Почему французы участвуют в гуманитарных акциях
Здесь вам не Париж: почему французы протестуют против пенсионной реформы, а россияне молчат
В результате начавшихся протестов против пенсионной реформы по всей стране закрыты школы, отменено 90% поездов, многие внутренние и международные авиарейсы.
Акции протеста прошли в 70 городах страны, в них приняли участие более 500 тысяч человек.
Некоторые участники демонстрации стали бить витрины и бросать в полицейских тротуарную плитку, те в ответ применили слезоточивый газ.
Это не розыгрыш. Только все описанное происходит во Франции, власти которых объявили о планах (только о планах!) упразднить 42 специальных пенсионных режима, которые позволяют представителям некоторых профессий раньше выходить на пенсию или получать повышенные пенсионные выплаты.
Тем не менее, в протестах участвуют не только представители этих профессий – забастовка стала общенациональной. Потому что французы помнят: если не защитить тех, за кем пришли сегодня, когда за тобой придут завтра, защитить тебя будет некому.
Человек протестующий
Почему французы немедленно вспыхивают, как сухой хворост, когда на их права покушаются, в то время как россияне если и бунтуют, то “на коленях”?
Причина здесь очевидная, считает профессор кафедры общей социологии ВШЭ Александр Гофман.
Попытки изменить пенсионную систему во Франции предпринимаются уже много лет, они уже четвертого президента переживают. И всякий раз именно общественные протесты вынуждают правительство отказаться от своих планов,– рассказал он СНЕГ.TV.
Французы не дают покушаться на достигнутый в “старые добрые времена” уровень своего благополучия, потому что в этой стране существует многовековая, со времен падения Бастилии, “культура протеста”. Та культура, которой нет в России.
Во Франции гражданский протест – это совершенно обыденный, общественно-приемлемый способ выражения общественного мнения. Выходя на митинг, французу в голову не приходит, что его могут за это исключить из университета, выгнать с работы, посадить в тюрьму. В России же сам факт участия в протестных акциях криминализован, официально считается антигосударственной деятельностью,– говорит социолог.
Смесь французского с нижегородским
Хотя сугубо внешне в России существуют институты для того, чтобы общественный протест мог проходить в законных рамках, практически все такие институты – это политические потемкинские деревни.
В России все так называемые “независимые профсоюзы”, “оппозиционные партии”, общественные палаты и т.д. – это чистой воды бутафория. В конце концов, в Советском Союзе граждане тоже формально имели право выражать недовольство – например, писать жалобы в разные инстанции. Но любые жалобы могли быть только индивидуальными. Любой же коллективный протест пресекался на корню,– напоминает Гофман.
Именно из-за того, что в России нормальный гражданский протест загоняется в “глубины подсознания”, он, как многие инфекционные болезни, не проявляет себя какое-то время – пока не накапливается критическая масса недовольства, выливающаяся в очередную революцию.
В истории России просто нет примера смены власти правовым путем. Это всегда или перевороты наверху, или революции снизу. И не похоже, что власть делает для себя какие-то выводы из истории,– заключает эксперт.
Когда в конце 1990-х — начале 2000-х в Европе проходили массовые протесты из-за роста цен, многие россияне откровенно злорадствовали.
«Только европейские нищеброды способны из-за роста цен устраивать митинги. Настоящие мужчины (пацаны, русские — вариантов было много) не станут крохоборствовать!» — аргументировали свое спокойствие многие российские комментаторы.
Караул устал
Нынешние протесты против пенсионных преобразований во Франции начались, когда страна еще не вполне пришла в себя после многомесячных протестов “желтых жилетов”.
Те протесты тоже начались по сугубо частному поводу – роста цен на топливо, – но быстро сэволюционировали в общенациональные выступления против экономической политики правительства в целом.
Протесты против пенсионной реформы – это своего рода просто “смена караула” после протестов против роста цен на бензин. Потому что подоплека у движения “желтых жилетов” и у пока безымянного “пенсионного” протеста одна и та же, говорит эксперт по Франции в Институте Европы РАН Сергей Федоров.
Протестующие — это средний класс, который почувствовал, что быстро перестает быть таковым. Властям противостоит неорганизованная, аморфная толпа, которая насчитывает несколько миллионов человек. Властям сейчас приходится иметь дело с совершенно новым видом протестной активности — когда протестной активности нет атрибутов привычного политического движения,– сказал он.
Французы уже долгое время недовольны социально-экономической политикой властей, которая ощущается жителями страны и в общем росте цен, и в особо болезненном для них противоречии лозунга про «равенство и братство» со все более углубляющимся разрывом между положением в крупных городах и провинции.
