движение metoo что это такое
Культура молчания: как #metoo меняет законы в разных странах мира
Все лето российские Facebook и Twitter кипели в обсуждениях сексуального насилия и харассмента в либеральных медиа. Каждую неделю появлялись все новые и новые свидетельства женщин, переживших, как они утверждали, домогательства и абьюз в рабочих и личных отношениях. Среди обвиняемых руководитель проектов Сбербанка Сергей Миненко (работавший в Menʼs Health Russia, «Меле», «Газете.ru» и «Известиях»), ведущий телеканала «Дождь» Павел Лобков, SMM-менеджер Сбербанка Руслан Гафаров (ранее работавший в «Открытой России»), основатель самиздата «Батенька, да вы трансформер» и ИД «Мамихлапинатана» Егор Мостовщиков, писатель Виктор Шендерович, а также сотрудники «МБХ медиа» шеф-редактор Сергей Простаков и фоторедактор Андрей Золотов.
Движение стало набирать силу еще весной, когда появились обвинения профессоров МГУ им. М. В. Ломоносова и главного редактора «Эха Москвы» Алексея Венедиктова в неподобающем сексуальном поведении. Происходящее уже назвали второй волной #metoo в России.
Российская версия #metoo началась в феврале 2018 года, когда три российские журналистки (Фарида Рустамова, Би-би-си, Катерина Котрикадзе, RTVI, и Дарья Жук, телеканал «Дождь») публично обвинили депутата Госдумы Леонида Слуцкого в сексуальных домогательствах. Члены комиссии Госдумы по этике не усмотрели в поведении Слуцкого нарушений. Коллеги-депутаты практически единогласно заступились за «своего» и обвинили журналисток в клевете. Реакцию депутатов коротко можно было бы описать, вспомнив фразу председателя Госдумы Вячеслава Володина: «Если вам опасно, меняйте профессию, меняйте место работы».
Прошло два года. Слуцкий по-прежнему ходит на работу в Госдуму, в прошлом году в составе делегации от России он съездил на сессию Комиссии ООН по положению женщин, а в марте 2020 года был назначен на должность президента факультета мировой политики МГУ (его кандидатуру предложил ректор университета Виктор Садовничий).
И вот спустя два года пространство российских медиа и соцсетей захватила по-настоящему серьезная волна обвинений, которая в отличие от «Слуцкий-гейта» уже привела к увольнениям, публичным извинениям и разработке регламента против насилия внутри некоторых редакций.
Кроме того, не утихает дискуссия о границах допустимого в личных и рабочих отношениях. Мнения разделились: одни называют харассмент преступлением или вседозволенностью, другие возмущаются приходом «новой этики» и защищают «старую». Высказывания девушек они называют «партсобранием» и «культурой доносов».
И, конечно, задают классический вопрос: «Почему раньше молчали?» Всякий раз, когда в разных странах и обществах возникает очередной скандал вокруг сексуального насилия, часть общественности недоумевает: «А где вы были раньше?» И в разных точках земного шара ответ на этот вопрос ищут по-разному.
Forbes Woman подробно изучил, как работает «культура замалчивания» в разных странах.
Заговор тишины
Культура замалчивания, culture of silence (или заговор молчания, conspiracy of silence) — это консенсус группы не рассказывать о той или иной проблеме или отказ признавать это проблемой. С этим явлением хорошо знакомы на Западе. Еще в 1885 году лондонская газета Pall Mall опубликовала статью о влиятельных покровителях местных борделей. Когда власти обвинили газету в непристойном поведении и попытались остановить ее распространение, редакция поблагодарила их за то, что они привлекли внимание к проблеме, которая столько лет табуировалась.
#metoo оказалось, пожалуй, самым массовым в истории движением против культуры замалчивания. Журнал Time назвал участников #metoo, рассказавших о пережитых домогательствах и насилии, silence breakers («нарушителями замалчивания») и объявил их коллективным «человеком года».
Когда New York Times опубликовала расследование о сексуальных преступлениях Харви Вайнштейна, американская нация и весь мир были потрясены. Общество пыталось понять, почему Голливуд молчал на протяжении 30 лет.
Одним из первых в молчании в интервью New York Times покаялся Квентин Тарантино: «Я знал достаточно, чтобы сделать больше, чем я сделал. Это было больше чем просто слухи. Это не что-то, о чем я услышал от других. Про пару раз я точно знал. Если бы я сделал то, что мне нужно было сделать тогда, мне бы не пришлось работать с ним».
Британский продюсер Элисон Оуэн назвала поведение Вайнштейна секретом Полишинеля: «Если бы вы были актрисой и Харви схватил вас за грудь во время прослушивания, что бы вы сделали? Вы не пойдете в полицию. Они не примут вас всерьез. Вы не позвоните журналисту, потому что в какой-то момент весь медиамир был в руках Харви и никто не стал бы выступать против Харви Вайнштейна».
