пол фассел великая война и современная память
Великая война и современная память
Книга Пола Фассела — историка, литературоведа и ветерана Второй мировой войны — посвящена Первой мировой как «точке перехода» от старого типа сознания к новому. Практики окопной войны, как повседневные, так и магистические (то есть связанные с воздействием ситуативных магических культурных кодов на сознание), во многом определили те существенные изменения, которые произошли в мировосприятии в XX веке, а порожденная войной литература стала «шаблоном» для описания всех последующих войн. В книге рассмотрено творчество самых видных «окопных писателей» — как в общем контексте английской литературы, так и в контексте реалий Великой войны.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Книга Фассела и память о «забытой войне» в современной России. Б. Колоницкий
Предисловие
Предисловие к первому изданию
ГЛАВА 1. САТИРА НА ОБСТОЯТЕЛЬСТВА
Томас Гарди, ясновидящий
Война как ироническое действие
Вовек не было такой невинности
Ирония и память
ГЛАВА 2. МИР ТРОГЛОДИТОВ
Окопный пейзаж
Восход и закат
Смехотворная близость
Свалка костей
Будет ли этому конец?
ГЛАВА 3. ПРОЯВЛЕНИЯ ВРАЖДЕБНОСТИ
Противник
Привычка к противопоставлению
Враг за спиной
Бинарное зрение Зигфрида Сэссуна
Враг, который не сдается
ГЛАВА 4. МИФ, РИТУАЛ И РОМАНТИКА
Новое пространство мифа
Слух, вымысел, поверье
Тройки
Златая приснодева
В поисках романтики
«В скобках»: благородный провал
ГЛАВА 5. О, ЧТО ЗА ЛИТЕРАТУРНАЯ ВОЙНА
Суть национальной литературы
Использование канона
Проблемы фактографии
Путь эвфемизма
Разговорный язык и риторические формулы
Выжившие
ГЛАВА 6. ТЕАТР ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ
Вне себя
Театральные таланты британцев
В декорациях
Карикатурные сцены Роберта Грейвза
Вспоминая войну как театр
ГЛАВА 7. БЕГСТВО В АРКАДИЮ
Идеальный мир англичанина
Функция пасторали
Овцы и пение птиц
Розы и маки
Безобидный пастушок: Эдмунд Бланден
ГЛАВА 8. ПАРЕНЬКИ ИЗ ОКОПОВ
Марс и эрос
Британские гомоэротические традиции
Гомоэротическая чувственность Уилфреда Оуэна
Купание солдат
ГЛАВА 9. НЕПРЕХОДЯЩАЯ ПАМЯТЬ
Литературный статус мемуаров о великой войне
Но она все еще продолжается
Ритуалы воинской памяти
Заключение
Список рекомендованной литературы
Примечания
Пол фассел великая война и современная память
Книжная полка Никиты Елисеева. Выпуск 25.
В России опубликован классический труд о рецепции первой мировой войны в английском общественном сознании: Пол Фассел «Великая война и современная память». Книга впервые издана в 1975 году, так что «современная память» уже память историческая, но … лучше поздно, чем никогда. Книгу предваряют два предисловия. Современного российского историка, Бориса Колоницкого, и американского историка, Джея Уинтера, ко второму изданию труда Пола Фассела. Здесь надо учитывать то, что Джей Уинтер был из тех историков, что полемизировал с Фасселом. То есть, во многом с ним не соглашался. Пол Фассел – ветеран второй мировой. В январе 45-го года он попал в арденнский котёл.
