кандагар что там произошло
Кандагар: факты и мифы
03.03.2010 | Гордеев Ян | № 07 от 01 марта 2010 года
Кадр из фильма «Кандагар»
Через 7 месяцев после начала драмы жены плененных летчиков в первый раз написали письмо президенту США Биллу Клинтону. Но письмо либо затерялось по пути, либо не дошло — ответа на него не последовало. Тогда женщины предприняли вторую попытку. «Уважаемый господин Президент! Мы, жены и дети экипажа российского самолета Ил-76 казанской авиакомпании «Аэростан», захваченного 3 августа прошлого года в Афганистане афганской вооруженной оппозицией «Талибан», взываем к Вашей помощи. Президенты России и Татарстана — наши президенты много делают для освобождения наших мужей. Но их усилий, видимо, недостаточно. Поэтому пошел уже восьмой месяц пленения экипажа гражданского самолета Ил-76. Жизни наших мужей под угрозой, а их здоровье уже в критическом состоянии. Господин Президент! Если бы усилия двух наших великих государств слились и в этом направлении, мы уверены, наши мужья были бы спасены, и мы увидели бы их дома целыми и невредимыми в самом скором времени. А весь мир убедился бы в том, что Вам, господин Президент, небезразлична судьба не только народов, но и отдельных людей. Уповаем на Вашу помощь, господин Президент».
Чиновники Татарстана изначально были против обращения, но жены летчиков уже никого не слушали. Генеральный директор авиакомпании «Аэростан» Бронислав Исхаков передал письмо второму секретарю посольства США Дженни Листон,* * Она приходится крестной младшему брату автора этих строк.
и оно было отправлено по дипломатической почте в США. Вопреки ожиданиям ровно через неделю Билл Клинтон ответил каждой из обратившихся к нему женщин: поблагодарил за письмо и пообещал немедленно помочь в освобождении их мужей. Вести дело Клинтон поручил помощнику государственного секретаря по Юго-Восточной Азии Робин Рейфел* * Занимала свой пост с августа 1993 года по июнь 1997 года.
и сенатору-демократу Брауну. В конце июля 1996 года сенатор вылетел в Афганистан, чтобы разобраться с ситуацией на месте. Переговорив с лидерами талибов, он встретился с пленными и спросил, чем он может им помочь. Наши летчики высказали фантастическую на первый взгляд просьбу, чтобы талибы разрешили им осмотреть самолет в один из ближайших дней. Желательно в пятницу (джуму) — священный для мусульман день недели. Сенатор передал просьбу летчиков талибам и улетел домой.
Советник президента Татарстана Тимур Акулов спустя 15 лет после тех событий подтвердил The New Times факт отправки письма президенту Клинтону и то, что американский лидер ответил женам плененных летчиков. При этом Акулов утверждает, что никакой роли в дальнейшем развитии событий американская сторона уже не играла.
Так или иначе, но экипаж действительно стали допускать к самолету. Сначала проверяли его техническое состояние, ведь машина не обслуживалась в течение 12 месяцев. В пятницу, 16 августа 1996 года, экипаж занял свои места, поднял махину весом 90 тонн в небо и взял курс в направлении Объединенных Арабских Эмиратов. Уже на Родине было официально объявлено, что экипаж совершил дерзкий побег. После чего летчикам вручили государственные награды.
История с побегом сейчас овеяна ореолом славы, а после выхода фильма «Кандагар» и вовсе приобрела характер легенды. Но все же в ней остаются белые пятна. Как-то один из журналистов казанской газеты «Бизнес-он-лайн» спросил у советника президента Татарстана Тимура Акулова, который вел переговоры с талибами: «Так наши летчики убежали или это было освобождение за выкуп?» Татарстанский чиновник ответил так: «Любой человек понимает, что без определенных договоренностей никакую границу нельзя пересечь… И то, что, когда они прилетели в Эмираты, вместо тюрьмы попали в пятизвездочную гостиницу, говорит само за себя. Но ребята совершили настоящий подвиг, подняв в воздух самолет, который простоял год в жутких условиях. Нужно отдать должное советской технике. Она внесла большой вклад. Полет над песчаными барханами на высоте 180 метров требует огромного мужества, как и перелет через многие границы». В одном из интервью на подготовленность дерзкого побега намекнул и владелец плененного самолета Виктор Бут: «Побег из Кандагара более интересен, чем о нем повествуют, и больше связан с политикой. Неужели вы действительно считаете, что можно просто так прыгнуть в самолет, простоявший более года без обслуживания, завести двигатели и взлететь? Они не сбежали. Их вырвали из плена». Виктор Бут находится теперь в таиландской тюрьме, посвященные в детали кандагарского побега чиновники не спешат раскрывать свои секреты, помалкивают, чтобы не лишиться госнаград, и летчики.
«Для меня это незаживающая рана» 25 лет назад в Кандагаре захватили российский Ил-76. Пилот самолета рассказал историю плена и побега
«Нас явно ждали»
«Лента.ру»: Историю вашего пребывания в плену и побега активно вспоминали в 2010-м после выхода на экраны фильма Андрея Кавуна «Кандагар». Насколько картина близка к реальным событиям?
Газинур Хайруллин: Фильм хороший, я считаю, снят добротно, конечно, не без перегибов, но на то оно и кино, чтобы зритель смотрел. Я целиком, кстати, не видел, всегда фрагментами. Как-то, когда выступал в школе, мне тоже показывали кадры. Для меня это незаживающая рана. Я, признаться, совсем не люблю об этом говорить.
Почему вы оказались в тот день — 3 августа 1995 года — над территорией Афганистана?
Наша компания «Аэростан» регулярно совершала разные рейсы. До того мы летали из Объединенных Арабских Эмиратов, из Шарджи в Баграм, возили разные товары вроде текстиля, электроники и техники. А последние рейсы были опять же в Афганистан, но на этот раз в Кабул, куда мы летали из Албании. Мы летали в соответствии со всеми правилами. Албанцы и правительство Афганистана имели договоры о торговле. Что конкретно происходит в Афганистане, какие там политические события, мы не вникали. Наше дело маленькое — взяли груз в точке А и отвезли его в точку Б. Важно долететь в целости и сохранности. А тут летим мы в Кабул, и вдруг выходят с нами на связь. Я дословно не помню разговор, но смысл сводился к тому, что «Талибан» приказывает нам зайти на посадку в Кандагар для досмотра груза. Мы им пытались объяснить, что у нас груз для правительства Афганистана, а не для вас, но они были настойчивы. Поскольку рейс был не первый у нас, маршрут самолета знали и нас явно ждали. Разведка, наверное, хорошо отработала, знала, что на борту есть всякое-разное интересное. Хотя мы-то были уверены, что везем народно-хозяйственные грузы — аппаратуру, текстиль.