Профессор факультета социологии и философии Европейского университета Елена Здравомыслова говорит, что молчание о пережитой травме — универсальная стратегия человеческого поведения: «Молчание — сложный феномен, связанный с недоверием к рупорам огласки, со страхом, что ты встретишься один на один с системой, недружественной жертве».
Культура замалчивания в вопросах насилия связана также с проблемой виктимблейминга, переноса вины на жертву. Профессор Хельсинкского университета Марианна Муравьева, проводившая исследование на эту тему, рассказывает, что пресловутое «сама виновата» появилось вместе с возникновением состязательного процесса в судах.
Другой причиной молчания может быть отсутствие языка для обсуждения сексуальных преступлений, особенно в обществах со слабой феминистской повесткой, не прошедших через несколько этапов развития феминизма, объясняет Муравьева. «В английском языке благодаря феминисткам был создан язык для разговора о сексуальном насилии. Но в большинстве культур нет такого языка, — говорит она. — Какой язык вы используете? Медицинский или юридический? А язык, который между ними, чаще всего неприличный. В случае русского языка это мат или непристойная похабщина».
Концепция стыда
Особенно ярко проблема языка проявляется в обществах, в которых концепция стыда является частью социализации и культурного кода, как, например, в странах Азии, особенно Японии.
Впервые о концепции стыда в японской культуре написала антрополог Рут Бенедикт в 1946 году. В ее книге «Хризантема и меч» говорилось, что японцы чрезвычайно чувствительны к ожиданиям и критике других. Кроме того, понятие «это стыдно» (hazukashii) является мощным инструментом социализации японских детей.
Журналистке Шиори Ито, которая стала символом японского #metoo, пришлось уехать из страны из-за слатшейминга и угроз жизни: нация посчитала стыдным говорить вслух о пережитом насилии. Выступить с публичным обвинением в изнасиловании Нориуки Ямагучи, влиятельного телевизионного продюсера, известного близкими связями с премьер-министром Синдзо Абэ, она решила после того, как суд Токио принял решение не возбуждать против него уголовное дело. Тогда Ито подала гражданский иск против Ямагучи и опубликовала книгу The Black Box о пережитом опыте насилия, а также о сексизме и культуре молчания в японском обществе. «Изнасилование — это убийство души. Однако душа человека может постепенно исцелиться. У людей есть сила сделать это, и у каждого свой способ исцеления. Для меня этим является правда», — писала Шиори.
Согласно официальной статистике, количество изнасилований в Японии чрезвычайно низкое. Жертвы очень редко сообщают о произошедшем в полицию (согласно опросу, в 2017 году об изнасилованиях сообщили только 4% пострадавших), потому что признаться, что это произошло с тобой, значит навлечь стыд не только на себя, но и на свою семью.
Шиори Ито выиграла гражданский иск, по которому Нориуки Ямагучи должен заплатить 3,3 млн иен ($30 000) за причиненный ей ущерб. Это стало первой победой японского #metoo. И хотя Ито пришлось уехать, она вдохновила на борьбу многих японских девушек. Сейчас журналистка живет в Лондоне.
Тоталитарное насилие
Невозможность рассказать о том, что ты стал жертвой сексуального насилия, еще более ужесточается в тоталитарных обществах. «Разная реакция обществ и государств на #metoo обуславливается не культурными различиями, а историческими — тем, как формируется государство, публичная сфера и какие типы режимов в этих государствах существуют», — рассказывает Марианна Муравьева.
Несмотря на контроль над интернетом, в Китае движение #metoo буквально взорвало Weibo (местный аналог Twitter). Власти тут же начали блокировать сообщения с хештегом, запрещать поиск по словам и закрывать аккаунты феминисток. Но пользователи нашли способ распространять информацию с помощью картинок с изображением хештега.
Первой китаянкой, использовавшей хештег #metoo, стала Ло Сиси, рассказавшая в начале 2018 года о домогательствах со стороны преподавателя Бэйханского университета Чэня Сяову. Она нашла других жертв и свидетелей домогательств Чэня и заручилась аудиозаписями. За один день ее пост собрал более 3 млн просмотров и вызвал бурную дискуссию. В итоге профессор был уволен с должности вице-президента университета.
Но, несмотря на первую победу участницы #metoo, китайское движение не вызвало реальных структурных изменений. А Ло Сиси пришлось эмигрировать в США после того, как ее подругу Софию Хуан Сюэцинь, одну из главных фигур китайского #metoo, задержали по обвинению в нарушении общественного порядка.
Самый опасный для женщин регион
Как и в случае с движением в среде студентов в Китае, в разных странах мира именно журналисты и студенты первыми подняли проблему насилия.
Одними из самых громких «нарушителей замалчивания» из академической среды стали молодые африканки, которые помогли Би-би-си провести расследование о сексуальных преступлениях в университетах Западной Африки: Лагоса (UNILAG) в Нигерии и университете Ганы. ООН считает Африку самым опасным регионом для женщин, и, согласно глобальному индексу безопасных для женщин стран, Гана находится на 78-м, а Нигерия на 145-м месте в списке.
