посетить клинику и уже под контролем и наблюдением врача провести всю процедуры. Врачи помогут точно определить точную дату овуляции, и когда введение во влагалище спермы приведет к желаемому результату – оплодотворению. Еще можно говорить о таком методе зачатия как ЭКО, когда оплодотворение происходи в пробирке, с последующим «подселением» во влагалище оплодотворенной яйцеклетки.
Если ВИЧ есть у мужчины – проблемы с зачатием
В таком случае проблем может быть намного больше, нежели у женщины. В этом случае, даже при отсутствии телесного, полового контакта – риск заражения женщины, ребенка возрастает в разы. Врачи отмечают единственный метод оплодотворения – это предварительная, в условиях лаборатории очистка спермы, а далее последующее ее введение во влагалище женщины или же искусственное оплодотворение в пробирке и введение оплодотворенной яйцеклетки, ее подсаживание в полость матки.
Чаще всего подобные манипуляции поводят в клиниках Европы – на территории нашей страны таких медицинских учреждений не существует. Во всех остальных случаях, при ином варианте зачатия – риск заражения женщины от инфицированного партнера возрастает в разы и исключить его полностью не получиться.
Как снизить риск передачи вируса в период беременности и лактации
Если заболевание диагностировано на ранних сроках течения беременности – врачи разрабатывают для будущей мамы индивидуальную программу по защите ее организма и развивающегося плода. В данный комплекс входят препаратов терапевтической группы АРВ – их прописывают в той или иной дозировке, курсом приема после обследования состояния здоровья беременной и с учетом их влияния на плод.
В отношении способа родоразрешения – во избежание заражения при прохождении родовых путей врачи рекомендуют проводить кесарево сечение. После родов, в период лактации ребенку врачи прописывают курс щадящей противовирусной терапии, при этом, переводя его на искусственное вскармливание – от грудного молока придется отказаться. Все это позволит сохранить здоровье малышу и сохранить брак даже в том случае, если один партнер ВИЧ инфицирован.
Питание ВИЧ – инфицированных
С целью сохранения собственного здоровья и успешной борьбы с ВИЧ- инфекцией, многие дискордантные пары придерживаются принципов здорового питания. Качественное, натуральное питание позволяет поддержать иммунитет и помочь организму бороться с патогенной инфекцией. Главным правилом составления такого рациона многие врачи считают именно наличие в рационе высококалорийных продуктов и достаточное количество белковой пищи.
Если говорить о правильном питании, стоит выделить основные правила и положения:
Кушать стоит равномерно, на протяжении дня – 4-5 раз в день, не допуская голодания, строгих диет и длительных перерывов между приемами пищи.
В рацион стоит вводить твердый сыр и домашние кисломолочные продукты, мясо и домашнюю птицу.
Воду оптимально заменить на соки и компоты, кефир.
Обязательно стоит ввести в рацион и такие продукты как шоколад и сливки, мороженное – главное, чтобы на них организм не реагировал аллергической реакцией.
В сутки стоит потреблять минимум 3 полноценных белковых блюда – мясо и птица, яйца, орехи.
Показано вводить в рацион и каши, хлеб, а для улучшения работы ЖКТ и перистальтики – кушать сырые овощи и фрукты, фруктовые или же овощные соки. А вот копчения и колбасы, фаст-фуды стоит исключить, как и прием алкоголя.
О чем молчат и чего боятся дискордантные пары?
Дарья Игнатьева СПИД.ЦЕНТР
Дискордантные отношения — когда у одного партнера есть ВИЧ, а у второго нет — тема избитая, но связанная с целой системой умолчаний. Иногда требуется немалая смелость, чтобы признаться открыто: «Я тебя боюсь». Равно как и произнести: «Я боюсь за тебя». СПИД.ЦЕНТР попытался уйти от привычных клише и поговорить с дискордантными парами о том, о чем сами партнеры, как правило, предпочитают молчать.
«Я никогда бы не связался с таким, как я»
Виктор, «плюс»
ВИЧ у меня с 1999 года. С женой познакомились на работе. Тогда информации о заболевании еще было мало, равно как и о терапии. Но когда началось сближение, я рассказал ей о своем статусе заранее.