Это были последние судороги агонизирующей нацистской Германии. Январь 45-го. Контрнаступление немецких войск в районе озера Балатона – на востоке, о котором военный поэт Семён Гудзенко, автор знаменитого стихотворения: «Нас не надо жалеть, ведь и мы никого не жалели…», в своём (тайном, узнают – посадят) дневнике писал: «В январе 45-го мы вновь переживаем дни лета 41-го. Нужно ли об этом писать?» Он полагал, что нужно. Советские военные историки так не полагали. Вторым рывком насмерть раненого зверя было наступление в Арденнах – на западе. Гитлер вместо того, чтобы искать возможности хоть какого-то, хоть с кем-то мира, продемонстрировал: будем драться до последнего. В узком кругу он говаривал: «Если Германия не заслужила меня, она должна погибнуть». Хорошо он о себе понимал. Высокая была самооценка…
Пол Фассел пережил арденнский разгром накануне победы и с той поры сохранил в душе стойкую ненависть к войне, стойкую симпатию к простым солдатам и офицерам и столь же стойкую антипатию к генералам, политикам, штабным работникам. Всё это ярче яркого проявляется в его замечательной книге. Здесь следует оговорить два обстоятельства.
Первое, если бы он писал эту книгу по-русски, то обязательно взял бы первые два слова в иронические кавычки. «Великая война» и современная память» вот так выглядело бы это название. Для Пола Фассела (и для героев его книги) никакая первая мировая не великая. Бред, абсурд, жестокость, массовые убийства, грязь, кровь, ложь пропаганды не могут быть великими.
Второе обстоятельство значительно интереснее для современных российских читателей. Книга вышла на самом излёте столетия первой мировой, каковое прошло в современной России под вой, гул и плач: мы забыли о наших героях первой мировой, а между тем там! – там! – помнят и помнили о первой мировой. Книга Фассела вносит очень важный корректив в этот вой, гул и плач. Ибо Пол Фассел исследует послевоенную литературу Великобритании. Стихи, романы, поэмы, воспоминания, которые появлялись сразу после войны и много после войны. Так вот в Советской России в первое десятилетие её существования первую мировую помнили и не забывали точно так же, как её помнили и не забывали (помнят и не забывают) в Великобритании. По крайней мере, так получается по книге Фассела.
Основной корпус сочинений о первой мировой войне (по Фасселу) составляли анти-военные книжки, обличающие тупость политиков, бездарность генералов, лживость пропагандистов-журналистов, заваривших кровавую, никому не нужную, кашу. Это ничем не отличается ни от ранних рассказов Михаила Слонимского, ни от ранних рассказов Бориса Лавренёва, ни от «Малиновых юнкеров» Брыкина, ни от «Ратных подвигов простаков» Андрея Новикова, ни от «Народа на войне» Софьи Федорченко. Это ничем не отличается от первых советских фильмов про первую мировую: «Обломка империи» Фридриха Эрмлера (кадр из этого фильма – оборванный солдат на коленях перед крестом, на котором распят Христос в противогазе – вошёл во все кинохрестоматии), или «Околицы» Бориса Барнета (великий, забытый фильм, о нём с нежностью и восторгом говорили два таких разных режиссёра, как Алексей Герман-старший и Никита Михалков. Всякий, кто посмотрел этот фильм, навсегда запомнит жуткую сцену: офицер, избивающий солдата)…
Такого рода память о первой мировой стала аккуратно выводиться из общественного сознания после Великой Отечественной. Пацифизм и анти-военный пафос оказались не в чести, а описывать великие подвиги русской армии в мазурских болотах или во время брусиловского прорыва было как-то так … не с руки. Пришлось бы объяснять, не только почему, эти великие подвиги обернулись всесолдатским, жестоким бунтом против офицеров, но и (что значительно неприятнее) каким образом этот бунт привёл к власти большевиков, чьими наследниками и продолжателями объявляли себя властители России второй половины ХХ века. Когнитивный диссонанс получался уж больно … могучий. Лучше просто не вспоминать: ни так, ни эдак.