Как вас принудили к посадке?
Они подняли истребитель и опять вышли на связь. Военный самолет обозначился — дал понять, что будет сбивать. Пришлось садиться. Позже, уже в плену, мы познакомились с двумя этими летчиками-истребителями. Хорошие парни, образованные. Оба учились когда-то в Советском Союзе, в летном училище в Алма-Ате, хорошо говорили по-русски. Сочувствовали нам. Они неловко себя чувствовали во всей этой ситуации. Ну, им приказали, куда им было деваться? Они многодетные, с родственниками. Если бы не выполнили приказ, сами понимаете, что их ждало.
«Реальность оказалась хуже»
Я все в деталях не очень хочу вспоминать. В ящиках оказались патроны. Командира судна Владимира Шарпатова увели на допрос. Его там обвиняли, что мы чуть ли не вмешиваемся в дела Афганистана. А потом нас поместили под арест. Мы все надеялись, что сейчас как-то разберутся, что наша страна поможет, и через какое-то время мы полетим домой. Но реальность оказалась хуже. Мы там застряли.
Ящики с боеприпасами в грузовом отсеке российского самолета Ил-76 на аэродроме в Кандагаре, Афганистан. Фото сделано 12 августа 1995 года
В фильме Кандагар был некий афганец, который вам активно помогал. Был ли такой в реальности?
Забавно, кино всегда, видимо, пытается все понятнее обставить. Был такой Абдулла — его к нам приставили переводчиком. Мы все шутили над ним, что он двойной агент. Он вроде как нам друг и посредник между нами и талибами. Абдулла сообщал своему командованию о наших просьбах, доставал для нас еду и лекарства. Ну и шпионил за нами потихоньку — подслушивал, о чем мы говорим, какие у нас планы, не собираемся ли бежать, а если собираемся, то как. За настроением нашим тоже следил. У нас не все шло гладко. А в фильме «Кандагар» было, что Абдулла чуть ли не идеолог побега, но это не так, с ним мы такие вещи не обсуждали.
А как к вам относились местные жители, охрана?
378 дней в плену. Как вы коротали время, что делали?
«Письма из дома — это самое важное в те дни»
Что самое трудное в плену?
Самое страшное в плену — это неизвестность. Тяжело психологически и морально: постоянно беспокойные мысли, пугающее неведение, что будет дальше. Такое, что спать невозможно. Ведь даже тот, кто сидит в тюрьме, знает: будет суд, отсидит срок и выйдет, и готовится к этому. А тут мы сидели и не понимали — а как завтра? Может, поменяют нас, может, увезут куда, а, может, просто расстреляют. Страшно, когда твоей жизнью распоряжаются другие люди. Полная неизвестность! Они нам говорили: вы расслабьтесь, вы наши гости. Хотя какие мы гости, когда вооруженная охрана все время рядом. Они на наши беспокойные расспросы всегда отвечали: «Иншааллах» — «На все воля Аллаха». Вот такой ответ на любой вопрос.
Пленные летчики на территории склада, где их держали талибы
Правда, что вас заставляли принять ислам?
Ой, вот это чушь полная! Это просто один человек из наших такое рассказал журналистам, а все и подхватили. Нас научили читать одну суру — и на этом все, собственно. Еще они нам давали книжки свои религиозные на русском языке, хочешь — читаешь, а не хочешь — не читаешь. Впрочем, других книг не давали, к сожалению. Да, я думаю, у них и не было других книг.
Была ли возможность получать письма от родных, может, прессу?
Журналы какие-то, по-моему, один раз передали, и все. А вот письма от родных мы получали. Не сразу, но через какое-то время такая возможность появилась. Мы сами им писали по мере сил. Не знаю, проверяли эти письма или нет, но, думаю, читали. Письма из дома — это самое важное в те дни, то, что помогло выжить, собраться, не упасть духом. Это наполняло нас надеждой, желанием бороться за свою жизнь. Уже, бывает, думаешь: ну все, устал! Уже разваливаешься весь под этой жарой, не можешь больше терпеть эту территорию, на которой тебя держат, этих талибов, все бесит и раздражает. А после весточки из дома понимаешь, что тебя ждут. Надо бороться, собраться. Наверное, чтобы продолжать жить в тяжелых условиях и не сдаться, надо знать, что тебя где-то ждут, любят и верят, что ты найдешь решение.
«У них глаза горели»
Как нашлось то самое решение и родилась идея побега на самолете?
У нас было полно свободного времени, пока мы находились в этой нашей резиденции. Все время обдумывали разные идеи. Большинство из них были скорее фантастическими — вроде того, чтобы разоружить охрану, взять автоматы и попробовать пешком по горам дойти до границы. Обсуждали, что отрастим бороды, и тогда получится слиться с местными. Но мы поняли потом, что не сможем этого сделать и попадемся. А если попадемся, то охрану усилят, а может, и поубивают.
Побег из Кандагара. Как это было (15 фото)
20 лет назад,16 августа 1996 года, экипаж, захваченного силами движения «Талибан» Ил-76, предпринял удачную попытку побега из плена.
В августе 1995 года российский самолет Ил-76 и семь членов его экипажа во главе с командиром Владимиром Шарпатовым были захвачены боевиками исламского движения «Талибан» в афганском городе Кандагар.
На борту было семь членов экипажа: командир воздушного судна Владимир Ильич Шарпатов, второй пилот Газинур Гарифзянович Хайруллин, штурман Александр Викторович Здор, бортинженер Аббязов, Асхат Минахметович, бортрадист Юрий Николаевич Вшивцев, бортинженер Сергей Борисович Бутузов и бортинженер Виктор Петрович Рязанов.