Причем со всеми родными и знакомыми у меня не было проблем с тем, чтобы озвучить свой статус, а с Леной были. Я себя чувствовал очень нехорошо, боялся, что она уйдет и на этом, в принципе, все закончится.
Наверное, это потому что в данном случае я сужу по себе: я бы никогда с таким, как я, не связался. А она не испугалась. Сначала даже не поверила мне, подумала, что я шучу. Но я не шутил.
В итоге мы взяли паузу на какое-то время, чтобы все переварить, и где-то через пару недель продолжали общаться. Сейчас мы уже 13 лет в браке. Есть ребенок. Я не знаю, как оно было бы, если бы я сразу ей не открылся. Но, определенно, наши отношения с того момента стали намного честнее, проще, уже без каких-то тайн и умолчаний.
Тогда же я рассказал ей и о своем прошлом, что получил ВИЧ инъекционным путем, что употреблял наркотики, но навсегда избавился от них.
Страх заразить жену у меня остался. Хотя я все знаю про неопределяемый уровень, некая паранойя все равно есть. Никогда нельзя быть до конца уверенным, какова твоя вирусная нагрузка в данный конкретный момент времени. У меня хорошая приверженность, но когда дело касается здоровья дорогого тебе человека, это другое.
«Я впал в глубокую апатию. Такая, знаете, тишина внутри, когда лежишь на диване и не понимаешь, что делать. Веселая жизнь закончилась».
Наверное, больше, страхов по болезни у меня нет. Я с ВИЧ уже 18 лет, и мне уже по барабану, но в нашей паре все равно есть ограничения. Мы принципиально пользуемся презервативами. Есть пары, которые защищенным сексом не могут заниматься. Для меня это не проблема. Поэтому все половые отношения у нас радикально защищены. Мы знаем про PrEP, но не хотим их использовать. Это все равно препараты, таблетки, которые надо принимать, а не витамин С.
Елена, «минус»
Мне не было сложно принять диагноз моего мужа, потому что для меня всегда был важен человек, а не статус. Я знала о существовании такой болезни, знала, что она достаточно серьезная, но на тот момент мне все это было неинтересно.
Да, с одной стороны, это был очень важный шаг, мы даже взяли небольшую паузу, но я приняла решение, что хочу быть с этим человеком. И я с ним осталась.
Я ни у кого не спрашивала советов, разрешения, это была «секретная информация». Потому что это личное, это наши с ним отношения, и делить их я ни с кем не хочу.
Через какое-то время после того, как мы стали жить вместе, я съездила на Соколинку пообщаться с лечащим врачом Вити. Но и тогда страха у меня не было.
Если я и переживаю, то за ребенка. Я даже не знаю, почему. Но какое-то легкое волнение периодически появляется.
Я всегда доверяла Вите, перед зачатием ребенка мы все обсудили, я принимала таблетки в качестве профилактики. И могу твердо сказать: была уверена, что все будет хорошо.
На данный момент у нас не осталось непроговоренных проблем. Хотя на данном этапе тему ВИЧ мы уже не обсуждаем. Мне достаточно того, что я знаю и понимаю.
В любом случае важно доверие. Если вам сложно, стоит пообщаться с другими парами, чтобы лучше понять ваши отношения. И в любом случае статус — не критерий, по которому надо оценивать человека.
«Мой парень, узнав о статусе, предложил совершить самоубийство»
Кирилл, «минус»
Мы познакомились на вечеринке 12 лет назад и с тех пор вместе. Тогда еще люди встречались в реале, а не сидели, как теперь, в Grindr или Hornet. Через три недели стали парой. Иногда мы приглашали для секса третьего человека и теперь думаем, что именно так и произошло инфицирование.
О том, что Миша заболел, узнали, как и все: сперва появилась температура, пошли сдавать анализы. Оказался ВИЧ.
по теме
Общество
И да, теперь все не так, как раньше. Повисла обида. Не на него, конечно, но на то, что с нами случилось. Он не говорит мне, какая у него нагрузка, не объясняет подробностей. Не берет меня к врачу, даже если я прошу. Может быть, когда-то наступит день, когда мы поговорим обо всем открыто.
