господь хранит пришельцы что значит

Источник: Толковая Псалтирь.

Максим Исповедник (580−662)

Что означает сказанное в псалме: сироту и вдову примет, и путь грешных погубит?

Вдова — это душа, погубившая природный закон, сирота же — хитрый способ [жизни], [при котором] тот, кто является любителем славы и большой наживы, не имеет Бога отцом.

Итак, посредством относящегося к этому совета Господь, естественный закон оживотворяя, а хитрый способ [жизни] исправляя, чтобы посредством самого Блага, а не посредством тленного возникала слава, воспринимает [их], погубляя пути грешников, то есть прежний образ жизни, в котором [человек] обращался.

Источник

Толкование на Псалтирь 145:6

Сравнение переводов, параллельные ссылки, текст с номерами Стронга.
Толкование отцов церкви.

Толкование на Псалтирь 145:6 / Пс 145:6

Иоанн Златоуст (

Ст. 6−7 сотворшаго небо и землю, море, и вся, яже в них: хранящаго истину в век, творящаго суд обидимым, дающаго пищу алчущым. Господь решит окованныя

Если же дела Его постоянны, то тем более Сам Он неизменяем и всемогущ; сами дела Его доказывают Его силу и то, что Он таков. Но если Он, при неизменяемости и всемогуществе, не желает? Многие неразумные говорят это. Но, смотри, как пророк уничтожает такое сомнение. Сказав: «Который сотворил небо и землю, море и все, что в них, хранит истину во век», он присово­купляет: «совершает (правый) суд для обижаемых, дает пищу алчущим. Господь разрешает окованных«. Смысл слов его следующий: в том и состоит дело Божие, обыкновенное и особенно Ему свойственное, чтобы не оставлять без внимания обижаемых, не проходить мимо при­тесняемых, подавать руку помощи тем, кому строятся козни; и это постоянно. Поэтому он говорит: «во век», указывая на это, и не только на это, но и на то, что следует далее. «Дает пищу алчущим. Господь разрешает окованных. Господь умудряет слепых». Другой (неизвестный переводчик, см. Ориг. Экз.): «просвещает» (φωτιζει).

Источник: Беседы на псалмы. На псалом 145.

Феодорит Кирский (386/93−

Ст. 6−9 «Сотворшаго небо и землю, море, и вся яже в них». Кратко объял Пророк словом всю видимую и невидимую тварь. Упомянул не только о небе, земле и море, но и о всем, чтó в них; а на небе Ангелы, и естество невидимых, и солнце, и луна, и множество звезд; на земле и в море люди и роды безсловесных. Таково могущество Творца всяческих, говорит Пророк. Посему смотри, какая разность между князьями, подлежащими тлению, и Создателем всяческих. Так показав, что Бог — Создатель всяческих, показывает, что Он и промышляет о всем, чтó сотворил.

«Хранящаго истину в век»: «Творящаго суд обидимым: дающаго пищу алчущим». Ибо не лжив Обетовавший, любит истину, исполняет обещания, защищает обидимых, судит правдиво, всем алчущим подает потребную для них пищу. После сего Пророк предсказывает и благодеяния, оказанныя воплощением Спасителя.

«Господь решит окованныя:» «Господь умудряет слепцы: Господь возводит низверженныя». Сие предрек Бог всяческих и устами Пророка Исаии. Ибо, сказав: «дах тя во свет языков», присовокупил: «отверсти очи слепых, извести от уз связанныя, и из дому темницы седящия во тме» (Ис.42:6−7). И в другом месте сказал от лица Владыки Христа: «Дух Господень на Мне; Его же ради помаза Мя, благовестити нищым посла Мя, исцелити сокрушенныя сердцем, проповедати пленником отпущение, слепым прозрение» (Ис.61:1). И еще в другом месте: тогда «услышат глусии словеса книги, и иже во тме, и иже во мгле, очи слепых узрят» (Ис.29:18).

«Господь любит праведники»: «Господь хранит пришельцы». Господь всяческих каждому дает соответственное; и любящих Его праведников вознаграждает тем же, и воздает им отеческою и благосердою любовию. А тех, которые избегли отеческаго нечестия, и приходят к Нему с верою, удостоивает всякаго охранения и промышления. Ибо «пришельцами» Пророк называет чуждых. Так и блаженный Павел сказал, что были мы некогда «без Христа, отчуждени жития Израилева, и чужди от завет обетования, упования не имуще: но бывшии иногда далече», стали «близ» (Еф.2:12−13).

«Сира и вдову приимет: и путь грешных погубит». Пророк от промысла общаго обращает речь к частным случаям, и говорит, что Правитель всяческих никого не оставляет без попечения о нем, но удостоивает всякаго радения, даже лишенных человеческаго о них призора, и разоряет устроенныя против них козни.

Евфимий Зигабен (

Сотворшаго небо и землю, море, и вся, яже в них (содержится); хранящего истину в век.

Блажен, продолжает, тот человек, который надеется на Бога, сотворившего небо и землю и море и все, что содержится в сих трех местах, притом всегда истинного и в обещаниях благодеянии своих и в угрозах наказаниями от Него.

Феодорита: Сими словами вкратце объемлет всю видимую тварь; ибо не только упомянул о небе, земле и море, но и о том, что в них и в небе, ангелы и все естество невидимых, также солнце, месяц и множество звезд; на земле и в море люди и различных родов бессловесные. Столь велика, говорит, сила Творца всех. Из сего можешь заключить, сколь велико различие между тленными начальниками и Творцом всех.

