квир культура что это
Познание мира
Квир-теория: из чего она состоит?
Квир-теория — это идеологическая основа, которая защищает сексуальную ориентацию, а также сексуальную и гендерную идентичность как социальную конструкцию. Таким образом, нет ролей, определенных человеческой природой, а есть разные способы жизни социально сконструированной сексуальности.
«Квир» означает «дестабилизировать, разрушить, исказить». Таким образом, эта теория возникла для понимания и защиты прав всех тех людей, которые отклонились от идентичности и поведения, считающегося нормой. С этой точки зрения, классификации людей по универсальным категориям, таким как, например, «мужчина», «женщина», «гетеросексуал», «бисексуал» или «транссексуал», отвергаются.
Хотя эту теорию можно применить к другим социальным и политическим аспектам, она широко известна своими исследованиями в области сексуальности и идентичности.
Например, квир теория рассматривает всех людей независимо от их социального класса, пола, этнической принадлежности или любой другой классификации. В этом смысле он уходит от любой структуры, которая может быть связана с иерархиями или дискриминационными элементами.
Начало теории
Квир теория родилась из исследований женщин, феминистских теорий и исследований гомосексуализма. Она также развивается из постмодернистских и постструктуралистских социологических теорий. Первые резко критиковали традиции и рациональность западной современности. Второй был посвящен субъективности и тому, как мы конструируем значения.
В 1991 году Тереза де Лауретис впервые использовала термин «квир» для обозначения образа мышления, который не реагирует на гетеросексуальность или бинарный гендер (мужчина / женщина). Тем не менее, текст, который обычно используется в качестве ссылки для этой теории — это «Гендер в споре», он был написан Джудит Батлер (1990).
В этой книге говорится о так называемой гетеросексуальной матрице, которая относится к набору идей, дискурсов и культурного поведения, направленных на дифференциацию полов и увековечивание гетеросексуальности. Против этого квир теория защищает, что гендерная идентичность — это представление имитирующее ранее созданные роли. Таким образом, они предполагают, что в действительности идентичность — это нечто динамичное, подвижное и индивидуальное.
Общественное движение
Одновременно со всеми теоретическими и академическими размышлениями возникло сильное движение за признание других гендерных идентичностей и сексуальных ориентаций, а также их прав. Вдобавок это движение возникло как призыв к общественным исследованиям СПИДа, тесно связанного с квир людьми.
Возникла организация Sida Act Up, которая сыграла важную роль в борьбе с институтами, закрепляющими стигму на этих людей. Кроме того, они боролись за видение как в СМИ, так и в образовании, а также за его признание в медицине и политике. Таким образом, даже сегодня квир движение тесно связано с политикой и сексуальным диссидентством. Другими словами, за социальную борьбу за свободу пола, привязанности и сексуальности.
Основные аспекты
Квир теория очень сложна, поскольку ее работы не попадают в устоявшиеся и определяющие обобщения и идеи. Более того, эта теория постоянно пересматривается теми, кто их защищает, и в ответ на их многочисленные критические замечания. Однако из этого движения можно почерпнуть ряд фундаментальных идей:
Критики
Квир теория на протяжении многих лет подвергалась критике. Среди них в основном те, кто сомневается, что это действительно всеобъемлющая и толерантная теория. Таким образом, если термин «квир» не относится к определенной идентичности или ориентации, гетеросексуальных людей можно рассматривать как квир. Таким образом, некоторые думают, что, сделав это включение, различие будет устранено и снова приведет к дискриминации, например, гомосексуальных людей.
С другой стороны, теория — это прежде всего критика и борьба с любой идеей нормальности. Ставить под сомнение стандарты. Однако многие считают это палкой о двух концах. Считая, что все сексуальные желания законны и уникальны, они считают, что некоторые более сомнительные с этической точки зрения формы сексуального поведения могут быть узаконены. Например, проституция.
Точно так же этот факт равноправного рассмотрения всех видов сексуальности может сделать дискриминацию, от которой страдают люди LGTBI, невидимой, продвигая и увековечивая поведение ближе к гетеропатриархальному дискурсу.
Как и любая другая теория, это набор мыслей, которые постоянно развиваются и определяют. Таким образом, независимо от того, является ли это лучшим объяснением этих феноменов, нет сомнений в том, что квир теория, по крайней мере, заставляет нас задуматься о социальных конструкциях, которые мы должны пересмотреть.
Размышления о том, что считается нормальным, а что разрешено в обществе — необходимая задача. А также борьба за права любой группы, которая подвергается той или иной дискриминации.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
Квир-исследования
Бисексуальность
Трансгендерность
Права ЛГБТ
Преследования ЛГБТ
Каминг-аут · Гей-прайд
ЛГБТ и религия
Квир-исследования
Гей-квартал · Гей-бар
Символика · Гей-гимн
Гейдар · ЛГБТ-СМИ
Травести · Гей-туризм
Усыновление детей
Пропаганда гомофобии
Пропаганда гомосексуализма
Законы против содомии
Мужеложство
Квир-исследования — междисциплинарное направление в исследовании сексуальной ориентации и гендерной идентичности, сложившееся в начале 90-х годов XX века.