Я думаю, что и Миша за шесть лет с того случая так и не принял свой диагноз до конца. Я вижу, как ему тяжело. Таблетки пить придется до конца жизни, и это его угнетает.
Кроме того, каждый раз в поездке мы решаем, кто будет везти таблетки, что будем говорить, если на таможне остановят. Или что делать, если не дай Бог, сумку украдут в путешествии. В итоге договорились, что каждый раз терапию будем делить пополам: часть везу я, часть везет он.
Михаил, «плюс»
Свой диагноз я принял легко. Не то что Кирилл. Там был один момент: мы еще не знали его статус — только мой — и ждали его анализов. Это было очень тяжко — он даже предлагал покончить с собой. Так переживал. Но когда выяснилось, что с ним все в порядке, успокоился.
Не то чтобы я был готов узнать свой статус, но у меня уже были ВИЧ+ друзья, и я понимал, что это не смертельно, что жизнь практически не изменится.
Когда все случилось, у меня не было мыслей разорвать отношения с Кириллом. Более того, Кирилл тогда меня очень поддерживал, и, если бы не он, все сейчас могло бы быть по-другому.
«В центр СПИД мы не ходим вместе, потому что я ненавижу это место».
Теперь я даже шучу, что первый «крякнусь», а ему еще в старости придется одному тут торчать. Вообще, с ВИЧ я стал более раскрепощен, я стал меньше экономить и делать то, от чего раньше отказывался. Я даже думал составить To-Do-List, чтобы все успеть. Как ни странно, после диагноза наша жизнь стала ярче.
Впрочем, не все так гладко, я очень боюсь за моего парня, боюсь, что он инфицируется от меня. И боюсь за окружающих нас людей. Может быть, поэтому у меня практически нет никаких сексуальных контактов до сих пор. Хоть я и знаю, что у меня неопределяемая нагрузка… Но это все равно сидит внутри. И не дает мне расслабиться.
В центр мы не ходим вместе, потому что я категорически против таких походов. Я ненавижу это место, меня пугают люди, их количество. Я от этого всего получаю огромный стресс, и не хочу, чтобы он тоже его получал. Мне не нравится тот факт, что там я вижу все больше наших общих знакомых. Я расстраиваюсь, когда узнаю о них, и не хочу, чтобы они знали обо мне. Вот и все.
«Я признался ей, потому что был в полубредовом состоянии»
Евгения, «минус»
Нельзя сказать, что мы оба были в нормальном состоянии, когда познакомились, потому что произошло все в психиатрической больнице, где мы лежали на реабилитации от наркомании и алкоголизма.
Он мне сразу рассказал о своем статусе. Я приняла к сведению. Это же не первая клиника, где я лежала. Знала, что такое бывает.
Так получилось, что, как только у нас наметился роман, Влада из больницы выгнали, потому что там запрещены отношения между мужчиной и женщиной. Это очень мешает людям сосредоточиться на выздоровлении, получается вроде как замена.
Однако я ушла вслед за ним. В моей жизни на тот момент была разруха: ребенка отняли, работу потеряла, ни друзей, ни подруг. Влад мне заменил все. Впоследствии, конечно, все стало более осознанным, и я начала задавать себе вопросы об этих отношениях. Но проблема его статуса никогда не была первостепенной.
«Хоть я и знаю, что у меня неопределяемая нагрузка… Но это все равно сидит внутри. И не дает мне расслабиться».
Мои родители до сих пор не разрешают нам приезжать с Владом вместе. Боятся. Я пыталась донести до них какую-то информацию, но они не хотят заморачиваться. В своем доме видеть его не хотят.
Когда я уходила из клиники, главврач сообщила родителям, из-за чего я ухожу, и открыла родным его статус. Это было незаконно, но так случилось.
Я всегда предохраняюсь. Не так давно мы ходили в группу поддержки, там говорили, что можно этого не делать, что «Н=Н», но я так не могу. Мне слишком дорого моя жизнь досталась.