Источник

Псалтирь 145:6

Толкования:

Блж. Феодорит Кирский

Ст. 6-9 «Сотворшаго небо и землю, море, и вся яже в них». Кратко объял Пророк словом всю видимую и невидимую тварь. Упомянул не только о небе, земле и море, но и о всем, чтó в них; а на небе Ангелы, и естество невидимых, и солнце, и луна, и множество звезд; на земле и в море люди и роды безсловесных. Таково могущество Творца всяческих, говорит Пророк. Посему смотри, какая разность между князьями, подлежащими тлению, и Создателем всяческих. Так показав, что Бог – Создатель всяческих, показывает, что Он и промышляет о всем, чтó сотворил.

«Хранящаго истину в век»: «Творящаго суд обидимым: дающаго пищу алчущим». Ибо не лжив Обетовавший, любит истину, исполняет обещания, защищает обидимых, судит правдиво, всем алчущим подает потребную для них пищу. После сего Пророк предсказывает и благодеяния, оказанныя воплощением Спасителя.

«Господь решит окованныя:» «Господь умудряет слепцы: Господь возводит низверженныя». Сие предрек Бог всяческих и устами Пророка Исаии. Ибо, сказав: «дах тя во свет языков», присовокупил: «отверсти очи слепых, извести от уз связанныя, и из дому темницы седящия во тме» ( Ис.42:6–7 ). И в другом месте сказал от лица Владыки Христа: «Дух Господень на Мне; Его же ради помаза Мя, благовестити нищым посла Мя, исцелити сокрушенныя сердцем, проповедати пленником отпущение, слепым прозрение» ( Ис.61:1 ). И еще в другом месте: тогда «услышат глусии словеса книги, и иже во тме, и иже во мгле, очи слепых узрят» ( Ис.29:18 ).

«Господь любит праведники»: «Господь хранит пришельцы». Господь всяческих каждому дает соответственное; и любящих Его праведников вознаграждает тем же, и воздает им отеческою и благосердою любовию. А тех, которые избегли отеческаго нечестия, и приходят к Нему с верою, удостоивает всякаго охранения и промышления. Ибо «пришельцами» Пророк называет чуждых. Так и блаженный Павел сказал, что были мы некогда «без Христа, отчуждени жития Израилева, и чужди от завет обетования, упования не имуще: но бывшии иногда далече», стали «близ» ( Еф.2:12–13 ).

«Сира и вдову приимет: и путь грешных погубит». Пророк от промысла общаго обращает речь к частным случаям, и говорит, что Правитель всяческих никого не оставляет без попечения о нем, но удостоивает всякаго радения, даже лишенных человеческаго о них призора, и разоряет устроенныя против них козни.

Евфимий Зигабен

Сотворшаго небо и землю, море, и вся, яже в них (содержится); хранящего истину в век.

Блажен, продолжает, тот человек, который надеется на Бога, сотворившего небо и землю и море и все, что содержится в сих трех местах, притом всегда истинного и в обещаниях благодеянии своих и в угрозах наказаниями от Него.

Феодорита: Сими словами вкратце объемлет всю видимую тварь; ибо не только упомянул о небе, земле и море, но и о том, что в них и в небе, ангелы и все естество невидимых, также солнце, месяц и множество звезд; на земле и в море люди и различных родов бессловесные. Столь велика, говорит, сила Творца всех. Из сего можешь заключить, сколь велико различие между тленными начальниками и Творцом всех.

Свт. Иоанн Златоуст

Ст. 6-7 сотворшаго небо и землю, море, и вся, яже в них: хранящаго истину в век, творящаго суд обидимым, дающаго пищу алчущым. Господь решит окованныя

Если же дела Его постоянны, то тем более Сам Он неизменяем и всемогущ; сами дела Его доказывают Его силу и то, что Он таков. Но если Он, при неизменяемости и всемогуществе, не желает? Многие неразумные говорят это. Но, смотри, как пророк уничтожает такое сомнение. Сказав: «Который сотворил небо и землю, море и все, что в них, хранит истину во век», он присово­купляет: «совершает (правый) суд для обижаемых, дает пищу алчущим. Господь разрешает окованных«. Смысл слов его следующий: в том и состоит дело Божие, обыкновенное и особенно Ему свойственное, чтобы не оставлять без внимания обижаемых, не проходить мимо при­тесняемых, подавать руку помощи тем, кому строятся козни; и это постоянно. Поэтому он говорит: «во век», указывая на это, и не только на это, но и на то, что следует далее. «Дает пищу алчущим. Господь разрешает окованных. Господь умудряет слепых». Другой (неизвестный переводчик, см. Ориг. Экз.): «просвещает» (φωτιζει).

Источник

Господь хранит пришельцев

Господь хранит пришельцев или Письма в редакцию.

«Почему-то все воспринимают слова Иисуса Христа о том, что есть у Него и «другие овцы, которые не сего двора», и которых надлежит Ему привести, и они услышат голос Его, и будет одно стадо и один Пастырь, – как обращенные к язычникам (по сравнению с овцами двора иудейского). Почему не предположить, что имеются в виду пришельцы? Как поется в псалме: «Господь хранит пришельцев».
Помнишь ли ты, читающий эти сроки, что тебя не будет, а вещи, к которым ты прикасался, останутся? Помнишь ли об этом каждый день? Кто-то после тебя будет рыться в твоем компьютере, кто-то будет листать твои любимые книги и, возможно, наденет твою одежду. Всё материальное, что останется после твоей смерти, перейдет другим людям или будет уничтожено. А что ты возьмешь с собой? И куда?»

