рассказ носова как ворона на крыше заблудилась

Евгений Носов — Как ворона на крыше заблудилась: Сказка

Наконец-то наступил март! С юга потянуло влажным теплом. Хмурые неподвижные тучи раскололись и тронулись. Выглянуло солнце, и пошёл по земле весёлый бубенчатый перезвон капели, будто весна катила на невидимой тройке.

За окном, в кустах бузины, отогревшиеся воробьи подняли шумиху. Каждый старался изо всех сил, радуясь, что остался жив: «Жив! Жив! Жив!»

Вдруг с крыши сорвалась подтаявшая сосулька и угодила в самую воробьиную кучу. Стая с шумом, похожим на внезапный дождь, перелетела на крышу соседнего дома. Там воробьи расселись рядком на гребне и только было успокоились, как по скату крыши скользнула тень большой птицы. Воробьи враз свалились за гребень.

Но тревога была напрасной. На печную трубу опустилась обыкновенная ворона, такая же, как и все другие вороны в марте: с забрызганным грязью хвостом и взъерошенным загривком. Зима заставила её позабыть о чувстве собственного достоинства, о туалете, и она правдой и неправдой с трудом добывала хлеб свой насущный.

Кстати, сегодня ей повезло. В клюве она держала большой ломоть хлеба.

Усевшись, она подозрительно осмотрелась: не видно ли поблизости ребятишек? И что за привычка у этих сорванцов бросать камнями? Потом она оглядела ближайшие заборы, деревья, крыши: там могли оказаться другие вороны. Они тоже не дадут спокойно перекусить. Сейчас же слетятся и полезут в драку.

Но неприятностей, кажется, не предвиделось. Воробьи снова набились в бузину и оттуда завистливо посматривали на её кусок хлеба. Но эту скандальную мелюзгу она в расчёт не принимала.

Итак, можно закусить!

Ворона положила ломоть на край трубы, наступила на него обеими лапами и принялась долбить. Когда отламывался особенно большой кусок, он застревал в горле, ворона вытягивала шею и беспомощно дёргала головой. Проглотив, она на некоторое время снова принималась озираться по сторонам.

И вот после очередного удара клювом из-под лап выскочил большой ком мякиша и, свалившись с трубы, покатился по скату крыши. Ворона досадливо каркнула: хлеб может упасть на землю и даром достанется каким-нибудь бездельникам вроде воробьёв, что пристроились в кустах под окном. Она даже слышала, как один из них сказал:

— Чур, я первый увидал!

— Чик, не ври, я раньше заметил! — крикнул другой и клюнул Чика в глаз.

Оказывается, хлебный мякиш, катившийся по крыше, видели и другие воробьи, а потому в кустах поднялся отчаянный спор.

Но спорили они преждевременно: хлеб не упал на землю. Он даже не докатился до жёлоба. Ещё на полпути он зацепился за ребристый шов, какие соединяют кровельные листы.

Ворона приняла решение, которое можно выразить человеческими словами так: «Пусть тот кусок полежит, а я пока управлюсь с этим».

Доклевав остатки, ворона решила съесть упавший кусок. Но это оказалось нелёгкой задачей. Крыша была довольно крута, и когда большая тяжёлая птица попробовала сойти вниз, ей это не удалось. Лапы заскользили по железу, она поехала вниз, тормозя растопыренным хвостом.

Путешествие таким способом ей не понравилось, она взлетела и села на жёлоб. Отсюда ворона попробовала снова достать хлеб, карабкаясь снизу вверх. Так оказалось удобнее. Помогая себе крыльями, она наконец добралась до середины ската. Но что такое? Хлеб исчез! Оглянулась назад, посмотрела вверх — крыша пуста!

Вдруг на трубу опустилась голенастая в сером платочке галка и вызывающе щёлкнула языком: так! мол, что тут делается? У вороны от такой наглости даже на загривке ощетинились перья, а глаза сверкнули недобрым блеском. Она подпрыгнула и ринулась на непрошеную гостью.