Президентом Макроном сейчас недовольны все, от школьников и студентов до пенсионеров,– подчеркивает эксперт.
Наличием нескольких островков благополучия на фоне бедствующих регионов Франция напоминает Россию (конечно, в многократно меньших масштабах). Но оттого, что кому-то еще хуже, жителям «Бургундии, Нормандии…» не легче.
Макрон стал для французов хуже Олланда
Согласно опросу Ifop, Франция стремительно теряет доверие к своему президенту, которого поддерживает менее трети граждан – за месяц популярность Эммануэля Макрона рухнула на 10%. Печально, конечно, но ничего, всё так и задумано
Президент Франции Эммануэль Макрон обогнал своего предшественника в Елисейском дворце Франсуа Олланда, слабейшего из французских президентов в истории, по непопулярности. Даже те французы, которые никогда не были поклонниками Макрона и с самого начала знали ему цену, очень удивлены: он совершил невозможное. Но он его совершил. Причем этот процесс продолжает набирать обороты.
Особенно тревожная для Макрона тенденция заключается в быстроте, с которой падает его рейтинг: за последний месяц он снизился на целых 10%. При этом 68% французов не считают, что Макрон проводит «правильную политику», а в том, что президент «близок чаяниям» народа, уверены лишь 22% респондентов.
Таким образом, люди начинают прозревать, как ловко их надули на последних выборах с появившимся ниоткуда бывшим сотрудником Ротшильдов, обещавшим французам бесплатно вылечить зубы. Царьград предвидел эту ситуацию еще до того, как Макрон стал президентом.
Что особенно подкосило рейтинг Макрона?
Всё ли так плохо для Макрона?
Поскольку Макрону совершенно нечего предложить французам, и он не способен остановить штурм Франции нелегальными мигрантами со всего мира, благодаря чему через полвека этой страны не станет, его задача, как и у всех западных мейнстримных политиков, создавать видимость деятельности, стараясь подладиться и к нашим, и к вашим. Увы, президенты и премьеры, которых европейцы видят во главе своих стран и за которых голосуют на выборах, иногда за неимением лучших кандидатов, в современной западной системе власти являются политическими артистами, если у них хорошо получается играть свои роли, или клоунами, если неважно. Они те, кто «продает» народам принятые закулисными, никем не избранными и практически неизвестными центрами власти решения. Их задача – продержаться как можно дольше в седле, после чего французам, немцам и остальным подыщут новых ездоков.
Свою главную задачу, между тем, Макрон выполняет прекрасно: Франции и французов станет меньше, когда он уйдет. Потому что добившиеся себе на баррикадах высокого уровня жизни и беспрецедентной свободы «старые» народы европейских стран являются на деле главными врагами их собственных правительств и Брюсселя. Проводимая ими политика замещения населения в Европе призвана создать новую космополитическую массу, перед которой у богачей и супербогачей уже не будет никаких социальных и иных обязательств, а угроза терроризма и исламизации станет предлогом для создания полицейского государства. Хотя поэтому по-настоящему Макрона будет оценивать не народ, а вышедшая из него транснациональная элита, выборы пока не отменены, и внешние атрибуты демократии сохраняются. И это диктует необходимость повышения рейтингов. Поскольку внутренняя политика для этого не очень подходит, остается политика внешняя.
Как играет Макрон
Макрон произносит зажигательные речи на Петербургском международном экономическом форуме (ПМЭФ), заявляя о необходимости развития торгово-экономических отношений с Россией, а потом закрывает созданное именно для продвижения этого французское торгпредство Москве.
Президент Франции возмущается политикой США в отношении Ирана и критикует экономические санкции Вашингтона против европейских компаний за торговлю с этой страной, заявляет о необходимости сопротивляться, а французские фирмы, тесно связанные с государством, поджав хвосты, бегут из Ирана. Даже те, кто пустил там корни давно и имел процветающий бизнес. Приехав с визитом в США, Макрон обхаживает и старается поддакивать президенту этой страны Дональду Трампу, вернувшись домой, он его критикует.
Президент США Дональд Трамп может не сомневаться: если американцы снова ударят по Сирии, Париж их поддержит. Фото: www.globallookpress.com
То же самое Макрон проделывает и с немецким канцлером Ангелой Меркель: с США он хочет дружить против Германии, с Германией – против США. Сторонники и того, и другого во Франции есть.