Другой нигерийке, репортеру Би-би-си, которая работала под прикрытием и представилась семнадцатилетней абитуриенткой, желающей поступить в университет, удалось заснять на скрытую камеру, как профессор Бонифас Игбенегу, по совместительству пастор местной евангельской протестантской церкви, говорит ей: «Ты знаешь, что ты красивая девушка? Если я захочу семнадцатилетнюю девушку, все, что мне нужно, — сказать несколько ласковых слов и дать немного денег…» После публикации расследования обвиненных в домогательствах преподавателей уволили, но системных изменений, разработки законов, регламента против насилия не последовало.
Тем не менее фильм вызвал бурную реакцию в патриархальной Западной Африке, а #sexforgrades стало хештегом для сообщений, в которых пользователи соцсетей рассказывали о пережитом насилии.
Право на жизнь
В большинстве стран #metoo и аналогичные движения стали борьбой против сексуального насилия. В Латинской Америке женщины боролись не столько за право на сексуальную неприкосновенность и безопасность, сколько за право на жизнь. Движение #NiUnaMenos (#NUM, перевод с испанского — «ни на одну меньше») началось в Аргентине за несколько лет до #metoo, в 2015 году, как протест против фемицида на почве ненависти по признаку пола.
Несмотря на то что в 2012 году в Аргентине за фемицид стали наказывать пожизненным заключением, статистика убийств оставалась прежней. Активистки движения осознали, что одних законов недостаточно — важно менять аргентинскую мачистскую культуру, работать на уровне просвещения и образования.
Любопытно, что, как и в России, движение началось в журналистских и академических кругах Аргентины и затем охватило женщин из других профессиональных сфер.
Автор главы об Аргентине в книге The Global #metoo Movement Вирджиниа Мартурет рассказывает, что женский протест изменил вербальное и невербальное поведение аргентинских мужчин: «Мужчины стали гораздо более осторожными в словах и поступках — как на работе, так и дома».
Кроме того, #NiUnaMenos побудило правительство заняться доработкой закона о гендерном равенстве.
«Сдай скота»
Интересно посмотреть, как на движение #metoo отреагировали в странах с сильной феминистской повесткой. Особенно любопытен опыт скандинавских стран с давно победившим феминизмом, где мужчины наравне с женщинами сидят в декрете, а молодые скандинавки становятся министрами. Исследователи Тина Асканиус (Университет Мальмё) и Джэнни Мёллер Хартли (Университет Роскилле) изучили медиа Дании и Швеции последних лет и обнаружили интересный феномен. Швеция отнеслась к #metoo куда более восприимчиво и толерантно, чем ее соседка Дания. В Швеции тему восприняли как структурную проблему, с которой надо работать на всех уровнях, а в Дании — как охоту на ведьм и чрезмерно политкорректную кампанию без какого-либо социального эффекта. По мнению ученых, эта разница объясняется тем, что в Швеции феминизм политизирован и проник в политические и правительственные институты в гораздо большей степени, чем в Дании.
Страной же, в которой правительство наиболее оперативно отреагировало на протест и приняло реальные меры по профилактике насилия и борьбе с ним, стала Франция.
Тем не менее сообщение Мюллер вызвало эффект домино и взорвало французский Twitter: к июлю 2018 года появилось около 900 000 сообщений с хештегом #BalanceTonPorc.
Французское #metoo вызвало неоднозначную реакцию в обществе. С одной стороны, феминистки и молодое поколение француженок поддержали движение. С другой стороны, #BalanceTonPorc сравнивали с доносами соседей на евреев во время Вишистского режима. Девятого января 2018 года было опубликовано письмо Катрин Денев и ста француженок с критикой «кампании доноса». В нем говорилось: «Как женщины, мы не хотим быть частью такого феминизма, который вместо того, чтобы осуждать злоупотребление властью, взращивает вражду по отношению к мужчинам и сексуальности».
Профессор Марианна Муравьева считает, что письмо Катрин Денев — это реакция отживающего поколения француженок, которые были социализированы во времена, когда роль женщины по отношению к мужчине считалась субъектной. «Денев и ее коллеги защищали себя и индустрию. И то, что в свое время для них было очень важным. Но сейчас ситуация изменилась», — говорит она.
Место России рядом с Китаем
Однако, говоря о существующем якобы «порядке рассмотрения подобных дел», президент не учел, что вопрос харассмента в России юридически не определен и в Трудовом кодексе нет понятия сексуальных домогательств.
Тем не менее новая волна #metoo показала, что эта тема очень волнует общество. Весна и лето 2020 года стали новым этапом в движении против насилия, когда появились первые реальные итоги не благодаря политической воле, а из-за давления общественности.