«Вот старая дура!» — сказал про себя следивший за всей этой историей Чик и первым перемахнул на крышу. Он-то видел, как ворона, перелетев на жёлоб, начала подниматься вверх не по той полосе, где лежал кусок хлеба, а по соседней. Она была уже совсем близко. У Чика даже сердечко ёкнуло оттого, что ворона может догадаться перейти на другую полосу и обнаружить добычу. Но уж очень несообразительна эта грязная, лохматая птица. И на её глупость Чик втайне рассчитывал.

— Чик! — закричали воробьи, пускаясь вслед за ним. — Чик! Это нечестно!

Оказывается, они все видели, как старая ворона заблудилась на крыше.

Источник

Как ворона на крыше заблудилась

Наконец-то наступил март! С юга потянуло влажным теплом. Хмурые неподвижные тучи раскололись и тронулись. Выглянуло солнце, и пошел по земле веселый бубенчатый перезвон капели, будто весна катила на невидимой тройке.

За окном, в кустах бузины, отогревшиеся воробьи подняли шумиху. Каждый старался изо всех сил, радуясь, что остался жив: «Жив! Жив! Жив!»

Вдруг с крыши сорвалась подтаявшая сосулька и угодила в самую воробьиную кучу. Стая с шумом, похожим на внезапный дождь, перелетела на крышу соседнего дома. Там воробьи расселись рядком на гребне и только было успокоились, как по скату крыши скользнула тень большой птицы. Воробьи враз свалились за гребень.

Но тревога была напрасной. На печную трубу опустилась обыкновенная ворона, такая же, как и все другие вороны в марте: с забрызганным грязью хвостом и взъерошенным загривком. Зима заставила ее позабыть о чувстве собственного достоинства, о туалете, и она правдой и неправдой с трудом добывала хлеб свой насущный.

Кстати, сегодня ей повезло. В клюве она держала большой ломоть хлеба.

Усевшись, она подозрительно осмотрелась: не видно ли поблизости ребятишек. И что за привычка у этих сорванцов бросать камнями? Потом она оглядела ближайшие заборы, деревья, крыши: там могли оказаться другие вороны. Они тоже не дадут спокойно перекусить. Сейчас же слетятся и полезут в драку.

Но неприятностей, кажется, не предвиделось. Воробьи снова набились в бузину и оттуда завистливо посматривали на ее кусок хлеба. Но эту скандальную мелюзгу она в расчет не принимала.

Итак, можно закусить!

Ворона положила ломоть на край трубы, наступила на него обеими лапами и принялась долбить. Когда отламывался особенно большой кусок, он застревал в горле, ворона вытягивала шею и беспомощно дергала головой. Проглотив, она на некоторое время снова принималась озираться по сторонам.

И вот после очередного удара клювом из-под лап выскочил большой ком мякиша и, свалившись с трубы, покатился по скату крыши. Ворона досадливо каркнула: хлеб может упасть на землю и даром достанется каким-нибудь бездельникам вроде воробьев, что пристроились в кустах под окном. Она даже слышала, как один из них сказал:

— Чур, я первый увидал!

— Чик, не ври, я раньше заметил! — крикнул другой и клюнул Чика в глаз.

Оказывается, хлебный мякиш, катившийся по крыше, видели и другие воробьи, а потому в кустах поднялся отчаянный спор.

Но спорили они преждевременно: хлеб не упал на землю. Он даже не докатился до желоба. Еще на полпути он зацепился у ребристого шва, какие соединяют кровельные листы.

Ворона приняла решение, которое можно выразить человеческими словами так: «Пусть тот кусок полежит, а я пока управлюсь с этим».

Доклевав остатки, ворона решила съесть упавший кусок. Но это оказалось нелегкой задачей. Крыша была довольно крута, и когда большая тяжелая птица попробовала сойти вниз, ей это не удалось. Лапы заскользили по железу, она поехала вниз, тормозя растопыренным хвостом.