Область охвата исследований включает литературную теорию, политические науки, социологию, историю, философию, психологию, этику и другие области на основе изучения опыта, жизни, истории, восприятия квир-субъектов.
В квир-исследованиях большее внимание уделяется интеграции теории и практики, поскольку некоторые из основных направлений анализа и работы направлены на общественное сознание.
Квир-исследования не стоит путать с квир-теорией. Аналитически квир-исследования сосредоточены в сфере гуманитаристики, в частности, литературных исследований и философии.
О квир, ты — мир!
В мире ежегодно открывается немало выставок, посвященных квир-искусству. И каждый такой проект вызывает немало споров о возможных формах репрезентации квир-искусства в музее и спекуляции на тему «особой» чувственности. Обозреватель «Артгида» Татьяна Сохарева размышляет о содержании термина «квир» и связанной с ним проблематике.
Стоунволлский бунт в Нью-Йорке. 1969. Фото: Diana Davies. Нью-Йоркская публичная библиотека
Тема квира, вобравшая в себя широкий круг проблем, так или иначе связанных с поисками идентичности, притягательна за счет своей инклюзивности. «Возможно, лучший способ понять содержание термина “квир” — уяснить, что это, по сути, прилагательное, которое целенаправленно искажает то, к чему прилагается. Это приемлемое для общества определение любой “инаковости”», — пишет Дэвид Джей Гетси, профессор Чикагского института искусств и составитель антологии Queer, вышедшей в знаменитой серии Documents of Contemporary Art («Документы современного искусства») издательства MIT Press.
Квир-искусство в современном понимании сформировалось в середине XX века под влиянием двух разнонаправленных тенденций: общество вынуждало художников, скрывающих свою квир-идентичность, уходить в подполье, но одновременно назревала потребность в реформации существующих представлений о норме и открытости.
В 1950-е нью-йоркский арт-дилер Бетти Парсонс начала целенаправленно поддерживать гомосексуальных художников и прочих отвергнутых обществом маргиналов. Среди ее подопечных был абстрактный экспрессионист Альфонсо Оссорио, эксцентричный художник Форрест Бесс, который разрабатывал проблемы геев и транссексуалов, давая своим работам вызывающие названия («Два члена», 1956), Уолтер Тэнди Марч, создававший реалистические картины с фаллическими коннотациями. В 1951-м американский фотограф и кинорежиссер Боб Мизер основал ежемесячный журнал гомоэротического содержания Physique Pictorial, который регулярно выходил вплоть до 1992 года. В 1960-е гендерные нормы расшатали Энди Уорхол, избравший для себя агендерный публичный образ, и Дэвид Хокни, писавший лирические изображения геев. А в 1969 году в Нью-Йорке прогремели стоунволлские бунты — спонтанные демонстрации против начавшегося в нью-йоркском гей-баре «Стоунволл Инн» полицейского рейда. Массовые выступления разделили историю ЛГБТ-движения на «до и после» — это был первый случай в истории, когда ЛГБТ-сообщество открыто оказало сопротивление власти, преследовавшей сексуальные меньшинства. После Стоунволла художники стали более свободными в выражении своей сексуальной идентичности.
В 1980-е на фоне роста гомофобных настроений слово «квир» становится общеупотребительным — в основном в силу отсутствия фиксированного значения. В это время набирает обороты процесс политизации сексуальности. В период с 1980 по 1985 год Кит Харинг — протеже Энди Уорхола, занимавшийся привлечением внимания к проблеме СПИДа, — оставлял провокативные рисунки на пустых черных рекламных панелях в нью-йоркском метро. Точно так же в начале 1990-х Нью-Йорк заполонили постеры, наклейки, майки Fierce Pussy — лесбийского феминистского коллектива. Тогда же, в 1990 году, Центр современного искусства в Цинциннати, показавший ретроспективу The Perfect Moment классика гомоэротической фотографии Роберта Мэпплторпа, скончавшегося от СПИДа в 1989 году, оказался в центре первого в истории США судебного преследования музея за «непристойность».
Сегодня квир-искусство избирает для себя самые разнообразные формы репрезентации в диапазоне от активистских практик и междисциплинарных фестивалей, вроде Queer Arts Belfast в Северной Ирландии или фестиваля искусств Queer Arts в Канаде, до знаменитого комикса Элисон Бехдель (Dykes to Watch Out For), который лег в основу теста на гендерную предвзятость. Параллельно происходит пересмотр истории искусства с точки зрения эволюции образов гомосексуальности в визуальной культуре. Здесь можно назвать труды Ричарда Мейера (Art & Queer Culture), Дэвида Гальперина (Is There a History of Sexuality?), Кристофера Рида (Art and Homosexuality. A History of Ideas) и Уитни Дэвиса (Queer Beauty: Sexuality and Aesthetics from Winckelmann to Freud and Beyond).