Через полгода после больницы я попала под машину, побывала на том свете и после этого окончательно вернулась к трезвому образу жизни. Решила заботиться о себе. Я впервые стала жить не для кого-то: не для ребенка, не для отношений, а для себя самой. Влад на меня, слава богу, не давит, хотя попытки были.
Впрочем, группа поддержки мне очень помогла, потому что иногда у меня, даже когда я предохранялась, возникали страхи. Так что пошла туда, чтобы Влада поддержать, а в итоге и сама получила знания.
Мне было полезно увидеть пары, которые даже без предохранения не заражаются, и я стала меньше нервничать.
Тему детей мы обсуждаем, но вскользь. Причем, как правило, он говорит, а я молчу. Мы до сих пор друг с другом-то не можем разобраться, а для появления ребенка должны быть устойчивые и стабильные отношения.
Поскольку мы оба — анонимные наркоманы, алкоголики, то стараемся жить по принципам терпения, смирения и прощения. Иногда у меня мелькают мысли, что можно найти здорового человека и вообще не париться, но на сегодня мое решение — быть с ним.
Владислав, «плюс».
О своем статусе я рассказал ей сразу, в первый же день. Правда, тут надо делать скидку на то, что я был в жутком абстинентном состоянии и мог признаться даже в убийстве Мертвого моря. С другой стороны, клиника — это как подводная лодка, замкнутое пространство. А я привык уже говорить со всеми на чистоту.
Голова была далека от идеала, и я пребывал в полубредовом состоянии, поэтому особых переживаний не было. По виду она восприняла это все спокойно. Но взаимная симпатия у нас появилась гораздо позже.
«Все равно ведь ты думаешь, как бы не заразить партнера. Кроме того, у меня уже был негативный опыт, предыдущая моя женщина именно от меня и инфицировалась».
Наши отношения — не Голливуд, мы много через что прошли: и мой срыв, и ее срыв. У нас за 8 лет такое было, что люди и за 100 лет совместной жизни не видят.
После реабилитации я не понимал, что произошло: рядом со мной есть женщина, а что дальше делать, я не знаю. В положительном статусе я живу с 99 года. К своему диагнозу отношусь спокойно, я живу, как и жил.
Только сексуальные проблемы из-за постоянного предохранения возникают. Все равно ведь ты думаешь, как бы не заразить партнера. Кроме того, у меня уже был негативный опыт, предыдущая моя женщина именно от меня и инфицировалась.
Тогда у меня была неопределяемая вирусная нагрузка, но срок приема терапии небольшой. Из-за этого я не принимаю концепцию «Н=Н». Лучше уж с презервативом.
О ее страхах мы вообще только недавно начали говорить. Не так давно мы сходили на группу поддержки для дискордантных пар, и я видел, как она изменилась, когда стереотипы развеялись.
Конечно, мне хочется, чтобы она не боялась, потому что страхи влияют на нашу сексуальную жизнь.
по теме
Общество
Лучшие истории 2018 года
А у нас с этим все непросто. Тут и врач в реабилитационном центре подлила масла в огонь: мы не хотели рассказывать ее родителям, а она все разболтала. Сказала им: «Вы даже себе представить не можете, с кем ваша дочь связалась». У них была жуткая паника.
Меня долго угнетала эта тема, но сейчас я смирился. Не знаю, давят ли они на нее, она мне об этом не говорит. Наверное, давят.
Проблема в том, что Женя хорошо знает всю мою подноготную. Все мое прошлое.Она знает про женщину, которую я заразил. Были моменты, когда в гневе она вспоминала эту историю, и мне было очень больно. Конечно, хотелось бы перемотать пленку назад и подтереть какие-то свои хвосты. Но так не бывает.
Мы обсуждали рождение ребенка, но факторов очень много: и социальная неустроенность, и возрастной. Женя вообще до недавнего времени была убеждена, что у дискордантной пары не может родиться здоровый ребенок. Я даже уже приготовил запасной аэродром — если у нас не получится свой ребенок, будем думать об усыновлении. Так что пока я жду идеального момента. Он, правда, сволочь, все не наступает никак.