«Паки возвратимся на первое», – как писывал Аввакум Петров, сожжённый РПЦ за некоторые стилистические разногласия. Итак, перед читателем не история первой мировой войны, а история того, как эта война воспринималась фронтовиками: интеллигентными, образованными, такими, как поэты Зигфрид Сэссун, Уилфрид Оуэн, Эдмунд Бланден; или простыми, необразованными, такими, как сержанты или солдаты, чьи письма и воспоминания Фассел обильно цитирует. Вы уже поняли: плохо она воспринималась. Воспринималась, как кровавый бред, учинённый бездарными политиками и генералами. Здесь российского читателя изумят вот какие обстоятельства. Российский читатель сразу поймёт, что перед ним анти-военная книга. Книга, разоблачающая войну и армию. В данном, конкретном случае: английскую армию.
И что же узнаёт российский читатель об английской армии в годы первой мировой, ставшей шоком для английского общества. Первое, части, находящиеся на передовой, регулярно отводились в ближний тыл. Ибо английские генералы полагали, что невозможно безвылазно сидеть в окопах на передовой под артиллерийским огнём.
Второе, английские солдаты и офицеры регулярно получали отпуска. Ездили в Англию. Отдыхали там от войны, да, напитывались яростью против тыловых крыс, но … отдыхали от войны.
Третье, посылки и письма приходили на фронт столь же регулярно и … быстро. Настолько быстро, что в посылках удавалось передавать скоропортящиеся продукты, и они не портились.
Четвёртое, анти-военные стихи, статьи и даже манифесты безвозбранно и ненаказуемо печатались в английской прессе, начиная с 1915 года.
Пятое, читая цитаты из писем и воспоминаний английских солдат и сержантов, убеждаешься: между солдатами и офицерами Англии в начале ХХ века не было образовательной пропасти. Они читали одни и те же книжки: Шекспира, Драйдена, «Путь паломника» Буньяна, Томаса Гарди, Киплинга. В ранцах у них (будь то будущий автор исторического романа «Я, Клавдий» Роберт Грейвз, или бывший и будущий слесарь, Смитсон) чаще всего была один и тот же сборник: «Оксфордская антология английской поэзии». Последнее (пятое) обстоятельство, кстати, объясняет, почему при широком распространении анти-военных настроений английская армия не знала солдатских, анти-офицерских бунтов.
Шестое обстоятельство, на него обращает внимание Борис Колоницкий в своём предисловии к книге Фассела, в отличие от русской армии первой мировой войны, в английской того же времени, было очень много интеллигентов. Не кадровых офицеров, как философ Степун, по военной специальности – артиллерист, участвовавший и в русско-японской войне, а интеллигентов, пошедших на фронт добровольно, как Николай Гумилёв, к примеру. Их было у англичан очень много. И гибли они (по понятным причинам) в большом количестве. А те, кто оставался в живых, навек, на всю жизнь получал прививку от милитаристской пропаганды.
Надо сказать, что произведения вышеупомянутых авторов мало чем по тональности отличались от пафоса Олдингтона. Самым ярким из них был Зигфрид Сэссун, армейское прозвище: «Бешеный Джек». Человек запредельной храбрости. Он один из своего взвода уцелел во время атаки на немецкую траншею. Когда подошло подкрепление, то «бешеный Джек» был обнаружен у немецкого пулемёта, развёрнутого в сторону противника, с интересом читающего Томаса Гарди «Тэсс из рода Эбервилей». («Этот Гарди неплохо пишет…»). Мать Зигфрида Сэссуна, внучка прославленного прусского историка Леопольда фон Ранке. Большая поклонница творчества Вагнера, по каковой причине сына и назвали в честь теноровой партии Зигфрида в «Кольце Нибелунгов». Отец из древнего еврейского рода, Сэссунов. Богатейший купец Багдада в XIII веке – основоположник этого рода. Протестантская семья матери и ортодоксально еврейская семья были против этого брака. Так что Зигфрид Сэссун – отпрыск преодоленной семейной, конфессиональной вражды.