Тем же самым занимается выставка Queer British Art 1861–1967, проходящая сейчас в Тейт Британ. Комментируя выбор слова «квир» в названии выставки, ее куратор Клэр Барлоу сказала, что меньше всего устроители хотели бы «манифестировать сексуальную или гендерную идентичность, которую сами художники не выбрали», а термин «квир» предоставляет почти безграничное пространство возможных интерпретаций.
Выставка стала одним из первых посвященных квиру музейных проектов впечатляющего масштаба. Хронологически она охватывает период с 1861 года, когда в Англии смертная казнь за гомосексуализм была заменена пожизненным тюремным заключением, до 1967-го — года принятия в стране акта о половых преступлениях, который окончательно декриминализировал однополые отношения. Барлоу, по ее словам, стремилась исследовать столетнюю историю представлений о гендере и отследить «сейсмические сдвиги в восприятии пола и сексуальности в искусстве». Хотя любой опыт работы с квир-проблематикой на уровне музея по-своему ценен, многие уже обвинили Тейт в спекуляции на тему «особой» чувственности. Главный вопрос: всегда ли художник-гей производит гей-искусство, отличающееся такой чувственностью?
Выбрав эмблемой выставки двухметровый портрет Оскара Уайльда кисти американского художника Роберта Пеннингтона, в Тейт сконструировали повествование, которое объединило около полусотни трагических сюжетов о гонениях, преследованиях и непонимании. Здесь есть история поэта, философа и социального активиста Эдварда Карпентера, который открыто жил со своим возлюбленным, рабочим Джорджем Миллером, и прерафаэлита Симеона Соломона — тот был арестован и осужден за гомосексуализм на шесть месяцев тюрьмы. Среди прочих на выставке представлены картины Фрэнсиса Бэкона, Дэвида Хокни, Джона Сингера Сарджента и других авторов, творчество которых далеко не всегда следует определять через отношение к полу и сексуальности.
Магистральная ошибка, которую допустили в Тейт, заключается в том, что музей взял на себя функцию производства идентичностей: истории неравенства, живопись и личные вещи художников стали здесь частью заранее выстроенного нарратива, щедро сдобренного юбилейным пафосом. Перед нами оптика якобы «невовлеченного» в дискурс большинства, мыслящего в рамках спекуляций именно такого рода.
Вместо того чтобы разрушать привычные ролевые модели (в данном случае это «художник-гей», отвергнутый «консервативным обществом» и принятый обществом современным), музей, как и полагается властной структуре, навязал свою систему иерархий. Гомосексуальность оказалась представлена на выставке как «особый» опыт, освещающий собой не только социальную жизнь художника, но и его искусство. В результате вместо исследования и фиксации поисков языка для описания множественных идентичностей родился еще один авторитетный нарратив.
Сам факт того, что квир-искусство — в каком бы то ни было виде — попало в музей, говорит о консервации определения и превращении его в удобный для репрезентации ярлык. И в этом случае не лишним будет напомнить слова художника и квир-активиста Карлоса Мотты: «Лучше уж критические различия, чем ложное равенство».
Публикации
Куда уходит детство
Анна Матвеева размышляет о закрытии выставки Джока Стерджеса, педофильской истерии и ее корнях в искусстве и общественном сознании. 18+
Гей-арт or not гей-арт
Объяснить, что такое гей-искусство, довольно сложно — ведь критериев для его определения существует масса, и зачастую они противоречат друг другу.
Квир наш. Как современные музеи рассказывают, сохраняют и искажают историю квир-практик
В 2018 году квир-культура стала открытой и массовой. В кино показывали кассовую «Богемскую рапсодию» и утонченного «Человека, который удивил всех»; «Нож» уже писал о квирных клипах Киркорова и квир-литературе от XVIII века до наших дней; появился качественный тематический зин «Открытые». Сегодня мы рассказываем, что общего между огромной квир-галереей в центре Берлина, выставкой квир-мусульманских художников и пабликом «Дети-404», можно ли квирануть зоологический музей и почему коллекции и каталоги — это не по квиру.
23 марта в Москве на фестивале «НОЖ — Культура будущего» Ольга Тараканова
создаст свой собственный квир-музей, записывайтесь на фестиваль во «ВКонтакте» и на фейсбуке!
Море квиров
В 2006 году Морской музей Ливерпуля почти на девять месяцев отдал свое помещение под выставку Hello Sailor! Gay life on the ocean wave. Нестоличный музей о военном деле — странная точка входа в проблематику квир-музея. Но эта выставка, в 2009-м ставшая частью постоянной экспозиции, оказалась одной из первых музейных попыток создания ЛГБТ-истории.