на фото — пилот Гулям, который на МИГ-21 перехватил и посадил ИЛ-76 на аэродроме в Кандагаре
Ил-76 принадлежал частной казанской авиакомпании «Аэростан» (арендованной «Трансавиа» — ОАЭ). Этот самолет был передан в субаренду правительству Бурхануддина Раббани и перевозил боеприпасы (патроны калибра 7,62 мм)по маршруту Тирана (Албания) — Шарджа(ОАЭ) — Кабул.
Груз, кстати, соответствовал нормам Международной организации гражданской авиации (ИКАО) и разрешен к авиаперевозке. Это был их не первый рейс в Кабул; по специальным каналам никаких запретов или ограничений на полеты по данному воздушному коридору не поступало. Все было как обычно.
Талибы обвинили летчиков и Россию в целом во вмешательстве во внутриафганские дела и поместили экипаж под усиленную охрану до выяснения отношений и выполнения всех их многочисленных требований.
Попытки России, ООН, Организации исламская конференция и США освободить экипаж оказались безрезультатными.
на фото Доктор Вячеслав Титов
Связь с Россией удавалось поддерживать, в частности, через Тимура Акулова, представителя президента Татарстана Минтимера Шаймиева. Попытка Акулова обменять пленников на запчасти к вертолётам не удалась. С другой стороны, удалось добиться права на редкие личные встречи, в том числе с другими представителями российских властей в Афганистане и Пакистане, и передачу почты, что позволило обговорить детали возможного побега.
Талибы прослышав про шурави-табибов (советских докторов) шли постоянно жаловаться на свои беды и болячки
на фото — командир — Владимир Шарпатов. До побега еще несколько месяцев…
Лишь через год с небольшим, 378 дней после пленения, российские летчики совершили дерзкий побег, использовав оплошность охраны, которая допустила весь экипаж ремонтировать самолет.
Летчики и переговорщики по освобождению постепенно внушали талибам мысль о необходимости регулярного техобслуживания самолета.
Те понимали, что такая «машина» стоит десятки миллионов долларов и пытались её сохранить для использования в своих целях, позволив регулярно проводить обслуживание, стоявшего на аэродроме Кандагара. Но для обслуживания вывозили только двух или трех летчиков.
Когда прошел почти год после захвата, командир Шарпатов стал настойчиво продвигать талибам мысль о том, что необходимо особое, большое обслуживание машины, иначе она испортится. 16 августа 1996 – пятница. Все добропорядочные мусульмане посвящают этот день молитве. Талибы мнили себя именно такими и на аэродром летчики приехали без обычной для подобного случая многочисленной охраны. Приехали неожиданно всем экипажем.
За работой летчиков наблюдали в основном талибы из службы охраны аэродрома.
Безумная августовская жара и раскаленный бетон кандагарского аэродрома видимо ослабили бдительность охранников.
на фото Замир Кабулов (главный переговорщик от МИД России) общается с экипажем
А тут время очередной молитвы подошло, потом обед. Часть охраны отправилась в палатки, расположенные вдоль взлетной полосы.
С летчиками осталось лишь три охранника. Они забрались внутрь самолета – не так жарко. Другого такого шанса может и не представится.
Неизвестность и дальнейшая невозможность пребывания в ней, и мгновенно принятое решение на побег сплотили разных людей с их взаимными обидами, накопившимися за год заточения в Экипаж.
на фото пилот МИГ-21 Гулям и Мунир Файзуллин. Это он,Мунир Файзуллин, регулярно мотался из Шарджи в Кандагар, доставляя экипажу продовольствие и воду
Действовали как никогда слаженно и четко: инженеры закрывали рампу, бортинженер запускает двигатели, радист проверяет связь. Действия экипажа не вызвали у охранников подозрений. Может только закрывающаяся рампа немного насторожила.
Потихоньку вырулили на взлетную полосу, которой катастрофически не хватало, и сразу на взлет. Скорость набирается медленно, полосы явно не хватает, а тут еще наперерез несутся опомнившиеся талибы на аэродромном «Урале». Но перехват в этот раз не удался, тяжелый самолет смог оторваться буквально с крайней плиты ВПП.
Тут уже всполошились охранники внутри самолета. Но летчики пытались объяснить им, что сделают пару кругов над аэродромом и сядут. В Ил-76 практически отсутствую иллюминаторы, и это тоже помогло сбить с толку никогда не летавших талибов. Тут самолет делает резкую горки и талибы падают с ног. Главное обезоружить и не допустить стрельбы на борту. У одного отстегнули и отбросили рожок с патронами, а у другого охранника выбили автомат. Пошли вход заготовленные веревки. И вот уже бывшие охранники летят в роли смирных пассажиров, пристегнутые к своим местам.
Между тем Шарпатов направляет самолет в сторону иранской границы. Благо соответствующие разрешения и коды на пролет им обеспечил Мунир Файзуллин, в одно из недавних посещений экипажа.
До иранской границы самолет летел на предельно малой высоте (50-100 метров) в режиме радиомолчания для того, чтобы Ил-76 не смогли запеленговать локаторы талибов. Да и поднятый вслед МИГ-21 будет искать их, скорее всего в воздухе, в северном направлении – в сторону России, но никак не Ирана. Вот такая вот военная хитрость. Но и риск колоссальный: представьте себе такого монстра как ИЛ-76 на огромной скорости и 50 метровой высоте. Единственное, что предательски выдавало самолет – песчаный вихрь из под брюха. Главное этим брюхом сопку какую-нибудь не вспахать.
С территории Ирана уже поднялись на безопасную высоту и через час с небольшим совершили посадку в аэропорту Шарджи (Объединенные Арабские Эмираты). Шарпатова чуть за талиба не приняли, когда он высунулся из иллюминатора (это в кино он бороду сбрил, а в реальности напоминал Карла Маркса, вступившего в талибан).
Охранников передали в полицию эмирата. Экипаж после объятий с друзьями и коллегами из «Трансавиа», которые переживали и поддерживали их, как могли всё это время, отвезли в отель. Помыться, побриться, форму новую надеть, а главное позвонить семьям…
22 августа того же года был подписан указ о награждении экипажа, командиру корабля и второму пилоту было присвоено звание Героев России, а все остальные члены экипажа были награждены орденами Мужества.