Комментарий специалиста
Александр Теслер, врач-психотерапевт:
«Самое главное для дискордантной пары — это преодоление психологического барьера, потому что в обществе нагнетается негатив по отношению к ВИЧ-инфицированным людям, в прессе начинаются страшилки по поводу ВИЧ-инфицированных. Нужно просвещать людей — это лучшая профилактика. Люди, которые живут в дискордантных парах, уже в курсе всего, у них есть возможность получения новой информации. В общем, для них это не такая проблема, какой она является для окружающих, особенно для родственников. Такие пары в большинстве своем — очень любящие и вызывают у других не только жалость, но и уважение, зависть и злость. В конце концов, ВИЧ — это не клеймо дьявола на лбу, а просто заболевание. Страхи таких пар касаются в основном планирования ребенка. И эти страхи зачастую индуцируют родственники: бабушки, дедушки, родители и так далее, которых, при всем уважении к их мнению, стоит слушать в последнюю очередь. Дорога в ад, как известно, вымощена благими намерениями. Конечно, партнеры боятся и того, что человек, которого они знают активным и цветущим, вдруг станет больным, инвалидом и каким-то не таким. Страхи абсолютно такие же, как и у обычных людей».
ВИЧ – это любовь
Человек с ВИЧ и его партнер без ВИЧ: как живут дискордантные пары в России
Россия в 2017 году вышла на первое место в Европе по числу ВИЧ-положительных (более 1,16 млн человек). За первое полугодие 2018 года, по данным Роспотребнадзора, ВИЧ-инфекция обнаружена еще у 42 662 человек. Многие из них живут с партнерами без ВИЧ. Такие пары называют дискордантными. Сколько их – неизвестно. Но по неофициальным данным, 48% ВИЧ-позитивных мужчин и 38% женщин – именно в таких отношениях. Только в Московском областном центре по профилактике и борьбе со СПИДом сейчас наблюдаются 2600 дискордантных пар, и их количество за восемь лет увеличилось вчетверо. Мы встретились с одной такой парой и расспросили о жизни и планах на будущее.
– Сегодня ровно год, как мы добавили друг друга в фейсбуке, – 43-летний Роман со значением смотрит на 28-летнюю Ольгу, сидящую рядом на лавочке в парке.
– Вот событие! – смеется Ольга. – Ты добавил меня как менеджер клиники, куда я пришла работать врачом. Собирал со всех резюме для сайта.
– Конечно, просто как менеджер! Пришла молодая-красивая. Твое резюме я сильнее других хотел получить! Потом увидел в ленте, что собираешься на фильм «Орландо». И тоже собрался.
Он приобнимает Ольгу и мечтательно продолжает:
– Потом две недели мы обедали вместе, ходили в кино. Потом начали целоваться. Не помнишь, кстати, где? Наверное, в машине. А через месяц вместе сняли квартиру.
– А у кого из вас ВИЧ?
Небольшая пауза. Ольга уверенно заявляет:
– Да мы забыли. Мы живем обычной жизнью, не делая на этом акцент.
– Но таблетки-то принимаю я, – замечает Роман.
– А я слежу, чтоб не забыл.
– Да, – соглашается он, – будто вместе их пьем.
Как дубиной по голове
Роману повезло с Ольгой: она много узнала про ВИЧ задолго до их встречи, еще когда училась в Первом меде на врача-инфекциониста. Сам Роман получил вирус, когда ни знаний, ни лекарств в России не было. В 1999 году он жил в Иркутске. Тогда у одного подростка обнаружили ВИЧ. Проверили других учащихся его колледжа – половина инфицированы. Весь Иркутск побежал сдавать анализы. У 24-летнего Романа оказался и ВИЧ, и гепатит С.
– Как дубиной дали по голове, – вспоминает Роман. – Это сейчас можно спросить, как жить, как создавать семью, как ездить за границу. Поговорить с эпидемиологом, психологом, попасть в группу взаимопомощи. А тогда врач в СПИД-центре говорил: ну, года два-три еще проживете. И все. Доктор сам не знал, что делать.