Я повертел в руках конверт. Письма все-таки обычно подписывают. Здесь же ни почтового штемпеля, ни надписей, только наклеенный кусочек бумаги «В редакцию «Словопрения». Конверт лежал в общей стопке почты: очевидно, кто-то местный подбросил его в надежде, что этот текст будет напечатан в нашем журнале. Распечатанный на плотной бумаге, он был набран крупным шрифтом. Ладно, что там дальше?

От размышлений о том, зачем автор сего текста захотел опубликовать его и зачем я это читаю, меня отвлек телефонный звонок. Мой помощник – Авим – расторопный молодой человек, интересовался, принимать ли к печати фантастическую повесть.
— О чем? – рассеянно спросил я, вертя в руках листки.
— О христианской миссии в другие миры, – быстро заговорил юноша в трубку. – Четверо монахов: два иеромонаха, один иеродиакон и епископ – летят вначале на Марс: пройти там курс подготовки к жизни в условиях космоса. После прохождения испытаний они должны отправиться осваивать космическое пространство: высадка на уже существующей колонии или основание монастыря на пустынном астероиде.
— Понятно. Очередная миссионерская экспедиция. – проворчал я.
— И они прилетают на другую планету, где обнаруживают существ, похожих на нас, – продолжал Авим. – Только нравы у них немного иные.
— Не рассказывай весь сюжет, – прервал его я. – Передай Ликарису, – это моя правая рука. Мы вместе учились в вузе и, встретившись два года назад, решили создать журнал. – Я сейчас немного занят.
Я повесил трубку и перелистнул страницу.

— Привет! – Серж Ликарис вошел ко мне в кабинет без стука. Это его манера, я его не ругаю. Он был в своей обычно-привычной одежде: невнятных джинсах и клетчатой рубашке с закатанными рукавами. Слава Богу, хоть в этот раз с подстриженной бородой. – Что читаешь?
— Да. ерунду всякую, – я отложил текст. – Что-то случилось?
— Да нет, всё даже скучно. Почитай вслух. Наверняка интересно, просто ты делаешь вид, что плохо.
Я пожал плечами и, предложив ему сесть в кресло, начал читать вслух:

«- После Марса вы действительно полетите на другие станции?
— Это в перспективе, – один из иеромонахов забрался на верхнюю койку, освободив место внизу, и епископ предложил мне сесть. Сам же остался стоять. Отнекиваться было неудобно, и я сел. – Настали трудные времена – войны, голод. Люди часто заговаривают о третьей мировой, боятся, что будут сброшены атомные бомбы, что Земля погибнет. Это не значит, что мы должны бросить ее, и искать другую планету для жительства – занятие нелегкое, но мы должны помнить, что Земля – наша родина, и что она была создана для жизни человека Богом, что условия жизни на ней идеальны для человека. Были во всяком случае, пока сам человек не начал отравлять ее, и сейчас. Вы и сами всё прекрасно знаете. Если всё же разгорится война, если всё же Земля перестанет быть плодородной планетой, то мы – как люди и как христиане – должны спасать себя. Спасать себя и телесно, и духовно. Если Земля умрет, то кем мы будем? Странниками, пришельцами во Вселенной. Мы уничтожили свой дом и начнем скитаться в поисках другого.
— Для того, чтобы и его уничтожить, – не сдержался иеродиакон.
— И мы должны помнить о Христе. На Марсе ли, на Луне. За миллионы миль, в скафандре, в космическом корабле, ступая на безжизненную поверхность планет. Мы должны помнить, что где-то далеко остался Иерусалим, в который теперь не попасть, где-то далеко остались мощи святых, Земля, предназначенная человеку, которую он не сумел сохранить. Но Христос – всегда с нами, везде и всюду, на Марсе ли, на Луне. Куда бы нас ни забросило, где бы мы ни оказались, мы должны спасать людей. Себя и других. Распространять веру, поддерживать людей, лишенных корней, родной земли, оторванных от истоков. Хранить веру, цивилизацию, культуру. Вот для чего летим мы. Чтобы и вне Земли, вне, возможно, погибшей планеты, остались ростки, семя христианства.
— Это и называется миссионерство? – спросил я.
— Я бы назвал это сохранением. Хранительством. Поддержкой. Мы должны сохранить тех, кто вдали от Земли. Тех, кто не землянин отныне. Тех, кто родится вне Земли. Тех, кто позже и не будет знать ее вовсе. Но у кого будет вера в Христа. Распятого за всех и за вся. И за землян, и за лунян, и за марсиан.
— Мы скоро прибудем, – я глянул на свои часы, показывающие бортовое время. – Спасибо за интересную беседу.
— Вы сами – христианин? – спросил меня владыка, на прощание протягивая руку для пожатия.
— Скорее культурно, нежели религиозно, – я сам не понял, что сказал, но был рад пожать в ответ его руку.
— Подумайте, – он посмотрел мне в глаза, – может быть, вы захотите присоединиться к нам? Не принять монашество, но быть нашим спутником в дальнейшем нашем пути. Подумайте. После прибытия мы еще час-два будем в порту, пока не объявят регистрацию. Или, если вы все же захотите, посетите Марс-2, найдите меня. Не говорю «Прощайте», говорю «До встречи!».
Я ответил ему тем же и удалился. Надеюсь, мой поспешный уход не был воспринят ими как невежливость».