То Макрон признает, что Россия победила в Сирии, и Франция даже начинает участвовать в некоторых российских гуманитарных акциях. Но когда Трамп ударит по Сирии, Париж безоговорочно поддержит Вашингтон и даже примет в этом ударе посильное участие, чтобы показать французам и всему миру видимость своей великодержавной мощи. И еще обвинит Россию, поддерживающую сирийские власти в попытке взять под контроль захваченный террористами Идлиб, в «гуманитарной катастрофе» и возмутится, сделав вид, что верит в очередную фейковую «химатаку».
Делаем выводы
И так во всем. Все эти мельтешения абсолютно бессмысленны, согласованы с невидимой властью и преследуют лишь одну основную цель: дурачить собственный народ и обманывать доверчивых иностранцев. Ну а если популярность Макрона совсем пробьет дно, его хитроумные пиарщики что-нибудь придумают: не будем списывать со счетов раньше времени президента пока ещё Франции.
Концепция гуманитарного вмешательства во внешней политике Франции в 1994–2000 гг.
Дата публикации: 02.05.2017 2017-05-02
Статья просмотрена: 476 раз
Библиографическое описание:
Салосин, Т. С. Концепция гуманитарного вмешательства во внешней политике Франции в 1994–2000 гг. / Т. С. Салосин. — Текст : непосредственный // Молодой ученый. — 2017. — № 17 (151). — С. 225-229. — URL: https://moluch.ru/archive/151/42752/ (дата обращения: 29.11.2021).
В статье раскрыты место и роль гуманитарной интервенции и её модификации «ответственности по защите» во внешней политике Франции в 1990-е годы. Анализируются подходы Франции к разрешению гуманитарных катастроф силовым путем.
Ключевые слова: внешняя политика Франции, гуманитарная интервенция, Франция, внешняя политика, ответственность по защите, внешняя политика Ж. Ширака
Key words: France, French foreign policy, humanitarian intervention, history of France, foreign policy, responsibility to protect, R2P
Концепция «гуманитарной интервенции», в её современном виде, зародилась во Франции. Созданная в 1971 г. организация «Médecins sans Frontières» или «Врачи без границ» и один из её основателей, Бернар Кушнер, выдвинули идею гуманитарной интервенции, иначе говоря, права государства вмешиваться во внутренние дела другого суверенного государства, без согласия последнего, если в нём происходят массовые нарушения прав человека, геноцид, экологическая катастрофа и т. д. Концепцию на тот момент, крайне спорную, с точки зрения международного права.
В 1987 г. профессор международного права, Марио Бетатти и Б. Кушнер создали работу «Le Devoir d’Ingerence» («Обязанность вмешаться»), в которой обосновывается не только право, но и, самое главное, обязанность государств вмешиваться во внутренние дела суверенных государств в случае возникновения каких-либо гуманитарных катастроф [1]. Именно на эту работу принято ссылаться при оправдании очередного вмешательства. Так, например, генеральный секретарь ООН, Кофи Аннан, в своей лекции в 1998 г, ссылаясь именно на труд Бернара Кушнера, оправдывал интервенции в Боснии и Руанде [2].
В начале 90-ых годов, в связи с распадом биполярной системы и начавшимся конфликтом в Югославии, во внешней политике Пятой республики произошла трансформация. Именно тогда сформировалась французская внешняя политика, ставящая на первое место проблему защиты прав человека. В 1990-ые гг. необходимо было чем-то оправдать концепцию гуманитарного вмешательства, поскольку стало очевидно, что во многих случаях оно необходимо, но плохо совмещается с принципами международного права и традициями Пятой республики, уважающей государственный суверенитет.
После Войны в заливе в начале 1990-ых европейцы увидели, что Европа может успешно привносить свои ценности под знаменем «гуманитаризма» и «блюсти» права человека в любом регионе мира. Однако, и война в Руанде, и конфликт в Боснии показали, что эта концепция работает не всегда. Очевидно, что гуманитарная интервенция «Бирюза» в Руанде в 1994 г. была проведена слишком поздно, однако, стоит отметить, что Франция стала единственной страной, которая предложила выход из ситуации, особенно на фоне дистанцировавшихся от проблемы Соединенных Штатов и абсолютной беспомощности ООН при том, что каждый день в Руанде уничтожались десятки тысяч человек. Подводя итоги французской интервенции в Руанду, необходимо отметить, что при полном бездействии мирового сообщества и ООН, Франция стала единственной страной выступившей за разрешение конфликта. США после провальной операции в Сомали, вообще дистанцировались от проблемы, а ООН действовала исключительно медленно и неэффективно, долгое время ежедневным убийствам десятков тысяч человек даже не хотели приписывать статус геноцида. Однако не остается сомнений в том, что Франция действовала в Руанде исключительно в своих интересах, косвенно поддерживая зачинщиков резни.