Он был смел не только на поле боя. Когда я писал про то, что анти-военные манифесты печатались в Англии ненаказуемо, я несколько преувеличил степень либеральности английского общества, но не намного. Понятно, что если офицер, находящийся в отпуске, в данном случае, Зигфрид Сэссун, печатает в пацифистском журнале анти-военный манифест, его военное начальство не может не отреагировать. Оно и реагирует. Отправляет «Бешеного Джека» на медосвидетельствование. Врачи выписывают справку: нуждается в санаторном лечении. Сэссун оказывается в санатории. Отдыхает там месяц. И – на фронт. И до конца войны.
Интересная история. Таких интересных историй в книге полно. Из них можно сделать вывод: память о «великой войне» внедрилась в сознание английского общества таким образом: что угодно – только не война. Журналистам, вовсю надрывающим глотки о «жестоких гуннах», верить нельзя ни в коем случае. Журналисты отрабатывают свою пропагандистскую пайку. Мало ли они врали во время первой мировой? О распятом на придорожном кресте канадском сапёре, об изнасилованных бельгийских монахинях в возрасте от 80 до 18, да много ещё о чём… Всё это – ложь СМИ. И это недоверие к СМИ было вбито в английское общественное сознание.
Безработных накачивают патриотической пропагандой и отправляют вроде бы на учения, а вроде бы на войну… Вслух не говорится, что на войну, но подразумевается … что вроде бы война, но такая … лёгкая. Отправляют в Шотландию, а там – действительно – война… Когда один из участников этого МИ вырывается из этого ада, то он прямиком в МО, министерство обороны, мол, там ужас, что творится! Мы там и гражданское население убиваем… А ему: «Нишкни! Обалдел? Мероприятие – секретное…» Бедолага потрясён: «Как секретное? Да на всех углах плакаты… По телеку гром до небес…» – «Мало ли что на всех углах и по телеку… Сказано: секретное. Значит, секретное…» Бёрджес, конечно, гений, но…
И вот здесь «но» связано (простите невольную рифму) с тем, что должно было быть в комментариях, которых нет. Просто – нет. Ссылки на литературу к каждой главе воспроизведены, а комментариев – нет. Что поделаешь, серьёзные книги издаются на гранты, тут на комментаторов не наскребёшь. А хорошо бы. Потому что если бы были хотя бы краткие биосправки всех английских поэтов и писателей, прошедших первую мировую и ставших убеждёнными пацифистами, выяснилась бы одна очень неприятная, но вполне закономерная вещь. Все они (без исключений) в период прихода к власти Гитлера в Германии оказались «мюнхенцами», то есть, людьми, стоящими за то, чтобы все конфликты, каковые затевал международный бандит, Адольф в Европе разрешались исключительно мирным путём. Переговоры, поиски компромисса, экономическое давление, но только не война.
Для них война была не «продолжением политики другими средствами» (Клаузевиц), а … крахом политики, неудачей политики и наступлением анти-политики, анти-мира, анти-общества. Совсем не обязательно, чтобы они сочувствовали Гитлеру, поднимающему Германию с колен, вовсе нет. Перси Уиндхем Льюис, художник, поэт и писатель, ветеран второй мировой, в 1930 году, да, написал брошюру «Гитлер», в которой утверждал, что означенный политик «человек мира». Мы, мол, страны Антанты, ограбили и унизили высокоцивилизованную страну Германию, и вот нашёлся немецкий политик, каковой восстанавливает историческую справедливость. В 1938 году Перси Уиндхем Льюис съездил в … высокоцивилизованную и вернулся … потрясённый. Написал две анти-гитлеровские книги. В первой рассказал о культе Гитлера, во второй о преследованиях евреев в нацистской Германии. Но даже после поездки в нацистскую Германию Льюис не отказался от пацифистской позиции. Никакой войны. Никогда. Ни за что. Собственно, это самое важное, о чём сообщено, что доказано в книге Фассела: в культурной памяти Европы первая мировая впечаталась одним: война – самое последнее дело. Война – результат бездарной политики. Нужно делать всё, чтобы избежать войны. Любой компромисс предпочтительнее войны. Очень актуальная и своевременная книжка.