Ликарис в процессе чтения обхватил голову руками и так и сидел, пока я не закончил и не отложил в сторону листы. Авим смущенно стоял у стола.
— Что скажешь? – я обратился к Сержу. – Возьмешь читать?
— Я бы с радостью, – то ли в шутку, то ли всерьез ответил он, убирая руки с головы, – но. пока давай я принесу другие тексты, этот пока не будем трогать.
Я показал Авиму, что он может удалиться. Ликарис тем временем выскользнул из кабинета. Я же взял повесть и продолжил читать с другого места.

«- Я хочу взглянуть на другие миры, – слова подбирались сами собой. – Я хочу понять. веру.
— Понять? – услышал меня капитан. – Как можно понять веру? И чью – их? Их вера – деньги, их бог – чрево, как они сами твердят всё время. Достаточно посмотреть на них, чтобы это понять. Нет там никакой веры, только вера в человеческую глупость и безволие. Куда они летят? Туда, где больше денег. Вот и вся их. миссия.
— Они летят, чтобы помочь людям.
— Чем? Выманиванием у них денег за. не пойми что.
— Хватит! – прервал его второй пилот. – Если хочет уйти, пусть уходит. Но зачем оскорблять друг друга?
— Я хочу понять, почему он уходит, – заявил капитан.
— Я объяснил, – я пожал плечами. – Я действительно сказал те слова в шутку, но постепенно, пока разрастался скандал, я понял, что это возможно, что я на самом деле могу всё оставить и пойти с этими монахами. Почему? Потому что полеты туда-сюда меня перестали прельщать. Потому что мы никому и ничему не помогаем. Потому что я хочу реальной работы, я хочу чувствовать отдачу, чувствовать свою полезность, видеть результаты своей работы. Здесь. никто не болеет. Да, это хорошо с одной стороны, но с другой. Если бы это чем-то компенсировалось. Я теряю навыки, теряю квалификацию. Я. Да сколько угодно можно выдумать обоснований. Правда в одном – я хочу помогать людям. Они это могут, и они зовут меня с собой помогать людям. Они будут лечить души, я – тела. И если больше людей будут помогать друг другу, если профилактика станет привычкой, то не будут нужны и больницы. Если будет поддержка, если сами люди смогут нормально сосуществовать, если мы будем следить за собой и друг за другом в хорошем смысле, то и жить будет легче.
— Накопилось, – выдохнул механик. Капитан за время моего монолога смотрел на приборы.
— Пора готовиться к посадке, – он сделал какой-то знак механику. – Ты получишь расчет, как только сядем.
— Послушай, – второй пилот подошел ближе и попытался уговорить меня, – зачем тебе идти к ним? Ты нашел свое место, здесь тебя любят, здесь ты всё знаешь.
— Я не ищу комфорта.
— Но разве мы все не ищем лучшей доли? Подумай: мы можем работать и на больших судах. Мы можем.
— Судовладелец хотел уменьшить число членов экипажа. Врачи не нужны. Я – первый кандидат на вылет. Я как раз и ищу лучшей доли.
— У тебя разве нет никого на Земле, что ты готов всё оставить и следовать за ними?
— На Земле у меня осталась маленькая каморка в глубине Америки, счёт с тысячью долларами и могилы предков. Больше ничего. Здесь мне предложили цель, работу.
— Заплатят ли они за неё?
Я не успел ответить (а может, и не смог бы): в этот момент в кабину вошли механик и епископ. Пока мы разговаривали, капитан послал его к пассажирам, очевидно, с тем, чтобы лично расспросить их обо мне.
— Это правда, что вы переманиваете у меня людей? – тут же, без приветствия, задал вопрос Магнезий.
— Я не переманиваю людей, капитан, – твердо ответил Киприан. – Я предлагаю работу. Это рынок, конкуренция.
— И что же, Церковь теперь вышла на рынок?
— Нам нужны работники. Не всё могут епископы и иереи, нужны и простые рабочие люди. Не все люди в Церкви – это священнослужители. В конце концов, если вы крещены, вы тоже член Церкви.
— Не крещён и не буду, – отрезал капитан. – Я не верю в Бога.
— Позвольте узнать, почему?
— Потому что, видя Вселенную, я не вижу в ней Творца.
— А кто-то видит. Как за этим кораблем – видят строителей и конструкторов. Как за вами – видят ваших родителей. Если есть следствие, то есть и причина.
— Кто же создал Бога? Его-то причина в чем?
— Разве Бог это следствие? Простирая взгляд назад, ретроспективно, мы должны остановиться на том, что изначально, что само порождает следствие, не являясь им.
— Почему же должны? – насмешливо фыркнул Магнезий.
— Но вы верите в причину Вселенной самой в себе? Кто создал Вселенную или что? Самопроизвольно она зародилась? Но из чего? Наука строит гипотезы без точного и ясного ответа. Если нет однозначности, то откуда уверенность? Если нет четкого ответа, то есть вера. Вы верите в то, что Вселенная – это первопричина всего, но не следствие. А если следствие, то чего? А то, в свою очередь, – чего. И так далее, до самого-самого начала. Почему же это начало – не Бог?
— То, что вы именуете Богом, это лишь. космос, материя, но не Разум.
— Стало быть, мы не упорядочены, не разумны?
— Почему же? – Магнезий быстро взглянул на приборы. Оставалась еще пара минут до начала посадки. – За миллиарды лет всё скомковалось, преобразовалось именно в то, что мы видим сейчас. За миллиарды лет перебралась куча вариантов, и в итоге осталась наша Вселенная, как наиболее устойчивый вариант. Но довольно. Я хотел поговорить об Освальде.
— Он сам волен решать, – епископ посмотрел на меня.
— Я уже решил, – я кивнул. – Я готов отправиться с вами, с миссией.
— Он получит расчет в порту. А сейчас извините, – капитан потерял к нам интерес и развернулся в кресле. – Вам пора в каюту, и пристегнитесь покрепче».