Путешествие таким способом ей не понравилось, она взлетела и села на желоб. Отсюда ворона попробовала снова достать хлеб, карабкаясь снизу вверх. Так оказалось удобнее. Помогая себе крыльями, она, наконец, добралась до середины ската. Но что такое? Хлеб исчез! Оглянулась назад, посмотрела вверх — крыша пуста!

Вдруг на трубу опустилась голенастая в сером платочке галка и вызывающе щелкнула языком: «Так! Мол, что тут делается?» У вороны от такой наглости даже на загривке ощетинились перья, а глаза сверкнули недобрым блеском. Она подпрыгнула и ринулась на непрошеную гостью.

«Вот старая дура!» — сказал про себя следивший за всей этой историей Чик и первым перемахнул на крышу. Он-то видел, как ворона, перелетев на желоб, начала подниматься вверх не по той полосе, где лежал кусок хлеба, а по соседней. Она была уже совсем близко. У Чика даже сердечко екнуло оттого, что ворона может догадаться перейти на другую полосу и обнаружить добычу. Но уж очень несообразительна эта грязная, лохматая птица. И на ее глупость Чик втайне рассчитывал.

— Чик! — закричали воробьи, пускаясь вслед за ним.— Чик! Это нечестно!

Оказывается, они все видели, как старая ворона заблудилась на крыше.

Источник

На рыбачьей тропе (Рассказы о природе) — Носов Е.И.

— Ты думал, пате­фон испор­тился, да? Это лягушка от натуги лоп­нула. Наду­ва­лась, наду­ва­лась — и «п‑ш-ш»… Интересно?

— Угу! А что на дру­гой стороне?

Витька накру­тил пру­жину, пере­вер­нул пла­стинку и пустил диск. Заиг­рала музыка, из пате­фона выпорх­нули слова дру­гой зна­ко­мой басни:

— Как, милый Пету­шок, поешь ты

— А ты, Куку­шечка, мой свет, как тянешь

Уми­ля­ясь друг дру­гом, Петух и Кукушка пооче­редно раз­да­вали похвалы. Но вот, не находя больше слов, они пере­шли на песни. Из трубы выле­тало то звон­кое пету­ши­ное «ку-ка-ре-ку!», то вкрад­чи­вое, раз­не­жен­ное куко­ва­нье. Обе птицы хва­лили друг дружку с таким усер­дием, что Петух вдруг охрип и начал орать каким-то коша­чьим голо­сом. Витька и Колька пока­ти­лись со смеху.

— Дохва­лился! Даже охрип, бед­няга! — ска­зал Колька.— А ну, давай сна­чала заведем.

Пла­стинку завели снова, и птицы с новыми силами при­ня­лись состя­заться в без­удерж­ных похва­лах. И вот, когда Кукуш­кин друг соби­рался охрип­нуть во вто­рой раз, Витька и Колька услы­хали, как откуда-то изда­лека, будто из-под земли, донесся насто­я­щий, живой пету­ши­ный голос.

— Слы­хал? — спро­сил Витька.

— Да ведь это же наш, обмо­ро­жен­ный, запел! Бабушка! — вско­чил со стула Витька.— Бабушка.

Из сеней с охап­кой дров вошла бабушка.

— Бабушка, наш петух запел! Не веришь?

С этими сло­вами Витька вер­нулся в ком­нату, схва­тил пате­фон, поста­вил его в кухне на пол и выта­щил из-под печки петуха. Бабушка недо­вер­чиво смот­рела на все эти стран­ные приготовления.

— Вот слу­шайте! — ска­зал он, накру­чи­вая пате­фон­ную ручку.

Сна­чала петух подо­зри­тельно косился опух­шим гла­зом на вра­ща­ю­щийся и поблес­ки­ва­ю­щий нике­лем диск. Но когда из глу­бины пате­фона раз­дался пер­вый пету­ши­ный выкрик, он вдруг вытя­нул насто­ро­женно шею и издал то самое вопро­си­тель­ное «ко-ко-ко?», кото­рое обычно озна­чало: «Что там еще такое?»