По мнению социального антрополога Марии Пироговской, доцента факультета антропологии Европейского университета, так называемая культура информаторов изменит консенсус отношений: «Яркий пример изменения консенсуса — так называемый санитарно-гигиенический поворот в России во второй половине XIX века. Его инициировали врачи, которые говорили: «Мы живем с вами в грязи, и если мы хотим уменьшить смертность, если мы хотим, чтобы у нас было меньше сифилиса и холеры, чтобы наши младенцы не умирали в деревнях, нам надо менять привычки: мыть руки и кипятить молоко». Чтобы привлечь на свою сторону большое количество людей, активисты публиковали ужасающие репортажи, написанные очень окрашенным языком: «Посмотрите, как чудовищно мы живем, какое разложение и упадок! Если мы немедленно не станем на путь прогресса и цивилизации, то будем, как свиньи, барахтаться в грязи и навозе». Эта риторика очень эффективно мобилизует людей. Возникали новые группы, которые были к ней чувствительны и начинали натурально мыть руки, бояться извозчиков, смотреть с подозрением на горничных, нет ли у них сифилиса, например, и т. д.».
Такие примеры эмоциональной мобилизации можно обнаружить при каждом изменении общественного консенсуса. Неважно, чего он касается — того, как часто надо мыть руки, или того, где лежит граница между флиртом и харассментом, гигиены тела или гигиены отношений.
Сейчас мы все вместе пытаемся найти ответы на сложные этические вопросы. Но важно то, что #metoo инициировало общественный диалог о границе допустимого — разговор, который еще недавно делала невозможным культура молчания. И опыт стран, в которых #metoo поддержали политики, показывает, что для того, чтобы изменить ситуацию, важно не только работать над законодательством, но и заниматься просвещением.
Итоги года с #MeToo: от скандалов в Голливуде до изнасилования Марии Святым Духом
Прошло чуть больше года с тех пор, как Алиса Милано запустила в твиттере кампанию #MeToo, которая призывала женщин поделиться историями сексуального насилия над ними, чтобы «люди осознали масштабность этой проблемы». Как кампания изменила жизнь мужчин и женщин в США, разобрался Сергей Жданов.
Хештег #MeToo разошелся по всем социальным сетям в 85 странах, только в твиттере его использовали более 19 миллионов раз, в среднем по 55 319 раз в день. Две трети взрослых американцев, использующих социальные медиа, отметили, что истории о сексуальном насилии и харассменте постоянно мелькают в их новостных лентах, а 29 % пользователей сказали, что такие истории составляют значительную часть их лент.
Более того, за прошедший в США под знаком «эффекта Вайнштейна» год произошел небольшой сдвиг общественного мнения в сторону негативного отношения к заявленным жертвам насилия. На 8 % увеличилось число американцев, считающих, что мужчины, более 20 лет назад совершившие сексуальные домогательства к женщинам на работе, должны сохранить свои рабочие места. На 2 % возросло число людей, считающих, что обвинения в домогательствах создают больше проблем, чем решают, и на 5 % — что ложные обвинения в домогательствах являются большей проблемой, чем незарегистрированные и не наказанные атаки на женщин.
Сказка о жертве и насильнике: за что критикует #MeToo его основательница Тарана Бёрк
Хештег #MeToo появился задолго до того, как на фоне обвинений в адрес голливудского кинопродюсера Харви Вайнштейна его популяризировала Алиса Милано.
Основной фокус работы Бёрк как раз направлен на психологическую реабилитацию жертв насилия. У 83 % женщин воспоминания о пережитом насилии вызывают отчетливые чувства тревожности, подавленности и сожаления, поэтому Бёрк считает, что, хотя озвучивание истории насилия может принести катарсический эффект, как правило, оно не способствует излечению жертвы, если за ним не последует терапии:
«Это нужно проговорить, но не стоит делать это на поэтическом чтении или в социальном медиа. Можно рассказать об этом другу или даже просто описать всё в дневнике».
Вместо детальных описаний травматических событий Бёрк призывает делиться в публичном пространстве историями личного излечения. Она работает над созданием центров для реабилитации пострадавших от насилия, в которых уже прошедшие терапию будут помогать другим обрести душевное равновесие. Бёрк настаивает, что главным фокусом #MeToo должны быть конкретная травма каждой отдельной женщины и способы ее преодоления:
«Нам необходимо сменить нарратив #MeToo и увести его от гендерной войны между мужчинами и женщинами».
Сдвиг от личного к политическому
Лозунг «Личное — это политическое» был одним из главных в феминистском движении 1970-х годов. Личные истории женщин в рамках #MeToo тоже вскоре стали основой для публичной дискуссии о взаимоотношении полов в целом. Но истории жертв насилия и их судьбы стали волновать публику гораздо меньше, чем подробности жизни знаменитых и наделенных властью «хищниках». На каждые два #MeToo-поста о личных историях пережитого сексуального насилия приходится три поста с обсуждением скандалов с участием медийных звезд или политиков.