Услышав покашливание, я поднял глаза. Ликарис протягивал мне листы бумаги.
— Давно ждешь?
— Да так. Ты, я вижу, зачитался. Уже лучше стало написано?
— Не знаю. Потом сам прочтешь. Что здесь?
— Статья. Некоего Саввы Ильича Петрова.
— Кто такой?
— Начинающий журналист. Христианин.
— Апологетика?
— Нечто вроде того. Прочти.

«В мире информационных войн трудно найти истину. Каждое СМИ, каждый человек представляет свою точку зрения, подкрепляя ее фактами, зачастую подтасовывая их, применяя современные технологии для искажения действительности. А читатели, зрители, слушая новости, читая прессу, верят, что журналисты, будучи добросовестными и честными, доносят до них истину, объективные данные и ни в коей мере не отступают от «голых» фактов. Возникает закономерный вопрос: кому верить? Какой книге, какому автору? Чьи свидетельства истинны? Чьи слова, будучи сказанными достаточно давно, сегодня читаются именно так, как они были произнесены? Не было ли повреждений текста, не было ли дописываний, не было ли, в конце концов, лжи?
Журналист – профессия, которой верят. Точнее, должны верить. Правда же в том, что любой текст всегда можно обрезать, любые слова – вырвать из контекста, а на видео наложить другую аудиодорожку. В конце концов можно оглашать то, что выгодно тебе, и умалчивать о том, что тебе не нужно. Не это ли называется фактами? Умолчание – это не ложь, верно? Я уже не раз сталкивался с религиозными фанатиками. Последний случай просто вывел меня из себя. Мой собеседник начал с этимологии различных слов и принялся доказывать, что его народ. не буду говорить какой. древнее всех. Возьмите любой народ, любую нацию, ответил ему я, и они скажут то же самое. Какой народ не ведет свое начало испокон веков? Кто древнее всех? Этимология слов – это прекрасно, но необходим научный подход. Голословные утверждения, не подкрепленные объективными данными, – это фэнтэзи, маскирующееся под науку. Его игра словами навела меня на одну мысль.
Давно спорят: Иисус Христос – это Бог или нет. Но если поиграть словами, то доказательство божественности Иисуса есть, и оно очевидно всякому, читающему Евангелие. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сопоставить два суждения и вывести третье: Господь – это Бог. Господь – это Иисус Христос. Бог – это Иисус Христос.
Эти рассуждения основаны на русском переводе Евангелия. Примеры просты.
Бог в Библии прямо назван Господом. В Ветхом Завете слово «Господь» употребляется в каждой книге по нескольку десятков раз. В Евангелии, например, Иисус напоминает ветхозаветную заповедь: «первая из всех заповедей: слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый» (Мк. 12: 29). Другие евангельские примеры – Елизавета говорит: «так сотворил мне Господь во дни сии, в которые призрел на меня, чтобы снять с меня поношение между людьми» (Лк. 1:25); Гавриил обращается к Марии: «радуйся, Благодатная! Господь с Тобою» (Лк. 1: 28). Думаю, совершенно ясно, что под словом «Господь» разумеется Бог.
А теперь посмотрим, называют ли Иисуса Христа Господом.
Елизавета говорит Марии: «И откуда это мне, что пришла Матерь Господа моего ко мне?» (Лк. 1:43). Матерь Господа? Бога? Вот так номер. Ангел говорит пастухам: «ныне родился вам в городе Давидовом Спаситель, Который есть Христос Господь…» (Лк. 2:11). Фома, увидев воскресшего Иисуса, предлагающего ему вложить пальцы в его раны, восклицает: «Господь мой и Бог мой!» (Ин. 20:28). Следует ли понимать его слова, как не относящиеся к Иисусу? Как междометие, что-то типа восклицания «Ух ты!»? Надо заметить, как Иисуса исповедовали другие лица – Нафанаил («Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев» (Ин. 1:49), Петр («Ты – Христос, Сын Бога Живаго» (Мф. 16:16), Марфа («я верую, что Ты Христос, Сын Божий, грядущий в мир» (Ин. 11: 27), Самаряне («сами слышали и узнали, что Он истинно Спаситель мира, Христос» (Ин. 4:42).
Сам Иисус поставил перед иудеями вопрос о Давиде и Сыне Давидовом: «сам Давид называет Его Господом: как же Он Сын ему?» (Мк. 12: 37). И действительно, в русском переводе ясно написано: «сказал Господь Господу моему» (Мк. 12: 36).
Кроме того, Сам Иисус говорит о Себе: «Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то» (Ин. 13: 13). Если с первым (Учитель) более-менее понятно, то кто такой Господь?
Ну и если брать текст не из Евангелий, стоит вспомнить слова Апостола Павла: «Потому сказываю вам, что никто, говорящий Духом Божиим, не произнесет анафемы на Иисуса, и никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым» (1 Кор. 12: 3).
Подытоживая: если Господь – это Бог, а Иисус называет Себя Господом, евангелисты именуют Его Господом (Лука прямо отождествляет Господа и Иисуса: «Увидев ее, Господь сжалился над нею и сказал ей: не плачь» (Лк. 7: 13), «после сего избрал Господь и других семьдесят учеников» (Лк. 10: 1) и в других местах Евангелия – 7: 31, 12: 42, 13: 15, 17: 6, 18: 6, 22: 61, 24: 34), то кажется, что дело ясное: мы можем смело приравнивать Иисуса Христа к Богу.
Утверждением божественности Иисуса насыщено всё Евангелие от Иоанна. Взять хотя бы некоторые фразы.
Иоанн Креститель: «Сей есть, о Котором я сказал: за мною идет Муж, Который стал впереди меня, потому что Он был прежде меня» (Ин. 1: 30). Иоанн Креститель, напомню, родился раньше Иисуса.
Иисус Христос: «Я и Отец одно» (Ин. 8: 30), «веруйте в Бога и в Меня веруйте» (Ин. 14: 1), «прежде нежели был Авраам, Я есмь» (Ин. 8: 58), «от начала Сущий, как и говорю вам» (Ин. 8: 25), «Что ж, если увидите Сына Человеческого восходящего туда, где был прежде?» (Ин. 6: 62); «Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца» (6: 38); «И никто еще не восходил на небо, только с неба Сошедший, Сын Человеческий, сущий на небе» (Ин. 3: 13); «чтобы все чтили Сына, как чтут Отца. Кто не чтит Сына, не чтит Отца, пославшего Его» (Ин. 5: 23).
Про Иисуса «говорили: не Иисус ли это, сын Иосифов, Которого отца и Мать мы знаем? Как же говорит Он: я сшел с небес?» (Ин. 6: 42).
Наконец, можно вспомнить и апостольские послания Павла и Иоанна: «великая благочестия тайна: Бог явился во плоти» (1 Тим. 3: 16) (Бог? Во плоти? Можно сравнить это со словами апостола Иоанна – «Слово было Бог… И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца» (Ин. 1: 1 и 14); «всякий дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, есть от Бога» (1 Ин. 4: 2) (если Иисус Христос – это обычный человек, зачем подчеркивать, что Он пришел во плоти? И так же ясно, что во плоти, раз человек)».