Роман сообщил новость только отцу и брату, мать решил не расстраивать. Снимал квартиру: боялся заразить близких. И пересдавал раз за разом анализы: вдруг ошибка? Четыре года он ждал смерти. А потом не выдержал.
– Непонятно, зачем вообще жить, когда тебе 28 и у тебя ВИЧ, – объясняет Роман. – Можно было пуститься во все тяжкие, а я уверовал. Через месяц уехал в Красноярск, в маленькую общину баптистов. Познакомился с ребятами с ВИЧ, которые не скрывали свой статус и не распускали сопли. Наоборот, они ходили по школам, читали лекции – спасали мир от СПИДа. Меня они очень тронули.
Через полгода Роман сам начал читать лекции. А главное – получать антиретровирусную терапию. К середине 2000-х разные зарубежные фонды стали активно помогать России в борьбе со СПИДом, в том числе лекарствами.
– Таблетки давали всем, не спрашивая прописки, как сейчас, – говорит Роман. – Лишь бы принимали. Ведь для многих фраза «пожизненная терапия» звучит как «тюрьма» или «кладбище». До 2011 года Роман сначала в Красноярске, а потом в Москве работал ВИЧ-активистом: помогал пациентам принять свой статус и научиться с ним жить. По его словам, человеку проще задать вопросы и поверить не врачу, а такому же, как он, – человеку с ВИЧ. Часто люди обращаются к активистам со своими страхами. Причем сейчас уже со страхом не скорой мучительной смерти, как раньше, а осуждения окружающих, отказа от медицинской и социальной помощи. Роман научился грамотно говорить на все эти темы задолго до работы в H-Clinic, которую открыли люди с ВИЧ и где он встретил Ольгу.
– Наверное, с таким опытом несложно было признаться Ольге, что у вас ВИЧ?
– Сложно. Нужны ли молодой красивой девчонке такие проблемы, если можно без них?
Признательные сказания
– День на четвертый после знакомства мы пошли гулять в парк и он рассказал мне сказку, – говорит Ольга. – «Жил-был немолодой и очень больной человек. Влюбился в юную красавицу, но признаться боялся. Как думаешь, есть ли у него шанс?» Я сказала, что есть. А сама, конечно, распереживалась. Одно дело – говорить о ВИЧ с пациентами. Другое – когда снимаешь белый халат и идешь домой. Мне, как и большинству, с детства в мозг въелись плакаты с черепами «СПИД – это смерть».
Поддержал и успокоил Ольгу бывший сокурсник и тоже ВИЧ-активист. Он сказал: если это любовь, надо попробовать, а ВИЧ тут дело двадцатое. Ольга с Романом стали жить вместе и воспитывать ее трехлетнего сына. Родственникам о вирусе девушка, конечно, не сказала ни слова.
Буквально через месяц Рому показали по телевизору как ВИЧ-активиста. Ольге тут же позвонила тетя с криками: «У тебя теперь ВИЧ! Ты подумала о ребенке?» Пришлось все рассказать маме. Ольга терпеливо объясняла, что комары не передают этот вирус от человека к человеку. А если ВИЧ-положительный порезался ножом, то прибор все равно можно использовать – достаточно помыть. Более того, если по анализам крови вирусная РНК почти не определяется, от такого человека сложно заразиться ВИЧ даже при незащищенном сексе. Мама спокойно выслушала: ей оказалось несложно понять про ВИЧ, потому что у нее инсулинозависимый диабет, который тоже требует пожизненной терапии. Лишь спросила, не боятся ли они осложнений: у нее из-за диабета появилось много хронических болезней.
– ВИЧ гораздо проще контролировать, – считает Ольга. – Если подавлять репликацию вируса, можно прекрасно дожить до старости и умереть вовсе не от последствий ВИЧ-инфекции.
– Но сами лекарства могут дать осложнения, – замечает Роман. До смены терапии в 2010 году его постоянно тошнило, случалась диарея. А лекарство против гепатита С избавило Рому не только от инфекции, но и от волос на голове. По словам Ольги, распространенное осложнение антиретровирусной терапии – липодистрофия. Когда весь подкожный жир исчезает, на ногах и руках проступают вены. Бывает больно сидеть и лежать. А случается и наоборот: у человека вырастает жировой горб на три-четыре килограмма.