Николай Стариков
политик, писатель, общественный деятель
Побег из Кандагара
Побег из Кандагара
3 августа 1995 года около восьми часов утра самолет казанской компании «Аэростан», загрузив в Албании тысячу с лишним ящиков с патронами для автомата Калашникова, взял курс на афганский город Баграм. Но на подлете к Кандагару, находившемуся под контролем движения «Талибан», Ил- 76 принудили к посадке.
Семеро членов экипажа попали в плен, став заложниками воевавших с правительством Раббани талибов. Снова в воздух грузовой лайнер с бортовым номером 76842 поднялся лишь 16 августа 1996 года. Наши летчики совершили дерзкий побег. Командовал экипажем живущий ныне в Тюмени Владимир Шарпатов, который вскоре после возвращения на Родину был удостоен звания Героя России…
С ним встретился наш обозреватель.
Командир ИЛ-76 Владимир Шарпатов, Кандагар, лето 1996 года. Фото: из архива Владимира Шарпатова
ПРЕАМБУЛА
«КЕРОСИН КОНЧАЕТСЯ, А РОССИЯ — НЕТ!»
— Готов выслушать рассказ о самом длинном рейсе в вашей жизни, Владимир Ильич.
— Дойдем и до него, но сперва о том, чем я занимался до злополучного полета в Кандагар. А то ведь иные ваши коллеги, не разобравшись, сделали из меня контрабандиста, возившего по миру нелегальное оружие…
Я окончил Краснокутское летное училище, Казанский авиационный институт и ленинградскую Академию гражданской авиации, с середины шестидесятых годов работал в Тюмени, пилотировал Ан-2, Ан-24, Ан-26, Ил-76, налетал более десяти тысяч часов, стал инспектором летно-штурманского отдела. В какой-то момент у меня испортились отношения с начальством. Из-за моей принципиальности и неуступчивости. Я входил в профсоюзный комитет, защищал права сотрудников, выявлял всякие нарушения. Это и вызывало страшное раздражение. Устав бодаться, я написал рапорт, вернулся командиром корабля на Ил-76.
И тут в покое не оставили, зажимали. Когда на земле сидишь, заработки соответствующие — копеечные. А мне семью надо было кормить, жену, двух сыновей. В конце концов, я летчик! Пока палки в колеса не вставляли, все шло отлично. Ил-76 — машина мощная, мы на ней прилично помотались по Советскому Союзу — от Сахалина до Краснодара, от Молдавии до Чукотки. И Ташкент, и Кавказ, и Мурманск… Везде побывали! Обычно люди учат географию по учебникам да картам, а я смог воочию масштабы Родины оценить. Летишь, допустим, из Анадыря по северной трассе. Тысячу километров прошел, две, а внизу — бескрайние просторы, куда не ступала нога человека… Зато на ночную Европу смотришь: будто ковер электрический расстелили. Тесновато у них там! То ли дело у нас. На Курилах заливаешь полные баки топлива и берешь курс на запад. Скорость — девятьсот километров в час. Один час полета, два, три, пять, семь… Керосин кончается, а Россия — нет! Вот что такое наша страна.
…Потом перестройка началась, работы совсем не стало. Начальство и младшего брата принялось из-за меня пузырить. Девять лет держали Юрия вторым пилотом Ту-134, не делали командиром. Я резко высказался по этому поводу. Ну, и новый виток разборок…
Всю дорогу из-за неуживчивости летал реже остальных. Бросали всякие огрызки, объедки с барского стола. Я и приличную машину последним в нашем авиаотряде купил. Ребята уговорили. Они-то с начала девяностых рассекали по Тюмени на привезенных из-за границы иномарках. Мой радист пристал: «Возьми нормальный автомобиль, Ильич!» Отвечаю: «У меня и рублей-то нет, не говоря про доллары». Не успокаивается: «Займу, не переживай». Присмотрели в Амстердаме десятилетний Volvo-244. Радист одолжил две тысячи долларов, парни добавили полторы, так я и стал автомобилистом… Машина до сих пор верой и правдой мне служит, езжу на ветеране. Хотя недавно тормоза забарахлили, надо отремонтировать, никак не соберусь…
В 1991 году я начал работать на швейцарскую фирму Metro Cargo. Ее хозяин Шимон Лахав нашел где-то дюжину российских самолетов, усадил на них наши экипажи и принялся гонять по миру. Правда, после окончания стажировки меня тормозили с допуском к самостоятельным полетам. Тогда я обратился к мистеру Лахаву. Так, мол, и так, командир Ил-76, готов к работе. Инспектор нашего управления давай дрючить: кто позволил писать напрямую, делать выводы о своей профпригодности? Устал я до чертиков от издевательств и решил объявить голодовку.
Всю ночь рисовал авторучкой на фанерке транспарант, не спал. А утром вышел на центральную площадь Тюмени. В форме, в унтах… Через два часа милиционер увел меня в управление гражданской авиации на разговор к заместителю начальника…
После этого летать стал больше, но заказы порой поступали специфические. Помню, Лахав отправил мой экипаж в Лион, где нам загрузили САУ — самоходную артиллерийскую установку. Ее надо было вместе с экипажем перебросить на Ближний Восток, в район боевых действий. Французские танкисты всю дорогу расспрашивали: «Наверное, вам большие деньги платят, раз жизнью рискуете?» Говорю: «840 долларов».
— Французы решили, что за час полета. Держите карман шире! Нет, отвечаю, за месяц работы. Те лишь присвистнули, мол, наши пилоты за подобные гроши близко к самолету не подойдут. Но я не все рассказал любознательным пассажирам: Лахав доплачивал по пятьдесят долларов суточных и поселил нас в шикарном пятизвездочном Sheraton с бесплатным питанием…
— И долго вы так летали?