Ситуацию отчасти проясняет национальный британский миф: как пишут сами кураторы Hello Sailor!, образ «морячков, вышагивающих по улице в матроске и под руку друг с другом, уже больше века как наводнил [местную] поп-культуру: о них шутят комики, их печатают на пикантных открытках».
Были у кураторов и документальные свидетельства: двое ученых из команды за несколько лет до того провели несколько глубинных интервью с моряками, которые относили себя к ЛГБТ-сообществу. Проанализировав эти материалы, создатели Hello Sailor! реконструировали каюту, в которой мог бы плавать моряк-квир, попросили некоторых информантов зарисовать карты портовых окрестностей, которые в разные годы считались квир-френдли, собрали немногочисленные артефакты. На выставку попали афиши бортовых дрэг-кабаре и гомоэротические плакаты, элементы морских квир-костюмов, те самые «пикантные открытки».
Видеотур по Hello Sailor! и интервью с Джо Стэнли, сокураторкой выставки
Небольшая и вроде бы проходная, Hello Sailor! на самом деле указывает сразу на несколько магистральных сюжетов, с которыми связаны попытки «квиризовать» музей.
Во-первых, самые разные и неожиданные музеи сегодня всё чаще осознают, что необходимо представить или даже написать с листа историю квир-сообщества. Пионером в этом деле считается Австралия, где начиная аж с 1980-х в разных исторических центрах прошло уже больше 30 тематических выставок. Почти не отстает и западный мир: Музей Холокоста в США с 1990-х собирает архив о репрессиях в отношении ЛГБТ, в Берлине открыт мемориал в память о гомосексуальных жертвах нацизма, в американских университетах создают залы славы, посвященные квир-спортсменам.
Во-вторых, квир-историю сложно представить привычными музейными средствами, то есть с помощью материальных артефактов. Казалось бы, очевидно, с помощью каких объектов можно рассказать историю ЛГБТ-сообщества: символы радуги и прочая узнаваемая символика в помощь. Но, как пишут кураторы Hello Sailor! и других похожих выставок, такой подход только закрепляет стереотипы о квир-опыте. В действительности выставлять приходится самые непримечательные объекты — но сопровождая их яркими вырезками из интервью владельцев.
Передвижная выставка о нацистских репрессиях по отношению к гомосексуалам, которую подготовил Мемориальный музей Холокоста в США, — пример вполне стандартного оформления музейной экспозиции
В-третьих же, на выставке о моряках фокус на историях мужчин-геев из всего квир-сообщества выглядит вполне уместным, хоть и тоже узковатым: на самом деле в море ходили и жены капитанов, и работницы кухонь. Проблема в том, что такой же фокус сохраняют и многие музеи, в которых нет никаких существенных причин исключать из истории женщин*, транс*-персон или носительниц небинарной идентичности. Так что пора задать вопрос, который, по идее, должен был зреть с самого начала этого текста: имеет ли Hello Sailor! такое уж отношение именно к квир-музеологии — или эту и другие похожие выставки следует считать не менее значимой, но всё же параллельной инициативой по созданию ЛГБТ-истории?
Распространяя флюиды
Ирония в том, что ключевая идея квир-теории не позволяет сформулировать ее строгого определения.
Английское слово queer на русский можно перевести двумя способами. Его первое значение — «странный», «чудаковатый». Но в середине прошлого века оно стало оскорблением в адрес гомосексуальных и гендерно неконформных мужчин — а потом переродилось в ироническое самоназвание сообщества. Об этом значении, стертом из русскоязычного употребления, стоит помнить: когда-то такой перезахват слова стал символом усиления сообщества. Но центральной идеей академической дисциплины, которая выросла из квир-движения, все-таки осталась именно странность — идея о подчеркнуто нестандартном, децентрированном, «косом» взгляде на мир вокруг.
Коллаж из листовок, которые в 1990-е распространяло первое в мире политическое квир-движение Queer Nation. Источник
Квир-теоретики наследовали феминизму и гендерной теории. Они заявили, во-первых, что сексуальная и гендерная идентичности — исторически изменчивый конструкт. Не существует ничего подлинно и вечно «мужского» или «женского». Представления о феминном и маскулинном зависят от эпохи, культуры, локальных практик. Во-вторых, они призвали отказаться от строгих дуалистичных категорий.
Вместо того чтобы делить людей на гомо- и гетеро-, цис- или транс-, нормальных и с патологиями, квир-активисты предложили акцентироваться на уникальности и изменчивости в самоопределении каждого человека.
Речь шла не только о популярных сегодня уже в широких кругах идеях о спектре вроде шкалы Кинси, которая вводит несколько значений бисексуальности. Квир-теория предложила рассмотреть множество идентичностей как поле или даже трехмерное пространство. Маскулинность, феминность, агендерность, постгендерность, постгетеросексуальность, демисексуальность, сколиосексуальность, что только не — вот, например, отличный русскоязычный эксплейнер на песиках-стикерах про целых 15 разных идентичностей.