Дочитав до этого места, я ткнул пальцем в бумагу:
— Что он несет вообще? Какие-то вставки в середине текста, бардак в цитатах. У меня лично сразу возникает вопрос: разве не нужно брать в руки древнееврейский и древнегреческий тексты? Или он считает себя самым умным?
— Зачем устраивать филологический перфоманс? – усмехнулся Ликарис, развалившись в кресле и сплетя пальцы. – Но он же прямо пишет: это русский перевод. Въедливые читатели, конечно, за это уцепятся. Я бы тоже спросил: а как было в греческом или еврейском оригинале, так ли всё понималось? Есть ли нюансы в тех словах, что по-русски переведены одинаково «Господь»? Вообще, естественно, это тема для отдельного исследования и для филологического анализа, работа для ученых.
— Он, видимо, полагает, что журналистская работа состоит в постановке вопроса, чтобы читатель задумался, но не в ответе на этот вопрос. Ладно, – я продолжил чтение.

«Однако всё оказывается не таким уж и простым, если проводить строгую научную работу. Трясти своими переводами могут многие (вспомнить хотя бы т.н. перевод Нового мира, или феминистические переводы Нового Завета), равно как и строить свое учение, основываясь на вырванных из контекста фразах и не учитывая содержание всей Библии. Однако если проделать именно научную работу – поднять ранние рукописи, сличить греческие и еврейские тексты, выявить нюансы того или иного слова, то это и будет настоящим толкованием (кто из нынешних толкователей может похвастаться, что в его толковании говорит Сам Дух Святой?). И тогда-то, основываясь на научных данных, можно вести серьезную полемику. А сотрясания воздуха – «у нас так написано, а у вас другой перевод» – бессмысленны. Давайте зреть в корень – какова традиция, какие рукописи приняла Церковь, какие отвергла и почему. И кроме того, если говорят, что в таком-то контексте использовано такое-то слово и понимать его надо так-то, то неужели же за 2 тысячи лет это не было исследовано, и не найдется, что сказать оппонентам? А читал ли «толкователь» оппонентов, или только свое толкование приводит, не видя и не слыша, а то и не зная, что на всё это уже отвечено?
И всё ведь старо, ничего нового в претензиях к христианству нет, а что вытаскивают и «говорят: «смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас» (Еккл. 1: 10)».

Я перевернул последнюю страницу.
— Прочел? – Серж подсунул мне тут же следующие листы. – Позже – по следам этой статьи – он написал краткую заметку. «Игра слов – Сын Божий». Если тебя не утомит, то ознакомься. По свежим следам, так сказать.
Вздохнув, я начал читать новую статью.