Две трети американцев считают, что случаи #MeToo «в основном отражают широко распространенные в обществе проблемы», и только 28 % — что основная проблема в неправильном поведении отдельных лиц. Личные трагедии стали политическим инструментом: по многочисленным исследованиям, разница в отношении к сексуальному харассменту между сторонниками демократов и республиканцев гораздо значительнее, чем разница между отношением женщин и мужчин к этому вопросу.
Требование верить всем женщинам
46 % американцев считают одной из основных проблем движения #MeToo недоверие к женщинам, заявляющих, что их изнасиловали; уход от ответственности обвиненных мужчин — почти половина опрошенных.
Десятилетиями женщинам приходилось увольняться с работ, потому что они не выдерживали домогательств, их карьерный рост замедлялся из-за того, что они не отвечали на домогательства, а также просто терпели такое поведение мужчин на работе и вне офиса. Им приходилось молчать, потому что они боялись репутационных убытков, потери должности или просто не решались признаться другим в травматическом опыте. Даже если они решались заявить о домогательствах во всеуслышание, их жалобы чаще всего решались за закрытыми дверями в офисах, а чтобы довести дело до суда, необходимо было еще доказать факты насилия.
Известным жертвам, заявлявшим о домогательствах и насилии в рамках #MeToo, стали верить и публика, и пресса, и начальство, и правоохранители. Это подстегивало открыться и менее социально защищенных женщин, которые были уверены, что на волне популярности #MeToo и при достаточном общественном внимании к этому вопросу им скорее поверят и станут более благосклонно расследовать их случаи.
Чтобы поддержать менее защищенных женщин выступить с обвинениями в адрес насильников, внутри движения #MeToo появился тезис “believe all women”. Знаменитости и все небезразличные люди стали повторять, что гораздо хуже не поверить жертве и оставить насильника безнаказанным, чем обвинить парочку невиновных мужчин или лишить их работы. В поддержку этого тезиса приводили статистику, что около 60 % случаев изнасилований не доходит до судебных разбирательств, в то время как только от 2 % до 10 % обвинений оказываются ложными.
К тому же многим казалось кощунственным требование к жертве сексуального насилия не только признаться в том, что оно было, но еще и обстоятельно его доказать, прежде чем его кто-то воспримет всерьез.
Однако скептично настроенные сторонники #MeToo очень быстро поняли, что в тезисе “believe all women” кроется червоточина, которая может нанести благородному делу непоправимый урон.
Первый очевидный недостаток связан с тем, что требовать верить каждому слову половины человечества — как минимум абсурдно, да и презумпцию невиновности никто не отменял. Ложь — универсальный порок для всех людей, и нет никаких исследований, однозначно доказывающих, что женщины врут меньше мужчин, или наоборот. Поэтому отрицать вероятность вранья такой громадной группы людей — даже из благих целей — невозможно.
Второй очевидный недостаток предложения верить всем женщинам без исключения связан с тем, что каждый новый случай, в котором будет доказана несостоятельность обвинений в сексуальном насилии, будет наносить ощутимый репутационный ущерб всему движению #MeToo. И такие случаи не заставили себя ждать.
Чаще всего рядом с историями под хештегом #MeToo появляется имя Дональда Трампа. И дело не в его печально известной формуле “grab them by the pussy”, которой он объяснил свою популярность у женщин и вызвал всеобщую ненависть феминисток. Трамп чаще других политиков высказывается по этому вопросу и всегда встает на сторону обвиняемых в домогательствах мужчин.
Самый громкий случай такой защиты, а также один из самых серьезных ударов по движению #MeToo разыгрался в сентябре 2018 года на фоне обвинений в сексуальном насилии Бретта Кавано, на тот момент кандидата, а ныне действующего члена Верховного суда США.
Профессор психологии Кристина Форд за несколько недель до назначения Кавано в Верховный суд обвинила его в сексуальных домогательствах и попытке изнасилования. По словам Форд, дело было в 80-х годах, когда Кавано было 17 лет, а ей — 15. Чуть позже к обвинениям Форд присоединились еще две женщины, Дебора Рамирез и Джули Светник: они утверждали, что тоже пострадали от сексуального насилия Кавано.
Расследованием этих обвинений занялось ФБР и в кратчайшие сроки предоставило результаты в Сенат США. Материалы ФБР так и не стали достоянием общественности, но Сенат 6 октября подтвердил назначение Кавано членом Верховного суда США, фактически признав его невиновность — а значит, несостоятельность обвинений Кристины Форд и двух других женщин.
Дональд Трамп, защищая Бретта Кавано, которого он же и выдвинул на пост члена Верховного суда, произнес серию возмутивших активистов #MeToo речей. Апогеем защиты Трампа стали его пантомима и публичное высмеивание Кристины Форд, которая во время дачи показаний не могла вспомнить некоторые детали описываемых событий.