Даже подходящее лекарство, но другого производителя дает неприятные побочные эффекты. У Романа, например, давление скачет, сердце щемит, холестерин поднимается. Про холестерин он знает, потому что регулярно сдает анализы. Дважды в год проверяется на туберкулез. По его словам, если лечиться и регулярно проверяться, умереть от ВИЧ сейчас практически невозможно.
Реклама верности
Иностранные фонды фактически ушли из России, зато наладилась работа в системе здравоохранения. Лекарства по ОМС дают бесплатно. Почти любому по силам их купить: выходит примерно 1700 рублей в месяц. Тем не менее, как говорит Роман, в Иркутске из десяти его знакомых с ВИЧ восемь умерли.
– В СПИД-центре у врача восемь минут на пациента, – объясняет Роман.– Очередь ругается. Талончик на лекарства дают раз в три месяца. Не наладили контакт с пациентом – он плюнул, ушел. Вернулся через десять лет, когда уже иммунных клеток почти не осталось. Человеку сложно принять свой статус, когда информирование и профилактика формальные, когда люди боятся даже слов «ВИЧ» и «СПИД».
– Сейчас профилактика ограничивается в основном рекламой верности, – кивает Ольга. – Но духовными скрепами проблему не решить.
Они со знанием дела рассуждают о способах профилактики, о медицинских разработках и замечают, что эта тема в принципе стала их общим хобби, как у некоторых пар музыка, например.
– На самом деле ВИЧ – это и есть любовь, – горячится Рома. – Он заставляет принять и полюбить себя таким, какой ты есть. Заботиться о себе и строить планы на жизнь. Я вот сейчас думаю о будущем семьи.
В России ВИЧ-инфицированным запрещено усыновление, но Рома говорит о сыне Ольги как о своем. Ему непросто дался первый год отцовства. Хоть он и педагог по образованию, закончил пединститут в Красноярске и даже преподавал историю в школе.
– Этот педагог не знал, как успокоить кричащего малыша, – смеется Ольга.
Зато историческое образование помогло определиться с планами на будущее.
– Мне кажется, в России те же проблемы, что сотни лет назад, – философствует Роман. – Гляжу на новости и подозреваю, что все кончится смутой. Не хочется такого, особенно для ребенка. Думаем эмигрировать в Германию. Там вроде котируется Олино образование.
– Вы немецкий знаете?
– Нет, пришли к вам на встречу с курсов, – Ольга вынимает из сумки учебники.
– Какая красивая пара, – Рома обращается к аккуратным старичкам, которые идут мимо и оживленно беседуют. – Люблю, когда людям в старости есть что обсудить.
– Спасибо, – грациозно кивает старушка.
– Вот мне кажется, я достаточно намучился, – завершает Роман. – Теперь хочу жить.
Фото Елены Чернышовой
«ВИЧ-инфекция давно перестала быть уделом так называемых групп риска, эпидемия в России продолжается, поэтому в СПИД-центры приходит больше людей, которые, как и все мы, планируют жизнь, учатся и работают, вступают в отношения, рожают детей», – рассказывает специалист по развитию немедицинского сервиса фонда «СПИД.ЦЕНТР» Марина Николаева.
За всем этим дискордантные пары приходят в СПИД-сервисные организации. Обычно это разовые консультации в случае необходимости. Недавно фонд «СПИД.ЦЕНТР» проводил серию встреч специально для ВИЧ-позитивных людей и их близких. Люди сами формулировали темы, которые хотят обсудить не только со специалистами, но и с другими дискордантными парами.
«Часто на консультации один задает вопросы, а другой молча смотрит в пол, – рассказывает Николаева. – Причем не обязательно, что спрашивает ВИЧ-позитивный. Иногда на консультацию приходит один человек из пары – без ВИЧ. Именно он добывает информацию и, бывает, помогает принять свой статус ВИЧ-позитивному».