«Предыдущая статья была посвящена игре слов, которую можно продолжить и также поиграть со словами «Сын Божий». Кто это такой, или кто такие? Иудеи вот, например, говорили Пилату про Иисуса: «мы имеем закон, и по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим» (Ин. 19:7). По большому счету – экое диво, Сын Божий, так ведь в книге Бытия о них говорится (6: 2 – 4), апостол Павел потом говорил: «все вы сыны Божии по вере во Христа Иисуса» (Гал. 3: 26; ср.: Рим. 8: 14). Но стало быть, что-то выделяло «Единородного Сына Божия» от всех остальных? В чем была претензия иудеев именно в данном случае? Иисус же им популярно всё объяснил (Ин. 10: 34 – 38; Пс. 81: 6).
Чем-то же Иисус отличался от прочих сынов Божиих? Ведь прямо же сказано: «Верующий в Него не судится, а неверующий уже осужден, потому что не уверовал во имя Единородного Сына Божия» (Ин. 3: 18), да и Иисус Сам спрашивал: «ты веруешь ли в Сына Божия?» (Ин. 9: 35). Значит был какой-то особый акцент на этих словах, на «Сыне Божием»? Это были не просто красивые слова, но они имели какой-то таинственный смысл.
И вообще, если говорить об обособленности конкретного Сына Божия, то ведь резонно спросить: почему Иисус требует веры в Него (не Ему верить – вот игра слов! – а в Него верить, то есть наравне с Богом). Кто Он такой? Какой-такой Сын Божий появился, с чего вдруг Ему и в Него, через Него веровать, какой-такой посредник образовался, зачем это «промежуточное звено»? Как модно нынче говорить – «мне для обращения к Богу посредники не нужны». А тут, видите ли, как пишет апостол Павел, оказывается «един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус» (1 Тим. 2: 5). Нашелся, понимаете ли, такой «Сын Божий» как посредник! С чего вдруг Он будет судить мир, с чего вдруг Отец дал именно Ему такие полномочия? Потому что Он – Единородный? А чем отличен Он от нас, таких же сыновей Божиих, и мы же такие же сыны Всевышнего? Почему не Исайя судит мир, почему не Илия, почему не Моисей, наконец, или Енох, живым взятый на небо?
Если Он – такой же человек, как и все бывшие до него, как Моисей, Илия, то чем Иисус-то круче? Доходчивее их всех объяснил закон? А почему другие не могли? Богу что ли слабо дать побольше красноречия Аарону или Илии? Стал настоящим Мессией? Так Его ж иудеи и отвергли. Всё порушил, хотя говорил, что исполнить пришел, всех «праведных» обвинил, а явных грешников оправдал. Сумасшедший же явно!
Конечно же, ответ будет один: Бог так захотел, чтоб именно Иисус, как человек, пришел всё и рассказал всем, просветил всех и ушел. Так а что нового-то Он сказал, что не говорили до Него? Что нового Он сделал? И Елисей людей воскрешал, и пророки до Иисуса исцеляли. В чем Его миссия-то была? Только в том, чтоб бестолковому народу попонятнее рассказать всё? Так ведь они и так были тупы («видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют»), да и ученики Его были до Пятидесятницы один другого «умнее» (одна история с «закваской фарисейской» чего стоит). Никто ж ничего так и не понимал, пока Иисус был жив. Нужно было, чтобы Он умер. И после того, как Он умер и воскрес, после того, как Дух сошел на апостолов, вот тут-то, извиняюсь за выражение, мозги-то и прочистились. Нужно было, чтобы все три Лица объявились, чтобы все три Лица произвели благодатные действия, чтобы в том числе и неким опытом было познано триединство Бога.
Поэтому-то и нужно было сошествие с небес Сына Божия (помимо прочих, конечно же, предназначений) – чтобы Он умер, воскрес, но не просто воскрес (Лазарь-то тоже воскрес, чем воскресение Иисуса-то отлично?), а воскрес в новом теле, в новом человеческом облике, в нем Он и вознесся, в нем Он и сидит одесную Отца, в нем Он – вечен».

Я покачал головой и отложил в сторону статью.
— Может, нам хватит религиозной тематики? Обойдемся одной статьей, или сделаем из нескольких одну? Еще эта повесть.
— Послушай, – Ликарис наклонился вперед, – нам нужно дать всё и сразу. Пусть номер будет посвящен религиозной теме. Втиснем туда то письмо, три статейки, повесть (если влезет) и разбавим мнениями экспертов.
— Тебе не кажется вся эта игра в слова. – я пощелкал пальцами.
— Глупой? – он кивнул. – Помню, как я сам писал: мне всегда казались совершенным вздором рассуждения людей, не сведущих ни в каких науках и занимающихся исключительно сочинительством собственного бреда, о правильности того или иного знания, о якобы найденных древних свидетельствах, о несомненной подлинности того или иного свитка. Боже мой, будто это можно было бы тотчас же проверить! Читатель вынужден доверять автору, читатель проникается симпатией к автору и верит ему – вот и вся достоверность. Если же хочется настоящей научности, то следует самому читателю, видимо, взяться за ум и проверить всё, или же взять проверенные временем научные труды и довериться им, но никак не популярным книжкам и новомодным авторам, пишущим безо всяких ссылок, которые можно было бы верифицировать. Так примерно я когда-то писал. Эх, были времена, когда творческая энергия била ключом. А что до этой игры. да, мой друг, я думаю, она глупа и бессмысленна. Но, – тут он поднял палец вверх, – у меня есть еще кое-что.
Я застонал. Словно заправский фокусник, Ликарис извлек откуда-то очередные листы.
— Это как раз-таки мнение. одного эксперта, скажу так. По поводу написанного Петровым.
— Когда я устану читать?! – со вздохом я протянул руку и взял бумаги.

— Даа. – протянул ия. – Эк их всех кидает из одного в другое.
— Возьми следующий лист, – посоветовал усмехающийся Ликарис. – Это не конец еще. Там от руки написано.
И действительно – на следующей странице от руки шариковой ручкой было написано:

Прочитав, я пожал плечами.
— Очень эмоционально, но не по делу.
— Ты так думаешь? – Ликарис потирал руки. – Это мнение одного эксперта. Имя не публикую, просил не упоминать всуе.
— Хочешь что-то еще предложить? И так достаточно. Хотя ничего из этого я бы не опубликовал. Эмоционально, но банально, скучно и даже. опасно.
— Чем? Это же не разжигание розни. Наш журнал называется «Словопрения». Дискуссионный журнал – помнишь?
— Помню, помню. – я с сомнением поглядел на гору бумаги у себя на столе. – Ладно, забирай, правь, смотри. А я пока дочитаю. Про марсиан или кого там.
Ликарис кивнул и вышел из кабинета.