В 1995 г., после прихода к власти Ж. Ширака, Франция попыталась извлечь уроки из провальной операции в Руанде. Президент потребовал проведения немедленной операции в Боснии, однако столкнулся с очевидным нежеланием США идти на поводу у Пятой республики. Конфликт в Боснии и Герцеговине также показал явный недостаток мощи и влияния Пятой республики для реализации своих идей, а также несогласованность стран ЕС в урегулировании конфликта. Позиция, занятая Францией в отношении конфликта в бывшей Югославии, вызывала немало нареканий во французском обществе. Ю. Ведрин же утверждал, что общество «переоценивало потенциальные возможности французского вмешательства в конфликт» [3].
Жак Ширак немедленно стал выступать за скорейшее начало вооруженного вмешательства. Поскольку оно, как и в Руанде, очевидно требовалось: по данным экспертов, к этому моменту в конфликте погибло от 200 000 до 230 000 человек [4]. Ширак еще жестче стал требовать международного вмешательства после захвата в заложники миротворцев UNPROFOR, среди которых были французские подданные. Ввиду очевидного бессилия ООН, президент стал настаивать на интервенции сил НАТО. В своем выступлении в Соединенных Штатах летом 1995 г. Ширак вновь делал акцент на необходимости немедленного вмешательства Североатлантического альянса.
Конечно же, позиция Франции сыграла свою роль в решении администрации Билла Клинтона о проведении операции «Освобожденная сила» или «Немедленный ответ» (с 30 августа по 14 сентября 1995 г.), однако роль лидера всецело взяли на себя США, вплоть до подписания Дейтонских соглашений. Париж был страшно недоволен этим, поскольку эту не совмещалось с традиционной голлистской риторикой: «Если Франции придется вести войну, надо, чтобы это была её война» [6]. В качестве компенсации, Дейтонские соглашения всеми сторонами всё же были подписаны в столице Пятой республики. Таким образом, можно отметить отчетливое стремление Франции играть главную роль в разрешении международных конфликтов, что сочетается с идеями голлизма и величия Пятой республики.
В случае с операцией французских войск в Боснии вновь встал вопрос, насколько оправданна была эта кампания и какую роль личные интересы Франции играли в ней. Франция в середине 1990-ых годов стала особенно сильно стремиться к первенству в сфере урегулирования конфликтов, посредничества, проведения миротворческих операций. Это было вызвано, в том числе, и боязнью остаться одной, в своего рода изоляции, без поддержки НАТО и соответственно практически всех стран Европейского союза. Евростроительство оказалось приоритетным направлением для французской внешней политике 90-ых годов, поэтому давней дружбой с Сербией пришлось пожертвовать ради роли лидера европейской интеграции, роли государства-миротворца и борца за права человека.
В 1998 г. обстановка на Балканах вновь начала накаляться. Новая политическая сила — Армия освобождения Косово стала добиваться возвращения автономии военным путем. В ответ на это, Слободан Милошевич стал проводить репрессии против албанцев [7]. Этот факт побудил Францию обратить более пристальное внимание мирового сообщества на эту проблему. До начала конфликта в Косово, все операции Франции не выходили за рамки решений Организации Объединенных Наций. Более того, Париж всегда выступал против любых военных действий без соответствующей резолюции Совета Безопасности. Тем не менее, боснийский опыт Франции предопределил её отношение к событиям в Косово, и правительству пришлось учесть ошибки, сделанные, при проведении боснийской операции.
На одной из встреч с французскими дипломатами в преддверье саммита НАТО, на котором должна была быть разработана стратегическая концепция альянса, Ж. Ширак высказал позицию Пятой республики по поводу участия Франции в гуманитарных интервенциях и в частности, по косовскому вопросу: «Саммит в Вашингтоне не должен превращать НАТО в некий «Священный союз», призванный вмешиваться повсюду и по любому поводу. Франция не приняла бы этого. Именно поэтому она вместе с почти всеми своими европейскими партнерами настаивает на необходимости мандата Совета Безопасности ООН для любой военной интервенции НАТО». Тем не менее, 24 марта началась военная операция стран НАТО, под названием «Союзническая сила», а Л. Жоспен в свою очередь заявил, что Франция «полна решимости в них участвовать» [8].
Так как бомбардировки были неэффективными, перед альянсом встал вопрос о проведении наземной операции. Франция выступила категорически против неё, потому что она не была готова к полномасштабной войне в Европе и кроме того, результат операции был малообещающим. Бомбардировки продолжались до тех пор, пока С. Милошевич 9 июня не согласился на ввод Косово международных сил (IFOR). Уже на следующий день Совет Безопасности ООН принял резолюцию 1244 по урегулированию косовского конфликта [10]. Резолюция фактически явилась компромиссом между Россией и Западом, в том числе Францией.