Журналистские расследования двух других обвинений в адрес Кавано не принесли никаких убедительных результатов. Несколько друзей, знавших Дебору Рамирез в те времена, сказали, что они ей верят. Сама Рамирез призналась, что не до конца уверена, что на нее напал именно Кавано. А в случае с Джули Светник журналисты не смогли найти ни одного человека из прошлого Светник, который смог бы подтвердить или хотя бы поверить в ее историю.
Движение #HimToo
В 2013 году одним из самых популярных хештегов в сети стал #blacklivesmatter. За ним стояло активистское движение, возникшее в афроамериканской среде и направленное против расизма и полицейского насилия по отношению к чернокожим гражданам. Движение поддержало множество известных людей, в том числе Квентин Тарантино, и активистам казалось, что они вот-вот смогут реально повлиять на расизм в США.
Однако на самом пике движения возник другой хештег, который собрал под своим крылом всех недовольных движением людей и переубедил сомневающихся.
#alllivesmatter — новый лозунг обращал внимание на ценность всех без исключения людей и подчеркивал, что белые тоже страдают от полицейского произвола. И хотя идея звучала трезво, на деле она свела на нет весь антирасистский порыв #blacklivesmatter и способствовала распаду движения.
Хештег #HimToo появился в сети в 2015 году и использовался тогда просто для довольно бессмысленного обозначения, что какой-то мужчина тоже что-то делает. Во время предвыборной гонки хештег политизировался: сначала он использовался как символ поддержки еще одного кандидата-мужчины, а затем полностью поменял значение и стал использоваться сторонниками Трампа против Хиллари и Билла Клинтона в связке #LockHerUp #HimToo. Внутри движения #MeToo, новый хештег использовали в «позорных списках», ставя рядом с фамилиями мужчин, которых подозревали или обвиняли в сексуальном насилии над женщинами.
Однако во время и после дела Кавано #HimToo стали использовать в противоположном значении: чтобы обозначить еще одну жертву «феминистской охоты на ведьм», мужчин, которых несправедливо обвиняли в насилии и тем самым разрушили им карьеру, семью и жизнь.
В этой итерации #HimToo оброс мемами и обрел расширенную формулировку, приписываемую абстрактной маме мальчика:
«Матери сыновей должны быть испуганы. Ужасно, что в любое время любая девушка может выдумать историю про любого мальчика, которую нельзя будет ни доказать, ни опровергнуть, и которая сломает жизнь этого мальчика».
И хотя #HimToo не может соревноваться по популярности с #MeToo, его сетевое присутствие — тревожный звоночек для всего движения в целом. В эпоху социальных сетей, троллей и поляризации масс любое благое начинание может обернуться полной противоположностью, если не быть аккуратным в формулировках. И тезис “believe all women” — очевидная ахиллесова пята #MeToo, одна из основных причин негативных перемен в общественном мнении.
Эффект Пенса: мужчины стали избегать женщин на работе
Вице-президент США Майк Пенс — известный в Америке консерватор, исповедующий евангельское христианство. Следуя правилу Билли Грэхема, видного евангелического проповедника, Пенс «избегает любой ситуации, которая может показаться компрометирующей или подозрительной», то есть не остается наедине ни с какими женщинами, кроме его жены. И если до распространения #MeToo это воспринималось как религиозная чудаковатость, то в свете новых событий это правило приобрело иной смысл, а журналисты заговорили об эффекте Пенса в университетах и крупных корпорациях.
Большинство американцев считает, что ненаказанный харассмент хуже преждевременных увольнений из-за обвинений в домогательствах, поэтому многие учреждения стараются перестраховаться и избежать ситуаций, в которых домогательства вообще могут произойти. Треть опрошенных руководителей компаний изменили свое поведение на работе, чтобы полностью избежать ситуаций, которые можно будет трактовать как сексуальные домогательства. 55 % мужчин и 47 % женщин признали, что в свете #MeToo мужчинам стало сложнее понимать, как правильно взаимодействовать с женщинами на работе.
Корпоративная культура под воздействием #MeToo стала меняться: руководители компаний стали на 15 % чаще заказывать специальные тренинги по корректному поведению на рабочих местах. Обычные антихарассмент-тренинги оказались не особо эффективными в искоренении проблемы домогательств на работе. Зато тренинги по распознаванию харассмента среди коллег приносят результаты: люди, прошедшие такое обучение, чаще заявляют о случаях домогательств среди коллег по работе.
Одна из основных проблем в борьбе с сексуальными домогательствами на рабочих местах — размытость понятия харассмента и разница в его понимании среди полов. Каждая двадцатая женщина в США считает предложение коллеги вместе пообедать домогательствами, а среди мужчин так считает только каждый тридцатый. Большинство опрошенных мужчин считают, что посмотреть на интимные части коллеги или попросить о сексуальной услуге — не домогательство, в то время как две трети женщин считают это домогательством. Треть женщин считает, что сексуальные шутки — харассмент, в то время как среди мужчин так думает только 17 %.