Кроме того, положение человека в этом поле не зафиксировано. Квир-теория предполагает, что идентичность может уточняться в течение жизни в зависимости от самых разных внешних и внутренних факторов.
Стикеры с ЛГБТК±песиками, которые нарезал квир-зин «Открытые»
Установка на размытие идентичности и на ультраиндивидуальность — привлекательный проект. Но, как считают многие интеллектуалы, слишком быстрое ее внедрение разрешит, например, оставить борьбу за ЛГБТ-права в России или помешает кампаниям против харассмента. Что одним помогает осознать и принять собственные особенности, для других становится манипулятивным инструментом для «слишком бинарных», но всё еще очень нужных инициатив — ведь «всё сложнее».
Так что, апеллируя к квир-теории, стоит всегда спрашивать себя, не будет ли сейчас более смелым и важным жестом открыто заявить о собственной принадлежности к ЛГБТ- или фем-сообществу. Но совсем отказываться от сверхпродуктивной идеи о «косом взгляде» на культуру тоже было бы странно.
Следующий вопрос — где его искать. Ответ очевиден: чаще всего в искусстве.
Это искусство
Человек скрыт/а под блестящей золотой чадрой, в которой нет прорезей даже для глаз — хотя, кажется, виднеется силуэт солнечных очков; фон сменяется с насыщенно-розового на растительный. Так выглядит серия Visiting Thahab фотографа Nabeela Vega, которая осенью прошлого года попала в Сан-Франциско на выставку The Third Muslim.
«Мы не можем гарантировать, что будем на сто процентов корректны или что эта выставка срезонирует со всеми, кто определяет себя как квир- или транс- и одновременно как мусульманина, экс-мусульманина, полумусульманина или всё-сложно-мусульманина», — говорил Зульфикар Али Бутто, сокуратор проекта.
Вместе с активисткой Ясь Ахмед они собрали пятнадцать художников, которые имеют отношение одновременно к квир-сообществу и исламу, и предложили выставку крупному музею в Сан-Франциско.
Набиела Вега (Nabeela Vega). Из серии Visiting Thahab, 2013. Источник
The Third Muslim можно считать образцовым примером квир-кураторства.
Сложность темы, за которую взялись Али Бутто и Ахмед, очевидна. На выставке пересеклись и стереотипы о мусульманстве и о религиозности в целом, и квир-традиции арабской культуры, например классической поэзии, и богатая история левой политической борьбы, которая ведется или велась в Ливане, Пакистане, Афганистане. Пятнадцать художников и художниц на выставке собирали и переписывали свою идентичность, собирая ее с маргиналий мира.
Не менее важен здесь и отказ от уверенности в собственной правоте, который манифестируют кураторы в интервью и который превращается в ядро их метода.
Кураторы выставки The Third Muslim Зульфикар Али Бутто и Ясь Ахмед. Источник
Ориентация на растерянность и открытость к изменчивому миру вообще одна из программных установок в современном искусстве. И она очень резонирует с идеями квир-теории, так что неудивительно, что арт-среда кажется самой открытой к идеям квир-музеологии. Причем, как видно и по проекту Али Бутто и Ахмед, не только западная.
Так, одна из крупнейших к настоящему моменту выставок квир-искусства Spectrosynthesis прошла в 2017 году в Тайпее: куратор Шон Ху собрал 22 художников из Гонконга, Сингапура, Китая, самого Тайваня и других стран.
Одни работы на Spectrosynthesis сближали с квир-эстетикой узнаваемые образы из азиатских культур: боевые искусства, иероглифические свитки, местные галлюциногенные растения. Другие, наоборот, квиризовали западный канон одновременно с помощью квир-взгляда и иронии над ориентализмом — как, например, Цзэн Исинь в фотоработах по мотивам живописи Эжена Делакруа и Эдуарда Мане. В третьих работах незападная телесность была органической составляющей, а не предметом исследования — как в модернистски стилизованных портретах Ший Де Йиння или сплетенных фигурах Джимми Онга.
Однако Spectrosynthesis не слишком понравился критикам. Выставку ругали за всё тот же гендерный перекос: 22 художника — из них три женщины и одна транс*-персона. Неубедительной показалась историография азиатского квир-искусства: экспозиция не была организована хронологически, искусство 1950-х соседствовало с картинами из 1990-х и 2010-х. И все-таки отдельные работы вполне точно указывали на актуальное положение местных квир-культур — например, их выход на массовый рынок и фетишизацию.