— Четыре месяца. Из Германии возили в Саудовскую Аравию полевые госпитали, медикаменты, амуницию, из Голландии перебросили в Турцию два полка НАТО, аккурат к российским границам. А куда деваться-то? Мы подневольные, выполняли приказ…
Но тогда мы дозаправились в Марокко и прилетели в конечный пункт — Фритаун, столицу Сьерра-Леоне. На аэродроме в жуткий тропический ливень нас встречал премьер-министр страны собственной персоной. Так эти БМП были важны для него. Вернулись домой, а нам говорят: нужно ещё раз лететь в те же края. И опять с боевыми машинами на борту. Надо, значит, надо, в Африку — так в Африку… Но перед вылетом из Фритауна в Россию наш самолет вернули на перрон, что в авиации считается ЧП, а экипаж… чуть не расстреляли. Оказалось, этот Ил с другим тюменским экипажем месяцем ранее летал на полевой аэродром мятежников. Руководители Сьерра-Леоне были возмущены: «На два фронта работаете? К стенке!» Чудом унесли ноги, флайт-менеджер Сергиенко сумел убедить, что мы ни при чем…
Почему так подробно рассказываю? Чтобы поняли: патроны, из-за которых нас год продержали в плену у талибов, на самом деле, сущая ерунда, семечки, мне доводилось возить куда более серьезные грузы.
Как-то перебросили из Австрии в Сану, столицу Северного Йемена, ящики, на которых было написано, что внутри — охотничьи ружья. Мы и не проверяли, это не наше дело. Летели ночью по узкому ущелью, чуть отклонились бы в сторону, в тех горах и остались бы навеки. Выгрузили сорок пять тонн и домой отправились, а через две недели в Йемене война началась. И северяне победили. Наверное, нашими «ружьями»…. Да я могу долго ещё рассказывать, всяких приключений хватало!
— Еще как пересекались! Я у него работал, когда в Кандагар попал. О других экипажах говорить не буду, пусть каждый за себя отвечает, но я всегда действовал строго по полетному заданию, никакой самодеятельности и «левых» рейсов. Хотя, не скрою, предложения поступали. Я отвергал их без лишних разговоров…
Пилот МиГ-21 афганец Гулям (слева) был знаком с нашими летчиками, но ему дали приказ: посадить Ил-76 в Кандагаре. Фото: из архива Владимира Шарпатова
ПОСАДКА
«ПОМИРАТЬ — ТАК С МУЗЫКОЙ»
— В Афганистан вы отправились из Казани. А туда-то как попали?
— В Тюмени работать по-прежнему не давали, а тут узнал, что компания «Аэростан» получила два новых Ил-76, но без личного состава. Предложил свои услуги, стал инструктором и полгода занимался тем, что вводил в строй местных летчиков. А 16 июня меня направили в командировку в Эмираты. Экипаж подобрался сырой, едва переученный, без должного налета, второй пилот Газинур Хайруллин пришел из военной авиации, за границей никогда не был…
Сначала из Шарджи летали в Кандагар, возили народно-хозяйственные грузы. Продукты питания, воду, сигареты и прочее барахло, приобретенное в Эмиратах афганскими купцами. По пятьдесят тонн за рейс. Тогда же познакомились с наземными службами, общались с служившими у талибов летчиками, даже подкармливали их семьи.
А в конце командировки мне предложили сделать три рейса из албанской Тираны в Баграм, который контролировался «Северным Альянсом» Ахмад Шаха Масуда. Талибы считали его злейшим врагом. Но мы, честно говоря, в нюансы не вникали, наше дело маленькое — доставить груз в целости и сохранности. Я спросил у флайт-менеджера: «Что везем?» Он ответил: «Ящики. Тысяча двести штук». Конечно, все знали, что внутри патроны, но это не являлось нарушением. Албанское правительство и президент Афганистана Раббани заключили официальное соглашение, мы соблюдали все требования IKAO по перевозке опасных грузов. Какой нам был смысл беспокоиться?
Два рейса выполнили нормально, а в третий раз не долетели до конечной точки…
Когда шли над Кандагаром на высоте 9700 метров, диспетчер потребовал совершить посадку для досмотра груза. Попытались упираться, и тогда на связь вышел МиГ-21, уже «висевший» у нас на хвосте. С пилотом «Талибана» Гулямом у нас сложились хорошие отношения, на земле мы прекрасно общались. Но приказ есть приказ. Если бы не подчинились, Гулям мог шарахнуть ракетой — и все дела… Он потом приходил к нам в тюрьму, талибы ему звание генерала дали…
А тогда в воздухе я попробовал совершать какие-то маневры, тянул время, надеясь стряхнуть истребитель, но запаниковал Хайруллин: «Командир, собьют! Надо садиться!» Поведение второго пилота сильно меня смутило. Ну, я и сел. Думал: в конце концов, ничего преступного мы не совершали, полетное задание есть, самолет российский, экипаж находится под защитой государства. Великая страна за спиной! Если что, в обиду не даст.
Плененный экипаж. Слева направо: Газинур Хайруллин (в белом), Асхат Аббязов (за ним), Юрий Вшивцев, Сергей Бутузов, Виктор Рязанов (в синем), Владимир Шарпатов. На снимке нет Александра Здора, он фотографировал. Фото: из архива Владимира Шарпатова
— Вы же знаете, как все получилось…
После приземления меня сразу повезли на допрос. Его вел главарь талибов мулла Омар. На вопросы я отвечал честно, сказав, что загрузились в Албании, летели в Баграм. Афганцы требовали вызвать в Кандагар Мунира Файзуллина, менеджера компании «Аэростан», организовавшего нашу командировку. Мол, будем судить по законам шариата. По такому случаю мне разрешили связаться с фирмой Виктора Бута. Привели в самолет, настроили рацию на нужную волну. Рядом в наушниках сидел Гулям, который прекрасно понимал по-русски. Я шепнул Хайруллину, чтобы тот на татарском языке предупредил Файзуллина о поджидающей его в Кандагаре опасности. Но второй пилот отказался говорить. Я — к Аббязову, тоже знавшему татарский. И он сказал, что не станет рисковать. Пришлось мне общаться с Файзуллиным по-английски в надежде, что талибы не разберутся. Гулям сразу забеспокоился, приказал перейти на русский, но главное я успел передать…
Едва остались одни, экипаж начал обвинять меня, что в плен попали. Зачем, мол, послушались тебя и связались с этими патронами? Хотя все знали, что везем. Рязанов, бортинженер, достал литровую бутылку водки Absolut, купленную в Эмиратах в duty free shop, и в одиночку выпил. Смотрю, не берет его алкоголь, только глаза безумными сделались. А на улице жара под пятьдесят градусов, аварийные люки Ил-76 открыты, но такое чувство, словно сидишь в раскаленной духовке. В салон набилась толпа, лезет во все щели, шурует, где может. Потом еле-еле вытолкали…
А на следующий день талибы поставили грузовик перед носом самолета, сняли аккумуляторы, выгнали нас наружу, оставив ночевать на бетонке. Через сутки прилетели дипломаты и военные из Пакистана, принялись искать «индийский след». На беду, среди ящиков с патронами оказался один с малокалиберными снарядами. Нам засунули его в конце загрузки для ровного счета, но это запрещенный для перевозки на гражданских самолетах груз. Тут уже мы окончательно поняли, что быстро из Кандагара не выберемся…
— Как вы общались с аборигенами?