Выбор: обвинения в харрасменте или обвинения в мизогинии
Повышенное внимание мужчин к своему поведению в адрес коллег женщин — безусловно, позитивный эффект движения #MeToo: 24 % мужчин утверждают, что стали осознаннее пользоваться словами, 16 % стали внимательнее шутить, а 9 % перестали прикасаться к своим коллегам.
Однако вместе с этим в деловых кругах заговорили о другой проблеме: 20 % опрошенных считают, что повышенное внимание к сексуальному харассменту может привести к ухудшению карьерных перспектив для женщин. Эффект Пенса приводит к тому, что руководители крупных компаний стараются избежать встреч с женщинами наедине, и на волне хайпа #MeToo отгораживаются от своих коллег противоположного пола.
«Карьерный рост обычно требует, чтобы кто-то из старшего руководства знал о вашей работе, предоставлял вам возможности и отстаивал ваши интересы внутри фирмы. Такие взаимоотношения будут развиваться гораздо хуже, если старший коллега будет избегать общения один на один с младшим коллегой», — пишет Лиза Кауфман, CEO крупной инвестиционной компании LaSalle Securities.
За 2018 год процент женщин на руководящих позициях в крупных компаниях США снизился с 23 % до 21 %. По словам Кауфман, этого процента недостаточно, чтобы женщины могли самостоятельно взрастить следующее поколение женщин-руководителей в условиях, когда мужчины-руководители будут отказываться от менторства младших коллег.
С другой стороны, адвокат Стивен Цвейг замечает: «Если мужчины будут избегать путешествий наедине с женщинами или перестанут наставлять женщин из страха обвинений в сексуальных домогательствах, эти мужчины избегут обвинений в домогательствах, но заработают обвинения в половой дискриминации».
Несмотря на публичный резонанс, американские законодатели не приняли практически никаких законов, которые облегчили бы жертвам подачу заявлений на своих насильников в суд. Конгресс США не пропустил ни одного закона касательно домогательств на рабочих местах за последний год. #MeToo был и остается общественным движением и тем болезненнее на нем сказываются скандалы с участием его сторонников.
Жертва и насильник меняются местами (или нет)
9 сентября 2018 года пользователи Twitter опубликовали рекордное количество сообщений с тегом #MeToo. Причиной тому стала добровольная отставка Лесли Мунвеса, возглавлявшего пятую в мире по прибыльности развлекательную компанию CBS Corporation. Мунвес был одним из первых сторонников кампании #MeToo, с ноября 2017-го выступал хедлайнером в борьбе с сексуальными домогательствами на рабочих местах и даже создал «Комиссию по борьбе с сексуальным харассментом и продвижению равенства на рабочих местах». Однако в июле 2018 года Мунвеса обвинили в домогательствах к шести женщинам, а в сентябре — еще к шести, и ему пришлось уйти в отставку. Он стал самым громким примером «оборотня», который под видом защиты прав женщин преследовал собственные интересы и пытался прикрыть собственные грехи.
Другим скандалом в рядах сторонников #MeToo стало обвинение в домогательствах со стороны актрисы Азии Ардженто. Она была одной из первых жертв, обвинивших Харви Вайнштейна в сексуальном насилии, и долгое время оставалась в авангарде движения. Но 19 августа 2018 года было опубликовано заявление актера Джимми Беннетта: он обвинил Ардженто в сексуальном насилии над ним, когда ему было 17 лет, а ей — 37.
Случаи Ардженто и Мунвеса не дискредитировали движение #MeToo в целом, однако они заставили общество лишний раз заговорить о том, что статус жертвы (или ее защитника) не гарантирует невиновности. А также о том, что повышенное внимание к проблемам сексуального харассмента может использоваться для преследования корыстных целей, заметания следов и получения выгоды. Вместе с делом Кавано эти случаи заставили общество, в том числе ту его часть, которая симпатизирует #MeToo, задаться вопросом — всегда ли можно верить жертве?
Страх ложных обвинений в сексуальном насилии
Начиная с 1989 года в США зарегистрировано только 52 случая — где мужчин обвиняли в сексуальном насилии, — которые были опровергнуты защитой, а мужчины — оправданы. Для примера: за этот же период по обвинениям в убийстве были оправданы 790 человек.
Подробное исследование заявлений о сексуальном насилии, проведенное в начале нулевых в Британии, показало, что из 216 жалоб, которые в итоге признали ложными, только в 126 случаях жертвы оформляли официальные заявления в полицию. Только в 39 из них называлось имя подозреваемого в насилии, шесть из них привели к аресту и только два случая дошли до суда, где были опровергнуты.