Лауреатом премии «Национальный бестселлер»—2021 стал АЛЕКСАНДР ПЕЛЕВИН и его роман «ПОКРОВ-17»
Великая война и современная память это книга Литературная критика написано Пол Фасселл и опубликовано в 1975 г. Oxford University Press. В нем описаны литературные отклики английских участников Первая Мировая Война своему боевому опыту, особенно в позиционная война. Воспринимаемая тщетность и безумие такого поведения стало для многих одаренных англичан их поколения метафорой жизни. Фасселл описывает, как коллективный опыт «Великой войны» коррелировал и в некоторой степени лежал в основе устойчивого изменения эстетического восприятия отдельных людей от тропы из Романтизм который руководил молодежью до войны, к более суровым темам, которые стали доминировать во время войны и после нее. [1]
Содержание
Жанры
Кроме того, меня очень интересовала Великая война, как ее тогда называли, потому что это был начальный шок двадцатого века для европейской культуры. К тому времени, когда мы добрались до Второй мировой войны, все более или менее привыкли к плохому обращению с Европой и к массовым убийствам людей. Великая война привнесла эти темы в западную культуру и поэтому стала огромным интеллектуальным, культурным и социальным потрясением. [1]
Почести
Великая война и современная память был удостоен последней ежегодной Национальная книжная премия в категория Искусство и литература [2] и с вступительной Премия Национального круга книжных критиков для критики. [3] Он занял 75-е место в списке современной библиотеки 100 лучших научно-популярных книг ХХ века. [4]
Критика
В 1994 году Робин Прайор и Тревор Уилсон подвергли критике понимание Фасселлом военных операций Западного фронта с 1914 по 1918 год. [5]
Историк Джей Винтер критиковали Великая война и современная память в 1995 году за то, что он считал преднамеренным игнорированием опыта других солдат-писателей, которые находили традиционные и традиционные мотивы адекватными для описания своего душевного состояния: «Эта энергичная добыча образов и метафор восемнадцатого и девятнадцатого веков, чтобы приспособить выражения траура, является одним из причина, по которой недопустимо рассматривать Великую войну как момент, когда «современная память» заменила что-то другое, что-то изношенное и дискредитированное ». [6]
Война как состязание
К началу ХХ века спорт превратился в национальную страсть британцев. Спортсмены, как профессионалы, так и любители, стали в Великобритании очень популярными людьми, а с началом Первой мировой войны – одними из самых востребованных рекрутов британской армии. Из футболистов, боксёров, игроков в регби и крикет даже было образовано несколько отдельных батальонов. Многие из спортсменов-героев с войны так и не вернулись…
Остров спорта
Из излюбленного времяпрепровождения привилегированного класса британских аристократов и крупной буржуазии спорт к началу Первой мировой превратился в настоящий фетиш для городских и сельских масс. По сути, спорт не только стал важным компонентом в физическом развития и укреплении здоровья мужчин и женщин, но также оказался и важным элементом социальной дисциплины и патриотизма на локальном и национальном уровне. Люди испытывали гордость не только за свою местную команду, но и за британских спортсменов на международных состязаниях. Количество команд и спортсменов, участвовавших в состязаниях, было очень велико.
Самым массовым был, пожалуй, футбол. В 1910 году английская футбольная ассоциация насчитывала в своих рядах 300 профессиональных клубов с 6000 зарегистрированных игроков, тогда как любительских клубов было около 12 000 с полумиллионом игроков. Внушительным было и количество футбольных фанатов: в 1909 году не менее одного миллиона человек по стране собиралось каждое воскресенье поглазеть на футбольные матчи, а в 1914 году в Глазго на матч Англия – Шотландия пришли 127 000 болельщиков при населении города около 800 000. Футбол, ранее воспринимавшийся элитами как развлечение для низших классов, прочно занял перед Первой мировой войной место самого популярного и массового вида спорта, проникнув повсюду – от школ до армейских казарм.