После того как С. Милошевич заявил о прекращении огня, 20 июня НАТО объявило о прекращении операции [11]. «Под давлением Франции НАТО признало необходимость получения санкции ООН на пребывание миротворческих сил в Косово» [12]. Франция попыталась взять на себя всю ответственность по поддержанию мира в этом регионе. Б. Кушнер был назначен специальным представителем Кофи Аннана в Косово. Военный контингент Франции в составе миссии ООН (МООНК) был призван обеспечить соблюдение прав и свобод человека на этой территории [13].
Париж не был удовлетворен тем, как была проведена операция «Союзническая сила». В первую очередь его не устраивала политика США, которые фактически навязали европейцам свою позицию и, как считали во Франции, руководствовались не гуманитарными мотивами, а своими корыстными интересами. Тот факт, что французские вооруженные силы находились под командованием американцев, также задел самолюбие французов. «Франция не может согласиться и не согласится впредь на то, чтобы какая-либо региональная оборонительная организация присвоила себе роль мирового жандарма. Эта роль доверена хартией ООН Совету Безопасности, и только ему одному», — заявил в связи с этим Ж. Ширак 4 ноября 1999 г. в Елисейском дворце [14, c.806]. Кроме того, операции в Косово не хватало юридических обоснований. Это наблюдалось и в противоречивости слов Жака Ширака: наряду с правозащитной риторикой и призывами к установлению мира в Югославии силовым путем он заявлял о том, что государственный суверенитет является базой для международного права и только ООН может являться органом, санкционирующем военные действия.
Подводя итоги, стоит отметить, что участие Франции в урегулировании конфликта в Боснии и Герцеговине, а также участие в военной операции НАТО однозначно вытекает из традиционной концепции «несения света просвещения, братства, свободы и демократии», зародившейся во времена Великой французской революции. Франция попыталась извлечь урок из неудачных операций в Сомали и Руанде, выступив за скорейшее начало военной операции, но встретили жесткое сопротивление США. В то же время, стало ясно, что ООН, в условиях, когда надо принимать быстрые и решительные действия, является крайне неэффективным механизмом. В то же время, успех операций в заливе и относительный конечный успех НАТО в Боснии заставил Францию, пересмотреть роль НАТО в Европе и свое участие в нём, дабы не остаться в стороне от эффективного инструмента для проведения военных вмешательств.
Конфликт личных интересов Франции и гуманитарной «помощи» является наиболее противоречивым в гуманитарных операциях Пятой республики. И представляется очень сложной задачей отделить корысть от стремления защитить права человека. На примере конфликта в Руанде очень хорошо видно противоречие: интересы Франции против её своеобразной «мессианской» роли. С одной стороны Пятая республика вступила в конфликт в Руанде под лозунгами борьбы за права человека и против насилия (геноцида), а с другой стороны, позволила себе, неофициально фактически поддержать одну из сторон в конфликте, с которой её связывали дружеские отношения, и которая была лояльной Парижу. В случае с операцией французских войск в Боснии вновь встал вопрос, насколько оправдана была эта кампания и какую роль личные интересы Франции играли в ней.
Вмешательство Франции и стран НАТО в Косово является классическим примером гуманитарной интервенции. Фактически, концепция Б. Кушнера и М. Беттати «право на вмешательство» («droit d’ingérence») впервые была использована Францией в Югославии в 1999 г. На этот раз запад руководствовался не резолюцией Совета Безопасности, а исключительно гуманитарными и моральными мотивами. Применение военной силы без соответствующей резолюции Совета Безопасности ООН стали вызовом для Пятой республики. Многие даже заговорили о предательстве принципов «голлизма».
Однако правовые рамки такой операции были чрезвычайно спорными, именно поэтому Кофи Аннан призвал разработать новый международно-правовой механизм, который бы легитимизировал гуманитарное вмешательство [15]. Так появилась концепция «ответственность по защите».
Стремление Франции играть главную роль в разрешении международных конфликтов, вытекает из концепции «несения света просвещения, братства, свободы и демократии» времен Великой французской революции. Огромное количество конфликтов эпохи постбиполярной системы поставили вопрос перед западом эффективности их разрешения. Пятая республика всегда стремилась играть первую скрипку в урегулировании международных конфликтов, что вписывается в концепцию величия Франции и совмещается с традиционной голлистской риторикой: «Если Франции придется вести войну, надо, чтобы это была её война» [16, c. 129].