Исследователи выделяют четыре основных мотива, чаще всего прослеживающихся в историях с ложными обвинениями в изнасилованиях: личная выгода, психическое заболевание, месть и необходимость обеспечить себе алиби. Ради алиби ложные обвинения чаще всего выдвигают подростки, которые пытаются оправдаться перед родителями или привлечь их внимание, или неверные супруги, которые таким образом хотят объяснить факт измены. Психические расстройства чаще всего служат причиной ложных обвинений, если больной человек верит в изнасилование, которого не было, либо в случаях с личностными расстройствами, сопровождаемыми патологическим враньем.
Исследователи отмечают, что ради материальной компенсации или мести об изнасилованиях чаще других врут малообеспеченные люди. Это особо проблемный факт, так как женщины именно из этой группы чаще всего становятся жертвами насильников — и им сложнее других довести дело до суда.
Тарана Бёрк, с которой начиналось движение #MeToo, отмечает, что при всей популярности движения пока что так и не удалось расширить общественное внимание с проблем насилия над «белыми, цисгендерными, гетеросексуальными и известными женщинами» на менее обеспеченные слои населения, где на самом деле и происходит большая часть насилия.
Однако в свете общественного накала вокруг #MeToo вполне резонны опасения, что всё чаще будут появляться случаи вранья о насилии ради денег, славы, по политическим мотивам или из мести. И пока сторонники #MeToo будут настаивать том, что верить нужно всем женщинам, что нельзя ни в чем подозревать заявленную жертву и что предполагаемым насильникам нет прощения, противники движения смогут вполне обоснованно критиковать его и склонять общество на свою сторону.
Переосмысление властных отношений
В декабре 2018 года профессор клинической психологии и исследования сексуальности Эрик Спранкл написал в своем твиттере: «Непорочное зачатие — это история о всезнающем, всемогущем божестве, оплодотворившем человеческого тинейджера. Этот сценарий не вписывается ни в какое понимание концепции сексуального согласия». Когда ему возразили, что Бог послал ангела, который получил согласие на зачатие от Марии, Спранкл ответил: «Ставить кого-либо в такое положение [как Марию. — Прим. авт.] — неэтичное злоупотребление властью в лучшем случае, и вульгарное хищничество — в худшем».
Эти твиты вызвали бурную дискуссию, Спранкла обвинили в том, что он сатанист и беспардонный тролль.
И хотя его заявление похоже на издевку, оно поднимает два важных вопроса: могут ли власть имущие вступать в отношения с подчиненными и что означает согласие?
Размытие понятия согласия
То, что казалось согласием раньше, перестает быть таковым сейчас.
Один из вариантов решения вопроса согласия стали эксперименты с записью видео перед сексом, в которых участники должны назваться и заявить, что они хотят и будут заниматься сексом.
Однако сразу встал закономерный вопрос: даже если люди согласны до секса, они не могут знать наверняка, на что они соглашаются и понравится ли им их опыт. А также если люди согласны, то действительно ли они согласны или соглашаются под психологическим давлением?
Изменится ли шоу-бизнес?
Обвинения богатых и знаменитых мужчин в сексуальных домогательствах сыграли с движением #MeToo злую шутку. С одной стороны, благодаря им вокруг замалчиваемых раньше вопросов поднялась такая шумиха. А с другой, именно потому что такие мужчины, как Вуди Аллен, Луи Си Кей или Кевин Спейси знамениты и талантливы и, по мнению многих, не заслуживают той публичной порки, которую им устроили, — появились люди, которые испытывают к #MeToo резко негативные чувства. Общество так до сих пор и не выработало механизмы, по которым «хищники» смогут реабилитироваться и искупить свою вину (если она есть).
Проблемой остается и нежелание сторонников движения вырабатывать «шкалу тяжести» сексуальных преступлений: пока насильники будут стоять в одном ряду с теми, кто посмотрел даме в декольте — общество не придет к консенсусу.
Что же сталось с теми, с кого начались скандалы? У Вайнштейна осталось всего два судебных дела — и те висят на волоске, потому что, как оказалось, детектив обвинения, ведущий его дела, был нечист на руку и нарушал установленные правила следствия. Луи Си Кею так и не было предъявлено никаких официальных обвинений, и, хотя пресса и сторонники #MeToo продолжают его травить, он уже несколько месяцев партизански выступает в комедийных клубах, и часть зрителей приветствует его возвращение.
Персонажа, который разбил сердце многих, — Кевина Спейси — только 7 января вызовут в суд. Но после года изгнания он ворвался в медийное пространство с трехминутным видео “Let Me Be Frank”. В нем он выступил от имени своего персонажа из «Карточного домика» Фрэнка Андервуда, которого создатели сериала «убили» между сезонами, предварительно разорвав все контракты со Спейси, обвиненным в сексуальных домогательствах. Однако видео можно «прочесть» и от имени самого Спейси. Название можно перевести как «Позвольте мне быть откровенным», и оно имеет потенциал превращения в очередной популярный хештег противников #MeToo: «Если я не заплатил за то, что, как мы знаем, я действительно сделал, — то я точно не собираюсь расплачиваться за то, чего не делал».