Цзэн Исинь (Tzeng Yi-Hsin) «Олимпия». 2014. Источник 
Ву Танг (Wu Tsang) Duilian (кадр из видео). 2016. Источник 
Хо Чун-Минь (Hou Chun-Ming) Man Hole. 2014. Источник 
Джимми Онг Heart Sons. 2004. Источник
В конце этого года вторая версия Spectrosynthesis откроется в Бангкоке. Для российских читателей, наверное, именно Таиланд кажется очевидной отправной точкой для разговора о квир-искусстве. Однако тайваньский Тайпей на самом деле даже несколько прогрессивнее: именно там в том же 2017-м впервые в азиатском мире легализовали гомосексуальные браки.
Австралия еще прогрессивнее. Именно там в конце 1970-х был создан первый в мире архив квир-арта. А в государственном Museums Australia существует тематический сектор, Gay and Lesbian Alliance, — в 1990-х они даже выпустили гид по способам представления ЛГБТ в музейных пространствах.
Институт квирности
В крупнейшие западные галереи квир-искусство тоже пробирается. Можно говорить о том, что в 2010-е оно стало одним из ключевых пунктов в повестке арт-мира. Национальная портретная галерея американского Smithsonian в 2010-м провела выставку Hide/Seek: Difference and Desire in American Portraiture. Лондонская галерея Тейт в 2017-м — уже гораздо более открыто поданную Queer British Art 1861–1967.
Обе выставки показывают, что арт-элиты до сих пор либо не готовы принять квир-проблематику, либо понимают ее довольно плоско.
Сокуратор Hide/Seek рассказывал в прошлогоднем номере авторитетного журнала о кураторстве On Curating, что парадоксальным образом вынужден был включить в выставку только работы гетеросексуальных художников, за одним исключением.
Музей пытался уберечь себя от консервативных нападок. Но сам факт изображения гендерных и сексуальных идентичностей, которые казались ненормативными, всё же оскорбил религиозных активистов, и одну из работ музею пришлось снять. По мнению Катца, всё это стало выразительным примером институциональной самоцензуры.
Короткая кураторская экскурсия по Hide/Seek: Difference and Desire in American Portraiture
Queer British Art была организована в гораздо более толерантных условиях, но она вызвала идеологические вопросы уже у левых критиков. Хотя долгожданное появление самого слова queer в названии все они считали большой победой, содержание выставки ожидаемо свелось к маскулинной гомоэротичности.
«Это парад тел. Тела — хорошая точка отсчета для квир-выставки, но эта экспозиция никуда дальше и не продвигается», — писал Марк Слэйден в журнале Frieze.
В качестве возможного вектора этого движения Слэйден вспоминал о не менее наполненной квир-чувственностью флоральной живописи художницы Ханны Глюкштейн, известной как Gluck. А выставку критиковал еще и за классовую ограниченность. Тейт представила в основном квир-аристократию и обеспеченную буржуазию. О пересечении квир-культуры с рабочим классом или, например, колонизованными народами речи почти не было — только в секции о дрэг-кабаре и другом квир-театре.
На выставке Queer British Art в Tate London. 2017. Источник 
Ханна Глюкштейн Lords and Ladies. Около 1936. Источник
И всё же квир-взгляд закрепляется в крупных государственных музеях. Просто пока его основное место не постоянные экспозиции или большие выставки, а параллельная программа.
Самый яркий пример — квир-экскурсии, которые запустили прошлой осенью в Victoria & Albert в Лондоне. Они направлены уже не на то, чтобы написать историю квир-искусства, а на то, чтобы представить непривычный взгляд на сформированный канон — квиризовать его.
Двухметровую статую Самсона у главного входа в музей сложно не заметить. Но еще сложнее самостоятельно узнать, что британской короне ее подарил предполагаемый любовник короля Джеймса I, рассказывают в Hyperallergic.
Вслед за V&A квир-туры анонсировали кембриджские музеи — причем не только искусства, а, например, музеи севера и зоологии.
«Вы сможете познакомиться со спектром идентичностей, которые существовали в разных местах, эпохах и культурах — от гомосексуального поведения пингвинов до античного эротизма», — обещают в университете.
Похоже, естественно-научным музеям тоже предстоит пройти большой путь от очевидного фокуса на ЛГБТ-животных до сложно устроенных теоретических проектов вроде квир-экологии Тимоти Мортона.
Резервации и архивы
В каких компьютерных играх можно выступать за ЛГБТ-персонажей и почему платформа Twitch банит игры самого известного независимого квир-разработчика? Как могла бы выглядеть феминистская квир-утопия и сколько таких уже вообразили исследовательницы и теоретики? Какие ткани и текстуры точнее всего отображают и стимулируют квир-чувственность?
Всё это темы выставок и лекций, которые проходили в берлинском Schwules Museum и нью-йоркском Leslie-Lohman Museum. Это культурные центры, которые работают исключительно с квир-проблематикой и активно выискивают утонченные, свежие и дискуссионные темы.
Так, Schwules Museum весь прошлый год провел под лозунгом Year of the Women*.