«Минуя деревья, я приблизился к воде. Обычный, ничем не примечательный ручей. Состав воды – я удаленно изучил ее – ничем не отличается от земного.
Наклонившись, чтобы попить, я вдруг услышал звонкий женский смех и, вздрогнув, повернул голову налево. На противоположном конце ручья плескалась обнаженная девушка. Вода доходила ей до колен, и поэтому девушка, смеясь, брала воду горстями и поливала себя.
Я выпрямился и, стараясь не производить большого шума, ступил в воду. Быстрый ручей толкал ноги вперед, к девушке. Медленно ступая, я раздумывал над тем, как, не испугав ее, заговорить с нею.
Меня не удивило, что девушка была похожа на земную. Владыка Киприан сказал, что так может быть. Жаль, что мы разделились, и Савватий так неудачно оступился.
Ее тело было прекрасно. В свете солнца оно казалось тоньше, истонченнее, чем мое собственное: будто оно было едва-едва материально, ровно настолько, чтобы быть земным.
До девушки оставалось не больше тридцати метров, когда она заметила меня. ».

В кабинет постучали. Я недовольно спросил: «Кто?», и Авим, смущенный донельзя, заглянул внутрь.
— Я могу забрать повесть?
— Что. А, дай мне несколько минут, я долистаю. Я позвоню.
Голова помощника исчезла, и я сразу же пролистнул несколько страниц.

Я не стал дочитывать до конца. Сложив бумаги в стопку, я набрал номер Авима:
— Повесть мы брать не будем, – ожидая услышать возражения, я сделал паузу, но молодой человек молчал. – Есть какие-нибудь стихи? Или короткий рассказ? Нужно разбавить рассуждения.
— Есть миниатюра, но вряд ли вам понравится.
— Ты принеси, а я уже решу.
Пока Авим шел ко мне, я позвонил Ликарису:
— Повесть я забраковал. Много пафоса и как-то неестественно написано, вычурно. Много философствований, рассуждений, монолога – читатели заскучают. Я поставлю что-нибудь маленькое. – юноша принес мне два листка. Я кивнул ему. – Сейчас как раз почитаю, вдруг что интересное, и тебя наберу.
— Мы ставим то письмо?
— Ставим. Назовем его «Письмо в редакцию».
— У него есть там фраза – «Господь хранит пришельцев». Может, так?
— Решим, ладно. Я сейчас прочту миниатюру и тебе перезвоню.
Я прочел название принесенной Авимом миниатюры «В Четверг». И что же было в четверг? И почему с большой буквы?

— Больше у нас ничего нет? – спросил я Авима после прочтения миниатюры.
— Присылают много, но нужно вычитывать, – его голос в трубке звучал грустно. – Вам, как я и предполагал, не понравилось?
— Я бы не стал ее публиковать. Намек ясен, однако исполнение хромает. Ни о чем – я бы так сказал. И незачем – это говорю я как редактор и издатель.
— Тогда мне пока нечего вам предложить.
— Что ж, – я постучал пальцами по столу, – тогда публикуем то, что есть. Растянем как сможем. Тема номера: «Письма в редакцию». Мое вступительное слово, дискуссии и. что-то бы еще добавить.
— Есть стихи, – чуть помолчав, ответил Авим. – Я. пишу. И. если можно.
— Почему же ты ничего не говоришь нам?! – воскликнул я. – Конечно, неси.
— Одно, – по голосу было слышно, как он встрепенулся, – одно я принесу!
Через минуту юноша положил мне на стол свое стихотворение. Я не ожидал от него многого, и мои ожидания оправдались.

«Если ты – на небесах,
Скажи – как живет Бог.
Есть ли любовь, иль только страх,
Есть ли рай и дерева плод?

Если ты – на небесах,
Скажи – увидим ли тех,
Кто уходили до нас,
Или всё – тлен?

Если ты – на небесах,
То о нас помолись.
Или сюда передай,
Что к праху наши пути.

Если ты – на небесах,
То о нас не забудь.
И с земли уходя,
Легче нам будет чуть-чуть».

— Ну. – я не знал, как выразиться помягче, – мы это. опубликуем.
«Так и быть», – хотел я добавить еще, но сдержался.
— Правда? – парень явно не рассчитывал на такой успех.
— Да, можешь смело ставить его в номер, – я не стал говорить, что по моему скромному мнению, следовало бы в стихотворении кое-что подправить, если не всё целиком переписывать. В конце концов почему бы не потрафить юноше? Полтора года у нас на посылках, и ни одной публикации. Пусть порадуется. – И на этом закончим.
Авим, радостный, убежал, а я набрал Ликариса.
— Поставим еще стих Авима.
— Он пишет стихи? – Серж усмехнулся в трубку. – Ну, прочти.
Я прочел ему и услышал его смех.
— Я бы рифмы кое-где поменял. «Смерть», «идти» – что-нибудь такое бы вставил. А последнее предложение не из серии – «проезжая мимо вокзала, с меня слетела шляпа»?
— Пусть еще корректор посмотрит. Ненавязчиво, если что, скажем поправить. Времени маловато. Как обычно, всё надо делать быстро.
— А как ты хотел – весь год «лежебочничать» и в последнюю неделю печатать журнал, у которого тираж.
— Ладно, всё. Это наша с тобой.
— Дурь? Блажь?
— Игра.
Я посмотрел на часы.
— На сегодня, пожалуй, хватит.
Не так-то просто за неделю до конца года готовить ежегодный журнал.

Источник