— Слы­шите? Коко­чет! — лико­вал Витька.

Между тем спела свою пар­тию Кукушка и подо­шла оче­редь ее парт­нера. И как только послы­ша­лось осо­бенно отча­ян­ное «ку-ка-ре-ку», Вить­кин петух вдруг выпя­тил грудь и сде­лал навстречу пате­фону свои два пре­ду­пре­жда­ю­щих шага. Вот ведь воин­ствен­ная птица! Даже с рас­пух­шей голо­вой и заплыв­шими гла­зами петух не мог стер­петь, чтобы про­тив­ник нагло гор­ла­нил, спря­тав­шись в этом ящике.

Сде­лав еще два шага, петух при­гнул голову, рас­пу­стил на шее перья и сер­дито долб­нул в пол клювом.

Раз­дайся в эту минуту из пате­фона еще хоть один пету­ши­ный клич, и Вить­кин петух, навер­ное, нале­тел бы на пате­фон, уда­рил бы по нему кры­льями и дер­нул шпо­рами. Но этого не случилось.

Как раз в это время Петух из басни допелся до того места, где пола­га­лось поте­рять голос, и он сбился, зафаль­ши­вил и заде­ря­бил дра­ной кошкой.

Гото­вый ринуться в бой, петух оста­но­вился, при­под­нял голову и снова ско­ро­го­вор­кой про­го­во­рил свое «ко-ко-ко?». Мол, что ж это ты, бра­тец, осип? Эх, ты. Потом он вытя­нулся на голе­на­стых ногах, будто при­встал на цыпоч­ках, зама­хал кры­льями, раз­ве­вая по полу пшено, и вдруг заку­ка­ре­кал, да так, что у ребя­ти­шек зало­жило уши, а в желез­ном нутре пате­фона что-то задре­без­жало. Кон­чив побед­ную песню, петух важно ото­шел в сто­ронку и как ни в чем не бывало стал соби­рать рас­ка­тив­ше­еся по полу зерно.

Витька лико­вал. Он с гор­до­стью посмот­рел на сво­его золо­то­пе­рого друга и радостно воскликнул:

— Вот черт! Оттаял-таки!

После этого он уже не сомне­вался, что никто не посяг­нет на пету­ши­ную голову.

Как ворона на крыше заблудилась

Нако­нец-то насту­пил март! С юга потя­нуло влаж­ным теп­лом. Хму­рые непо­движ­ные тучи рас­ко­ло­лись и тро­ну­лись. Выгля­нуло солнце, и пошел по земле весе­лый бубен­ча­тый пере­звон капели, будто весна катила на неви­ди­мой тройке.

За окном, в кустах бузины, ото­грев­ши­еся воро­бьи под­няли шумиху. Каж­дый ста­рался изо всех сил, раду­ясь, что остался жив: «Жив! Жив! Жив!»

Вдруг с крыши сорва­лась под­та­яв­шая сосулька и уго­дила в самую воро­бьи­ную кучу. Стая с шумом, похо­жим на вне­зап­ный дождь, пере­ле­тела на крышу сосед­него дома. Там воро­бьи рас­се­лись ряд­ком на гребне и только было успо­ко­и­лись, как по скату крыши скольз­нула тень боль­шой птицы. Воро­бьи враз сва­ли­лись за гребень.

Но тре­вога была напрас­ной. На печ­ную трубу опу­сти­лась обык­но­вен­ная ворона, такая же, как и все дру­гие вороны в марте: с забрыз­ган­ным гря­зью хво­стом и взъеро­шен­ным загрив­ком. Зима заста­вила ее поза­быть о чув­стве соб­ствен­ного досто­ин­ства, о туа­лете, и она прав­дой и неправ­дой с тру­дом добы­вала хлеб свой насущный.

Кстати, сего­дня ей повезло. В клюве она дер­жала боль­шой ломоть хлеба.