Кураторы переориентировали выставочную программу с представления гомосексуальных мужчин (даже само слово Schwules обозначает именно гея) на обсуждение фем-утопий, лесбийского искусства, фем-порно и транс*-опыта.
Leslie-Lohman, созданный в 1980-х гей-парой, тоже заявил о движении к гендерному балансу и вниманию к сложным идентичностям. В 2017 году директор музея Гонсало Касальс и куратор Аврам Филькенстейн провели выставку FOUND: Queerness as Archaeology. Экспозицию хвалили за этническое разнообразие и внимание к женскому* искусству — от переработок классики вроде Гюстава Курбе до посвящений великим квир-женщинам вроде Гертруды Стайн.
Еще одна важная прошлогодняя выставка из Leslie-Lohman — Haptic Tactics. Музей давно интересуется абстрактным искусством, которое создают квир-художники. В Haptic Tactics сфокусировались на его тактильной части: здесь были собраны работы о человеческой коже, бронзовые скульптуры-мемориалы в рытвинах, мягкие ковры — гибриды из американских и перуанских традиций. Кураторы хотели сместить акцент с привычной видимости квир-сообщества на интровертные чувственные переживания, которые свойственны художникам.
А про выставку о компьютерных играх Rainbow Arcade, которую сейчас показывают в Schwules Museum, писали даже российские игровые журналы.
Правда, специализированных квир-музеев пока немного. Но их становится всё больше.
В прошлом году лондонские активисты и активистки после нескольких лет борьбы добились открытия огромного музея ЛГБТ-истории. Он станет самым большим в мире и запустится к 2021 году.
В задачи квир-музеев входит не только организация единичных резонансных выставок и пересмотр собранных коллекций. Важно также разработать метод, который позволит архивировать квир-настоящее и искать утерянные фрагменты истории.
«Архив — это не просто хранилище; это место, где объекты наделяются культурной значимостью и формируют нашу коллективную память», — писал Джек Джудит Хальберстам в книге In a Queer Time and Place, одном из программных текстов квир-теории.
На русском о квир-архивировании пишет исследователь Александр Кондаков, которому не так давно пришлось эмигрировать в Финляндию. Он объясняет, что работа над квир-архивом включает в себя три стадии.
Во-первых, нужно изучить существующие архивы и понять, по каким критериям те или иные произведения и артефакты попадали в них или отсеивались.
Во-вторых, разработать альтернативные критерии для архивирования, которые в меньшей степени будут исключать разный ненормативный опыт.
В-третьих, и это самое сложное, нужно всегда ставить под вопрос необходимость категоризации всех объектов в архиве. Ведь строгое описание противоречит установке квир-теории на текучесть любой идентичности.
Утописты и преступники
Полина Заславская, из серии «Вещдок». 2017. Источник
Акварели Заславской позже показывали в питерском Фонде Розы Люксембург. Представить их в более крупной, а тем более государственной галерее сейчас вряд ли возможно.
Основной формой квир-архива в России и в других странах с недружественным законодательством становятся компактные и мобильные арт-серии — своеобразные микромузеи.
Чаще всего, кстати, не живописные, а фотографические. Можно вспомнить и канонический альбом квир-художника Ярослава Могутина Lost Boys (отснятый, правда, уже в эмиграции), и недавний фотопроект Антона Шебетко об украинских военных-геях, и несостоявшуюся выставку Каролины Дутки об ЛГБТ-сообществе в Приднестровье, самопровозглашенной республике, которая формально входит в состав Молдовы.
Заглавное фото из серии Антона Шебетко «Мы были здесь». 2018. Источник
Самый громкий из недавних российских проектов такого рода — фотосерия о квир-подростках «Быть собой». В 2015-м она на сутки оккупировала Гоголевский бульвар в центре Москвы. Как и во многих других сериях, портреты здесь сопровождались небольшими репликами самих героев: документальное искусство обычно стремится представить особый опыт насколько возможно непосредственно.
«Быть собой» первоначально должна была состояться в галерее Red Square, но выставку запретили под давлением консервативных активистов. Полиция конфисковала изображения с бульвара через несколько часов после несогласованного монтажа.
Дело было не столько в выходе в офлайн-пространство (скажем, «Квирфест» и кинофестиваль «Бок о бок» уже несколько лет проходят, хоть и не без опасностей), сколько в работе с подростковыми историями.
Собственно, чуть ли не самый важный российский квир-музей сейчас — вообще не арт-центр и не исторический музей, а онлайн-архив подростковых историй о принятии себя и гомофобии.
«Дети-404» существуют как паблик «ВКонтакте», который вынужден постоянно менять адреса. Его поддерживают техслужбы сети, после каждого удовлетворенного иска перенося всю информацию в новое место.