Конечно, тысячи людей были участниками и зрителями соревнований по крикету, гольфу, гребле, верховой езде, боксу и т.д. Все эти виды спорта к началу Первой мировой войны имели собственные ассоциации и лиги, с большей или меньшей долей профессионалов в них. Часть из них, безусловно, воспринималась как элитарные в полном смысле этого слова – гребля в университетах Оксфорда и Кембриджа, гольф на специально оборудованных полях поместий аристократов и т.п.
Спорт был представлен в школе всех уровней не только как средство поддержания физической крепости (в закрытых мужских школах в этом случае предпочитали регби), но и как необходимый компонент патриотического воспитания. В данном случае можно вспомнить ставшее классическим стихотворение сэра Генри Ньюболта (Henry Newbolt) «Факел жизни» (Vitaï lampada), которым с 1898 года зачитывались школьники Британской империи. Ньюболт проводит прямую параллель между крикетным матчем и войной (подстрочный перевод А. Глебовской):
«В Клоуз все замерли, затаив дыхание –
Нужно заработать десять очков и выиграть матч.
Удар биты и слепящий свет,
Игра началась, последний участник на месте.
И [всё это] не ради разукрашенной лентами фуфайки,
Или эгоистической мечты стать героем сезона.
Рука капитана ударила его по плечу,
«Играй! Играй! Играй в игру!»
Песок пустыни окрасился красным,
Красным от осколков разбитого каре;
Пулемёт заклинило, полковник убит,
Полк ослеплён пылью и дымом.
Река смерти вышла из берегов,
И Англия далеко, и честь – просто слово,
Но голос школьника поднимает солдат на битву:
«Играй! Играй! Играй в игру!»
Естественно, что выбор офицеров, в большинстве своём выпускников закрытых частных школ, пал на командные игры: крикет, футбол, регби и поло. Бокс также рассматривался в качестве отличного занятия, укрепляющего дух и тело «Томми Аткинса». Серия серьёзных реформ в армии на рубеже XIX–XX вв. сопровождалась созданием системы физподготовки солдат (с введением её во все уставы), обучением инструкторов по гимнастике, регулярным проведением спортивных состязаний в войсках – как в колониях, так и метрополии.
Перед Первой мировой войной спорт чрезвычайно серьёзно воспринимался как офицерами, так и солдатами. Много места в жизни полков отводилось крикету и боксу, но «королевским спортом», как выражались сами солдаты, всё же был футбол. Так, шотландцы вообще не признавали ничего, кроме футбола. Современник отмечал, что футбольные «матчи между полками способны превратить самого сонного солдата в возбуждённого болельщика, с трудом отдающего себе отчёт в своих действиях», а в журналах шотландских полков описания боёв во время англо-бурской войны занимали меньше места, чем репортажи со стадионов. В 1881 году возникла Армейская футбольная ассоциация, а в 1888 году был впервые разыгран «Армейский кубок», причём в течение 14 лет после этого команды шотландских полков проходили в финал 10 раз, а три раза в финале обе команды были шотландскими.
Спорт на фронте
Таким образом, спорт и среди гражданского населения, и в армейской жизни занимал невероятно почётное и важное место. Отказаться от спорта даже в условиях Первой мировой войны для самой спортивной (по словам британцев же) нации мира было невозможно. Спорт теперь абсолютно серьёзно рассматривался как один из факторов самоидентификации нации и даже как решающее преимущество над противником. Пол Фассел (Paul Fussell) пишет, что пристрастие молодых англичан к крикету «считалось признаком их естественного превосходства над молодыми немцами», а лорд Нортклифф (Alfred Harmsworth, 1st Viscount Northcliffe), один из руководителей пропаганды, писал:
«Наши бойцы – индивидуальности. Они проводят мелкие индивидуальные операции. Немцы в этом смысле далеко не так сметливы. Их никогда не обучали этому до войны, и вся их подготовка, начиная с самого детства, сводилась к тому, чтобы повиноваться, причём повиноваться поголовно … немцы не играли в игры, развивающие индивидуальность. Например, футбол появился в Германии лишь относительно недавно».