Усев­шись, она подо­зри­тельно осмот­ре­лась: не видно ли побли­зо­сти ребя­ти­шек. И что за при­вычка у этих сорван­цов бро­сать кам­нями? Потом она огля­дела бли­жай­шие заборы, дере­вья, крыши: там могли ока­заться дру­гие вороны. Они тоже не дадут спо­койно пере­ку­сить. Сей­час же сле­тятся и поле­зут в драку.

Но непри­ят­но­стей, кажется, не пред­ви­де­лось. Воро­бьи снова наби­лись в бузину и оттуда завист­ливо посмат­ри­вали на ее кусок хлеба. Но эту скан­даль­ную мелюзгу она в рас­чет не принимала.

Итак, можно закусить!

Ворона поло­жила ломоть на край трубы, насту­пила на него обе­ими лапами и при­ня­лась дол­бить. Когда отла­мы­вался осо­бенно боль­шой кусок, он застре­вал в горле, ворона вытя­ги­вала шею и бес­по­мощно дер­гала голо­вой. Про­гло­тив, она на неко­то­рое время снова при­ни­ма­лась ози­раться по сторонам.

И вот после оче­ред­ного удара клю­вом из-под лап выско­чил боль­шой ком мякиша и, сва­лив­шись с трубы, пока­тился по скату крыши. Ворона досад­ливо карк­нула: хлеб может упасть на землю и даром доста­нется каким-нибудь без­дель­ни­кам вроде воро­бьев, что при­стро­и­лись в кустах под окном. Она даже слы­шала, как один из них сказал:

— Чур, я пер­вый увидал!

— Чик, не ври, я раньше заме­тил! — крик­нул дру­гой и клю­нул Чика в глаз.

Ока­зы­ва­ется, хлеб­ный мякиш, катив­шийся по крыше, видели и дру­гие воро­бьи, а потому в кустах под­нялся отча­ян­ный спор.

Но спо­рили они преж­де­вре­менно: хлеб не упал на землю. Он даже не дока­тился до желоба. Еще на пол­пути он заце­пился у реб­ри­стого шва, какие соеди­няют кро­вель­ные листы.

Ворона при­няла реше­ние, кото­рое можно выра­зить чело­ве­че­скими сло­вами так: «Пусть тот кусок поле­жит, а я пока управ­люсь с этим».

Докле­вав остатки, ворона решила съесть упав­ший кусок. Но это ока­за­лось нелег­кой зада­чей. Крыша была довольно крута, и когда боль­шая тяже­лая птица попро­бо­вала сойти вниз, ей это не уда­лось. Лапы засколь­зили по железу, она поехала вниз, тор­мозя рас­то­пы­рен­ным хвостом.

Путе­ше­ствие таким спо­со­бом ей не понра­ви­лось, она взле­тела и села на желоб. Отсюда ворона попро­бо­вала снова достать хлеб, караб­ка­ясь снизу вверх. Так ока­за­лось удоб­нее. Помо­гая себе кры­льями, она, нако­нец, добра­лась до сере­дины ската. Но что такое? Хлеб исчез! Огля­ну­лась назад, посмот­рела вверх — крыша пуста!

Источник

Как ворона на крыше заблудилась Е. Носов

Наконец-то наступил март! С юга потянуло влажным теплом. Хмурые неподвижные тучи раскололись и тронулись. Выглянуло солнце, и пошел по земле веселый бубенчатый перезвон капели, будто весна катила на невидимой тройке.

За окном, в кустах бузины, отогревшиеся воробьи подняли шумиху. Каждый старался изо всех сил, радуясь, что остался жив: «Жив! Жив! Жив!»

Вдруг с крыши сорвалась подтаявшая сосулька и угодила в самую воробьиную кучу. Стая с шумом, похожим на внезапный дождь, перелетела на крышу соседнего дома. Там воробьи расселись рядком на гребне и только было успокоились, как по скату крыши скользнула тень большой птицы. Воробьи враз свалились за гребень.