— Переводчик Абдул Разак по-русски говорил сносно. Он окончил в Симферополе саперное училище, даже сватался к дочке местного профессора. Служил в правительственных войсках у Наджибуллы, получил звание майора. Хотя его нельзя было назвать убежденным мусульманином. По крайней мере, когда директор Института Сербского профессор Кикелидзе, навещавший нас в плену, привез спирт и бекон, Абдул Разак попросил угостить. Втайне от охраны. Очень ему бекон понравился! Потом долго тер рукавом губы, чтобы не блестели. Ислам запрещает есть свинину. За такие шалости запросто могли в зиндан упечь.
Фото: из архива Владимира Шарпатова
Тюрьму нам оборудовали в помещении склада при бывшей гостинице губернатора Кандагара. Троих запихнули в одну кладовку, четверых — в другую. Танк пригнали, зенитку поставили…
Помню, сидим во дворике, в картишки играем, время убиваем. Охрана наблюдает с плоской крыши. Вдруг местные увидели у кого-то карту с дамой. А та с голыми плечами, в открытом платье… Талибы в крик: «Хараб! Плохо! Нельзя!» Мы и внимания не обращаем. Не будешь же даме чадру малевать!
Иногда специально дразнили охрану. Привезли нам туалетное мыло, а на упаковке моющаяся женщина. Ну, мы фото аккуратно вырезали и к стеклу приклеили. Талибы опять скандал устроили.
— Могли по-настоящему разозлиться?
— Всяко бывало! Однажды в четыре часа утра будят: «Собирайтесь!» Спрашиваем: куда? Не отвечают. Мы уперлись: не пойдем! Прикладами пару раз огрели, в спину вытолкали. Ну, думаем, на расстрел, не иначе. Посадили в два джипа, везут. Мы с ребятами переглянулись: ты берешь этого охранника, я — того. Решили: не дадим себе, как баранам, горло перерезать. Помирать, так с музыкой!
Остановились у какого-то забора, постояли несколько минут, охранники с кем-то по рации связались, дальше поехали. Потом у арыка в пустыне затормозили. А у нас нервы натянуты, смотрим, достают лопаты или нет. Бортинженер Рязанов сидит и под нос себе повторяет: «Я не сдамся, я не сдамся…» Опять едем. В итоге привезли на брошенную ткацкую фабрику, которую немцы из ГДР построили. Когда талибы власть взяли, все оборудование переломали, станки повыкидывали. Дикари! Загнали нас внутрь, говорят: сидите. Если в Кандагаре охрана отдельно жила, тут — рядом с нами. В карты играть не дают, без конца кричат: «Душман! Душман! Враг!» А мы отвечаем: «Нет, дуст, дуст!» Это «друг» по-ихнему. День живем, второй… Настроили китайский кассетник на передачу «Голоса России» для Юго-Восточной Азии. Рассказывают, что войска президента Раббани ведут наступление на Кандагар. Главная цель — освобождение русских летчиков. Мы и поняли, почему талибы переполошились, решив перепрятать «шурави»… Когда опасность взятия города миновала, нас вернули в прежнюю тюрьму.
Сначала в ней было окошечко, через которое мы могли видеть волю, а потом и его забетонировали. Только небо нам и осталось. Но оно высоко, не дотянешься. Спали долгое время на полу, кулак под голову вместо подушки и — вперед! Кормили так, что без конца желудком маялись, с горшка не слезали. Я в Кандагаре и желтуху заработал, и язву…
На нас ходили смотреть, как на зверей в зоопарк. Соберутся муллы, усядутся и глазеют. Словно мы и не люди. Иногда охрана провокации подстраивала. Кто-нибудь из талибов как бы случайно «забывал» автомат в таком месте, куда мы могли дотянуться. Но я приказывал мужикам не трогать. С одним «калашом» эту банду не перестреляешь, а нас запросто поставили бы к стенке за попытку мятежа.
Или другой вариант. Предлагают: примите ислам, и мы вас отпустим. А Хайруллин с Аббязовым и так мусульмане. Имам повадился к нам ходить. В туфлях с загнутыми носками, будто у старика Хоттабыча. Я из интереса даже суры начал учить. «Салляллаху алейхи уа саллям…» А штурман Здор кричал, мол, Шарпатов — предатель. Глупый человек, честное слово! Не понимал, что я на любые хитрости шел, лишь бы вырваться из плена.
Встреча нового, 1996 года в плену. На фото Владимир Шарпатов с Виктором Рязановым. Фото: из архива Владимира Шарпатова
ВЗЛЕТ
«САМОЛЕТ ВСТУПИЛ С НАМИ В СГОВОР»
— Когда начали готовиться к побегу?
— Сперва ждали, что Россия предпримет настоящие шаги для нашего освобождения. Видим: родная страна не особо шевелится. Тогда и решили брать инициативу в свои руки. Я предложил мужикам: «Давайте объявим голодовку». Хайруллин с Аббязовым губы кривят: «Ерунду говоришь! Да и вообще: тут командиров нет!» Ладно, говорю, а если сбежать? Опять моя идея не нравится. Дескать, вокруг минные поля, далеко не уйдешь. Да и внешне мы на талибов мало похожи, сразу опознают и расстреляют.