После объявления войны в британской прессе начались серьёзные дебаты по поводу продолжения в создавшихся условиях как отдельных спортивных состязаний, так и спортивной деятельности вообще. С одной стороны, спорт отвлекал от армии огромное количество здоровых молодых людей, с другой – был существенной частью политики, получившей название «business as usual» (т.е. «дела как всегда» – в смысле, «живем как до войны») и направленной на сокращение хаоса военного времени в жизни общества и государства.
Часть спортсменов в рамках «новой армии», набор в которую был объявлен фельдмаршалом Китченером, поспешила самоорганизоваться в т.н. «батальоны друзей» (pal battalions), истинный размер которых мог довольно сильно колебаться. Так, например, в 13-м батальоне знаменитой Стрелковой бригады (Rifle brigade) оказалась в одной роте целая группа гольфистов во главе с супер-чемпионом Альбертом Тинги (Albert Tingey) – 26 спортсменов, причём некоторые прибыли вместе со своими кэдди, переносчиками клюшек. В другой роте обосновались футболисты, а одним из офицеров батальона стал олимпийский чемпион 1912 года в беге на 1,5 км Арнольд Джексон (Arnold Jackson). Три серьёзных ранения, полученные им во время войны, положили конец спортивной карьере, но принесли четыре награждения орденом «За выдающиеся заслуги» (Distinguished Service Order).
В настоящее время самым известным спортсменом, служившим в британской армии в годы Первой мировой войны, оказался лейтенант Уолтер Талл (Walter Tull), талантливый футболист и, пожалуй, первый «цветной» среди офицеров – его отец был негром, уроженцем Барбадоса, а мать англичанкой. Талл погиб при контратаке во время весеннего наступления немцев в 1918 году, его тело так никогда и не было найдено.
В 16-й батальон Королевского шотландского полка (Royal Scots) попали 11 игроков футбольного клуба «Харт оф Мидлотиан». Их запись в армию стала новостью национального масштаба, побудившей тысячи болельщиков к подобному шагу. Клуб, лишившись ведущих игроков, ещё несколько десятилетий не мог оправиться от потери. Шотландским футболистам не уступали их английские соперники, составившие большую часть 16-го и 23-го батальонов («1-й и 2-й футбольные») Миддлсекского пехотного полка. Сюда пошли спортсмены из лондонских клубов «Челси», «Фулхэм», «Клэптон Ориент», «Тоттенхэм» и др.
Первым на рекрутский пункт отправился Фред Паркер (Fred «Spider» Parker), правый полузащитник из «Клэптон Ориент». Руководство клубов добилось от Китченера разрешения для футболистов-солдат отлучаться из частей по субботам для того, чтобы отыграть сезон. По схожему принципу по инициативе миссис Эммы Канлифф-Оуэн (Emma Pauline Cunliffe-Owen) были организованы также 23-й и 24-й батальоны («1-й и 2-й спортивные») Королевского фузилёрного полка, куда записались футболисты, крикетисты, боксёры и многие другие.
Вообще в годы Первой мировой войны участие женщин как в войне (госпитали и военные фабрики), так и в спорте чрезвычайно усилилось. Более 900 000 женщин разного возраста работали на военных предприятиях, на многих из которых была организована специальная служба мониторинга здоровья работников. В том числе была сочтена полезной организация женских команд по футболу и другим видам спорта. Самым знаменитым оказался футбольный клуб завода «Дик, Керр и Ко» из Престона. С 1917 года футболистки из этого клуба собирали восторженные стадионы, пока уже после войны, в 1921 году, английская футбольная ассоциация не запретила им играть на своих полях.