Трейлер документального фильма Лены Климовой «Дети-404»
Ко всем описанным проектам, правда, хочется задать один уже привычный вопрос: можно ли они считать их квир-ориентированными или они все-таки описывают участников в устоявшихся категориях сексуальной и гендерной идентичности? Чаще — второе, и это опять же не случайно: борьба за признание маргинализованного опыта хоть сколько-нибудь нормальным исторически чаще начинается именно с борьбы за строгие идентичности.
Но существуют и попытки квиризовать российскую культуру — или даже исследования этих попыток, которые уже были предприняты значительно раньше. Так, участники «Платформы ШТАБ» Георгий Мамедов и Оксана Шаталова недавно обнаружили, что в 1970-х в Бишкеке функционировало диссидентское сообщество, которое они назвали «квир-коммуной».
Видеоинтервью с исследователями архива бишкекской «квир-коммуны»
Наследуя утопическим идеям раннесоветских авангардистов, киргизские коммунары начинали с «вопрошания пола как определяющей человека идентичности (Почему человек — функция физиологии, а не сознания?)» и заканчивали «прокламацией полного отказа не только от пола, но и от тела. Человек, избавленный от физического тела, превращается в бесконечный поток частиц и энергии — «волну» (ЛОВИ ВОЛНУ/ВСЕСУЩЕСТВО). Открытки со стихами, архитектурные планы и доклады о «Космическом Эросе» из обнаруженного архива несколько раз выставляли в западных галереях, а на русском описали в анархоальманахе «Транслит».
Собственно, наиболее активная квир-рефлексия в России сегодня разворачивается именно в пространстве текста. Речь и о художественной литературе, в особенности о современной поэзии, и о попытках переписать, точнее, наметить метод квир-переписывания истории советского искусства. Это кажется неудивительным: для того, чтобы написать текст, не нужно почти никаких институциональных и государственных ресурсов.
Видеоинтервью с исследователями архива бишкекской «квир-коммуны»
Наследуя утопическим идеям раннесоветских авангардистов, киргизские коммунары начинали с «вопрошания пола как определяющей человека идентичности (Почему человек —/ функция физиологии, а не сознания?)» и заканчивали «прокламацией полного отказа не только от пола, но и от тела. Человек, избавленный от физического тела, превращается в бесконечный поток частиц и энергии — „волну“ (ЛОВИ ВОЛНУ/ВСЕСУЩЕСТВО)». Открытки со стихами, архитектурные планы и доклады о «Космическом Эросе» из обнаруженного архива несколько раз выставляли в западных галереях, а на русском описали в анархо-альманахе «Транслит».
Собственно, наиболее активная квир-рефлексия в России сегодня разворачивается именно в пространстве текста. Речь и о художественной литературе, в особенности о современной поэзии, и о попытках переписать, точнее, наметить метод квир-переписывания истории советского искусства. Это кажется неудивительным: для того, чтобы написать текст, не нужно почти никаких институциональных и государственных ресурсов.
Иллюстрация к статье о выставке архива «квир-коммуны» в журнале Bantmag. Источник
Квир наш
Если все-таки, в пику квир-теории, классифицировать все описанные здесь проекты, то можно будет выделить три основных стратегии для создания квир-музея.
Первая — это попытка написать и сохранить для будущего историю квир-сообщества. Ее решают постоянные экспозиции в специализированных музеях, временные выставки в музеях совсем другой тематики, посвященные квир-опыту, или независимые инициативы, чем-то напоминающие музей, — от групп в соцсетях до арт-проектов.
Вторая — это всевозможные способы «квиризации», переписывания уже написанной истории: критика архивов, тематические экскурсии. И даже проекты вроде Года женщин* в Schwules Museum, которые квиризуют сами квир-пространства.
Третья — проекты, посвященные квир-искусству, будь то в Tate, в Leslie-Lohman или в неприметных подвалах. Некоторые из них пользуются всем арсеналом квир-теории, другие только заявляют о себе в этих категориях, которые становятся всё более модными.
Есть, впрочем, и четвертая. Квир-теория с ее текучестью очень резонирует со спекулятивным поворотом в современной философии и современном искусстве.
Доверие к случайности, готовность признать неполноту любого описания мира — интересная методология для создания квир-музея.
Именно от нее оттолкнется перформанс, который я и хореограф Катя Бондарь покажем на фестивале «Ножа» 23 марта. Мы будем создавать квир-музей — здесь и сейчас, из ваших и наших объектов. Мы попробуем отказаться от стремления дискурсивно оформить их квир-историю и заменим слова на телесные состояния и практики. Мы будем ставить под вопрос и квиризовать всё, что уже сказано в этом тексте и будет сказано на лекциях, которые пройдут в рамках перформанса. Приходите — и приносите с собой что-нибудь, что могло бы войти в эту экспозицию и о чем вам было бы интересно рассказать или промолчать. Хотя бы воспоминание или открытость к чужому квир-опыту.