Но можно ведь бороду отпустить, как у местных, чтобы не слишком выделяться на их фоне. Нет, не поддержал меня экипаж. Тем не менее, я бриться перестал, завел окладистую…
Английским языком предлагал заняться, установить дежурство по тюрьме, чтобы порядок поддерживать и не оскотиниться. Дело не в том, что Шарпатов такой умный или правильный. Я не привык сидеть, сложа руки. Даже в плену. День на третий начал вести подробный дневник, стихи писал…
Внешний мир сузился до размеров дверного глазка. Фото: из архива Владимира Шарпатова
Кто действительно пытался вызволить нас, так это президент Татарстана Шаймиев. Присылал разных переговорщиков, однажды почти условились об освобождении, но в последний момент все сорвалось. Предлагали обменять нас на «КАМАЗы», вертолеты, запчасти для самолетов, даже деньги на выкуп собрали — более двух миллионов долларов наличными… Но талибы цену набивали, мы для них служили козырной картой. Кто о них раньше знал? А так мир услышал, что в Афганистане есть движение вчерашних студентов, выпускников медресе. Международные делегации ездили, наш МИД по официальным каналам обращался за содействием к руководству Саудовской Аравии и Пакистана, Совет Безопасности ООН дважды требовал освободить экипаж. Все без толку!
Словом, постепенно я пришел к выводу: единственный способ вырваться на свободу — угнать свой же Ил. Поделился мыслью с Хайруллиным. Говорю: «Надо найти способ всем вместе попасть на борт». Стали обрабатывать талибов, что без техобслуживания двигатели выйдут от жары из строя. Сначала нас группами возили, оставляя кого-то в заложниках. А в апреле 96го сменился начальник нашей тюрьмы. Прежний пошел на повышение, вместо него прислали муллу Сулеймана. Он был моложе и не такой строгий, бдительный. Говорил по-английски, к нам лучше относился.
— И вы, разумеется, воспользовались.
— Не дураки же, правда? 10 июля всем экипажем в наглую пошли в автобус, чтобы ехать на аэродром. Нас никто не остановил. Правда, в самолет набилось много охраны, мне в спину два автоматчика уперлись. Но разрешили рулить по взлетной полосе. Тогда я и обнаружил скоростную рулежку, располагавшуюся под углом тридцать градусов к ВПП. Начали гонять двигатели в районе зенитки, тут же талиб голову высунул. Но пушку расчехлять не стал. Рулим дальше, мимо стоянки истребителей. Прикинул в уме: пока летчик добежит из казармы да подготовит самолет… Мы пойдем по скоростной рулежке, а ему надо крюк делать до ВПП. Минут десять-пятнадцать преимущества у нас будет. У МиГ-21 скорость порядка тысячи ста километров в час. Получается, догнать Ил-76 он сможет минут через двадцать пять, но запас топлива у истребителя — на сорок, не хватит, чтобы вернуться на базу… Значит, МиГ нам не страшен.
СХЕМА ПОБЕГА
Специально для «Родины» Владимир Шарпатов нарисовал, как 16 августа 1996 года Ил-76 выруливал на взлетную полосу Кандагарского аэродрома.
Рулим дальше, вдруг слышим какой-то хлопок. Возвращаемся на перрон, смотрим: колесо лопнуло. Видимо, напоролись на осколок снаряда или бомбы. Словно самолет с нами в сговор вступил. Мы получили реальную возможность опять проситься на аэродром, чтобы поставить запаску. Шанс представился 16 августа. Была пятница, выходной день у мусульман, когда они, как мы шутили, лишь «талибанили»: ели, молились да спали.
Мы заранее решили, что будем прорываться. Даже если не взлетим, лучше разбиться, чем в этом аду сидеть. Еще 10 июля я велел заготовить веревки в грузовом отсеке и в штурманской кабине, чтобы повязать охрану по моей команде. Показал мужикам, как правильно делать узлы. Я этому научился в молодости, когда ездил студентом на уборку картошки… И вот, значит, привозят нас на аэродром. Автоматчиков нагнали больше, чем в прошлый раз. И летчик какой-то новый появился. Он представлял главную опасность: во-первых, понимал по-русски, во-вторых, мог догадаться, что в действительности собираемся улетать.
Как ни тянули резину, к полудню колесо заменили. Талибы говорят: все, возвращаемся в тюрьму. Возражаем, мол, надо ещё двигатели проверить. Ладно, соглашаются, только в темпе. С помощью АПА (аэродромного пускового агрегата) запустили ВСУ — вспомогательную силовую установку. Но АПА почти сразу вырубился от нагрузки. Пекло под пятьдесят градусов, аэродром расположен на высоте 1200 метров над уровнем моря… Реактивным двигателям элементарно не хватало кислорода. Несколько раз попробовали повторить запуск — никакого эффекта. Талибы спрашивают: что собираетесь делать? Отвечаем: надо подождать минут сорок, пока техника остынет.
Я вышел из самолета, чтобы оценить обстановку. Вскоре докладывают: почти вся охрана, включая начальника караула и летчика-афганца, гуськом потянулась в сторону вышки. Пошли молиться и обедать. Аббязов — ко мне: «Запускаем!» Говорю ему: «Пусть дальше отойдут. Потерпи…» Когда талибы скрылись с глаз, опять принялись реанимировать ВСУ. Установка визжала, стонала, но вышла на рабочие обороты. Я убедился, что талибов поблизости нет, в кабине пилотов остались лишь три автоматчика. Запустили два двигателя. Вшивцев, радист, связался с вышкой, бдительность усыплял. Мол, хотим сделать контрольный круг по полосе. Ему не ответили, видимо, диспетчер тоже с Аллахом разговаривал. Отлично! Вы молитесь, а мы поехали.
Начинаем выруливать, на ходу запускаем третий двигатель, четвертый, включаем оборудование, приборы… Только сворачиваю на скоростную рулежку, сообщают: грузовик с АПА и автобус с охраной несутся наперерез, чтобы перекрыть нам полосу. Делать нечего, даю взлетный режим. Выскочили на ВПП. Представляете махину, которая входит в разворот на скорости сто тридцать километров и полуспущенных колесах? Запросто могли шасси сломать! Спасибо конструкторам и инженерам — сделали надежный самолет. Выдержал! Продолжаю взлет. В момент пересечения траверза центральной рулежки талибы были уже у нас под крылом. В метрах разминулись! Но скорость растет медленно, впереди — колючая проволока, бруствер, разбитый Ан-12, а дальше — противотанковое минное поле, которое ещё наши солдаты оставили. Мне для отрыва нужна скорость 280 километров в час, а у нас 220, и ВПП кончается. Хорошо, в свое время я участвовал в производственных испытаниях Ил-76, даже на грунтовые аэродромы садился. Словом, стали взлетать на скорости 230 километров, я поднял самолет буквально с последней плиты, перепрыгнул через колючку…
Штурман диктует: «230… 230… 230…» Тяги не хватает. Будет расти — полетим, нет — рухнем на землю. 235, 240… Командую: «Шасси убрать!»