Футбол был очень востребован на фронте не только потому, что этот вид спорта был самым любимым, но и потому, что его организация не требовала особых усилий. Британский рядовой Уолтер Спенсер (Walter Spencer) вспоминал:
«Этим обычно занимались офицеры в дивизиях, так что у каждого батальона была своя команда. Так вот, в дивизии было 12 батальонов… четыре батальона в бригаде, три бригады в дивизии… Так вот, они [офицеры] рассчитывали, кто с кем играет. Понимаете? 2-й батальон гренадёров играл с 1-м батальоном шотландцев, а 1-й ирландский со 2-м валлийским. Потом надо было найти приемлемое поле в округе, где квартировались части, и игрался матч. И в конце было награждение… Я был в команде батальона правым крайним нападающим. Но, знаете, тут была одна закавыка: если, например, ваш вратарь был ранен или убит, то надо было постоянно заменять людей».
Популярным спортивным развлечением было также плавание, особенно в жарких странах. Уильям Дэвис (William Davies), ветеран войны, вспоминал, как он окунался в море на пляже в Галлиполи в середине 1915 года:
Другим видом спорта, лёгким для проведения соревнований, был бокс. Фредерик Холмс (Frederick Holmes) из Миддлсекского пехотного полка рассказывал, как это было во Франции:
«Тут Нортхэмптонский полк квартировал неподалёку, дальше по деревне. И вот утром с двумя приятелями я пошёл по деревне, и глядь – во дворе дома ринг и боксёрский поединок в разгаре. Конечно, мы тут же пошли на это поглазеть. Было то ли два, то ли три поединка, но тут у одного участника не оказалось противника. Так офицер закричал: «У нас нет противника для него, есть тут кто, кто хочет сразиться?» Я был, знаете ли, очень тщеславен, и сказал: «Я готов». И пошёл на ринг. Так, знаете, боксирование в армейских ботинках на сырой земле это не то, что на ринге в специальных башмаках и со всеми этими прибамбасами. Но, как бы то ни было, противник был очень лёгкий, я победил».
Со спортом, а конкретно с футболом, связан и один из самых впечатляющих эпизодов Великой войны, ставший потом армейской легендой. Пол Фассел пишет, что «одним из способов демонстрации спортивного духа было послать футбольный мяч в сторону вражеских позиций во время наступления», а потом ещё и перебрасываться им. Впервые нечто такое было проделано в 1915 году под Лосом во Франции, «но самым знаменитым «футбольным» эпизодом стала эскапада капитана У. П. Невилла во время наступления на Сомме».
Капитан Невилл (Wilfred Percy Nevill), командир одной из рот 8-го батальона Восточно-суррейского пехотного полка, «во время последнего увольнения купил в Лондоне четыре футбольных мяча, по одному для каждого взвода». Тому взводу, который, поднявшись в атаку, первым добросит мяч до немецкой передовой, была обещана награда. Фассел замечает, что, возможно, Невилл был проницательнее, чем казался: «придав наступлению вид спортивного состязания, он сумел убедить своих бойцов, что атака будет именно тем, чем её пытались изобразить штабные: простой прогулкой».
Один из выживших, который наблюдал эту сцену с близкого расстояния, вспоминает:
«Когда стрельба стихла, я увидел, как один из пехотинцев перелезает через бруствер на нейтральную территорию, жестами призывая других последовать его примеру. Перебравшись, он послал вперёд футбольный мяч. Послал удачно. Мяч взмыл в воздух и долетел почти до самых немецких окопов. Судя по всему, это было сигналом к наступлению».
Капитан Невилл из боя не вернулся, а два мяча из тех четырёх, как пишет Фассел, по сей день хранятся в английских музеях. После сомнительного подвига капитана Невилла кто-то из его полка написал стихотворение, ответ ньюболтовскому опусу, которое дошло до наших дней на полях программки фронтового концерта (подстрочный перевод А. Глебовской):
Где гибнут отважные товарищи,
Где кровь течет как вода,
Они ведут, передавая друг другу, мяч.
Страх поджидающей впереди смерти
Для них лишь пустое слово;
Храня верность стране, которая их взрастила,