Тут талибы, которые на борту остались, очухались: летим? Показываем на пальцах, что круг сделаем и сядем. А я, между тем, продолжаю набор высоты. Вижу, один из афганцев передернул затвор автомата. Аббязов крикнул: «Я пошел!» Хайруллин кинулся на помощь, Рязанов с Бутузовым навалились сбоку, радист Вшивцев сорвал с себя наушники — и тоже в свалку…
Возня у меня за спиной долго шла, но в итоге мужики разоружили талибов, запеленали в веревки.
Только это не все. Предстояло выбраться с территории Афганистана. Я заранее решил для большей скрытности уходить на запад, в Иран, а не на север, в Россию, и идти на предельно малых высотах, чтобы радары не засекли. Так и поступил. Летел на 50-70 метров над землей.
— Не думали об этом! Вот когда через неполных два часа приземлились в Шардже, немного отпустило. Еще в полете связались с фирмой Бута, чтобы предупредили полицию и российское посольство в Эмиратах. Виктор лично встречал в аэропорту…
Нам привезли летную форму, переодели. Мы ведь бежали в цивильном… Талибов забрала полиция. Нас коротко допросили и доставили в шикарный отель Continental. Каждого поселили в отдельном номере. Так чудно было после кандагарских кладовок! У дверей поставили охрану, никого внутрь не пускали, поскольку поступила информация, будто талибы готовят диверсию. Тут уже я и сбрил бороду…
Попросил разрешения позвонить домой. Телефон дали, но предупредили: город и страну не называть. Я говорю Юлии Кирилловне: передай семьям экипажа, что все в порядке, ждите известий.
— У меня стойкая жена. Она другое сказала: «По Первому каналу сообщили, что экипаж совершил побег при невыясненных обстоятельствах. Операцией руководил бывший военный летчик, майор Хайруллин».
Вот так бывает в жизни…
На следующий день Аббязов потребовал, чтобы нам выдали какие-то деньги. Бут выделил по пятьсот долларов, нас провезли по магазинам, я даже костюмчик от Кардена приобрел за триста баксов. Правда, он быстро истрепался.
Из России за нами прислали Ил-62. Представляете? Ради семи человек! Стюардесса встречала у трапа хлебом-солью. Тут уж, честно скажу, трудно было удержаться от слез.
В Москву прилетели 18 августа, аккурат в День воздушного флота. Как говорится, к праздничному столу. Еще по дороге сообщили, что на завтра планируется встреча с Ельциным. Я сказал экипажу. Мужики в один голос: он бросил нас в плену, не пойдем! Прикидываю: если в грубой форме отказать, Борис Николаевич наверняка осерчает, дядька крутой. Подошел к Виталию Игнатенко, главе ТАСС, который летал за нами в Эмираты. Объясняю: охота поскорее домой попасть, к семьям — женам да детям. Невмоготу терпеть, соскучились! Все было чистой правдой, но в глубине души я надеялся, что президент забудет про каких-то летчиков. Сразу не встретились — и ладно. Так, в принципе, и вышло.
— Но вы же с Газинуром Хайруллиным буквально через неделю стали Героями России, остальные члены экипажа — кавалерами ордена Мужества…
— Это отдельный разговор. Дело прошлое, не хочу ворошить… Скажу только, что я вообще не думал ни о каких наградах, а кое-кто из товарищей из кожи вон лез, лишь бы Родина высоко оценила его неизвестный подвиг. Но благодаря вмешательству руководства департамента гражданской авиации России наградили весь экипаж. Ордена нам вручил Виктор Черномырдин в Белом доме.
Знаете, в Казани я познакомился с легендарным летчиком, Героем Советского Союза Михаилом Девятаевым, который в феврале 1945-го бежал из немецкого концлагеря на угнанном им бомбардировщике «Хейнкель-111». Я бывал дома у Михаила Петровича, он рассказывал то, чего в книгах нет. Оказывается, спустя годы двое из военнопленных, которых Девятаев спас, посадив в самолет, утверждали, будто они устроили побег. Наверное, в жизни всегда так бывает. У победы много родителей…
После того кандагарского рейса я отказался летать с Аббязовым и Рязановым. Хайруллин с Вшивцевым остались со мной, но и это было ошибкой… Когда через полтора года меня увольняли из казанского авиаотряда, никто из бывшего экипажа не заступился. Я вернулся в Тюмень, где и живу. До ухода на пенсию летал ещё пять лет. У меня и сыновья окончили аэроклуб, ещё в школе получив удостоверения пилотов-спортсменов. Женя, старший, служит здесь, в Сибири, а младший — в Москве, возит на частном самолете важного человека. Кого именно — не скажу. Не мой секрет.
— Что думаете про фильм «Кандагар», где вас сыграл Александр Балуев, а Хайруллина — Владимир Машков?
— Я встречался с режиссером картины Андреем Кавуном, мы долго беседовали, он подробно все расспрашивал. И на съемочной площадке я был. Правда, не в Марокко, а в московском павильоне. Конечно, это художественное кино, кое-что авторы изменили. Вместо семи членов экипажа в фильме осталось пятеро… Да, за два часа экранного времени не перескажешь историю длиной в год и тринадцать дней. Но не переврали — и на том спасибо.
— Кандагарской семеркой вы больше не встречаетесь?
— На десятилетие побега в Тюмени решили устроить торжественный вечер. Выделили большие деньги — триста тысяч рублей, отдали под мероприятие дворец культуры «Строитель», разработали сценарий, даже фейерверк запланировали. Хотели оплатить дорогу экипажу, заказали лучший отель. Казанцы обещали быть, но не приехали. Ни один…
И на собственное семидесятилетие я приглашал экипаж. История повторилась. Никто не прилетел! Не знаю, может, совесть у людей проснулась. Или, наоборот, они окончательно её потеряли.
Нет, я не судья им… Скажу лишь, что каждый год 16 августа собираю друзей и отмечаю дату круче, чем день рождения. Точнее, их теперь у меня два. И так будет до конца жизни…