Но тревога была напрасной. На печную трубу опустилась обыкновенная ворона, такая же, как и все другие вороны в марте: с забрызганным грязью хвостом и взъерошенным загривком. Зима заставила ее позабыть о чувстве собственного достоинства, о туалете, и она правдой и неправдой с трудом добывала хлеб свой насущный.

Кстати, сегодня ей повезло. В клюве она держала большой ломоть хлеба.

Усевшись, она подозрительно осмотрелась: не видно ли поблизости ребятишек. И что за привычка у этих сорванцов бросать камнями? Потом она оглядела ближайшие заборы, деревья, крыши: там могли оказаться другие вороны. Они тоже не дадут спокойно перекусить. Сейчас же слетятся и полезут в драку.

Но неприятностей, кажется, не предвиделось. Воробьи снова набились в бузину и оттуда завистливо посматривали на ее кусок хлеба. Но эту скандальную мелюзгу она в расчет не принимала.

Итак, можно закусить!

Ворона положила ломоть на край трубы, наступила на него обеими лапами и принялась долбить. Когда отламывался особенно большой кусок, он застревал в горле, ворона вытягивала шею и беспомощно дергала головой. Проглотив, она на некоторое время снова принималась озираться по сторонам.

И вот после очередного удара клювом из-под лап выскочил большой ком мякиша и, свалившись с трубы, покатился по скату крыши. Ворона досадливо каркнула: хлеб может упасть на землю и даром достанется каким-нибудь бездельникам вроде воробьев, что пристроились в кустах под окном. Она даже слышала, как один из них сказал:

— Чур, я первый увидал!

— Чик, не ври, я раньше заметил! — крикнул другой и клюнул Чика в глаз.

Оказывается, хлебный мякиш, катившийся по крыше, видели и другие воробьи, а потому в кустах поднялся отчаянный спор.

Но спорили они преждевременно: хлеб не упал на землю. Он даже не докатился до желоба. Еще на полпути он зацепился у ребристого шва, какие соединяют кровельные листы.

Ворона приняла решение, которое можно выразить человеческими словами так: «Пусть тот кусок полежит, а я пока управлюсь с этим».

Доклевав остатки, ворона решила съесть упавший кусок. Но это оказалось нелегкой задачей. Крыша была довольно крута, и когда большая тяжелая птица попробовала сойти вниз, ей это не удалось. Лапы заскользили по железу, она поехала вниз, тормозя растопыренным хвостом.

Путешествие таким способом ей не понравилось, она взлетела и села на желоб. Отсюда ворона попробовала снова достать хлеб, карабкаясь снизу вверх. Так оказалось удобнее. Помогая себе крыльями, она, наконец, добралась до середины ската. Но что такое? Хлеб исчез! Оглянулась назад, посмотрела вверх — крыша пуста!

Вдруг на трубу опустилась голенастая в сером платочке галка и вызывающе щелкнула языком: «Так! Мол, что тут делается?» У вороны от такой наглости даже на загривке ощетинились перья, а глаза сверкнули недобрым блеском. Она подпрыгнула и ринулась на непрошеную гостью.

«Вот старая дура!» — сказал про себя следивший за всей этой историей Чик и первым перемахнул на крышу. Он-то видел, как ворона, перелетев на желоб, начала подниматься вверх не по той полосе, где лежал кусок хлеба, а по соседней. Она была уже совсем близко. У Чика даже сердечко екнуло оттого, что ворона может догадаться перейти на другую полосу и обнаружить добычу. Но уж очень несообразительна эта грязная, лохматая птица. И на ее глупость Чик втайне рассчитывал.

— Чик! — закричали воробьи, пускаясь вслед за ним.— Чик! Это нечестно!

Оказывается, они все видели, как старая ворона заблудилась на крыше.

Источник

Носов «Как ворона на крыше заблудилась»

Рассказ на весеннюю тему для младших школьников

Е. Носов «Как ворона на крыше заблудилась»

Наконец-то наступил март! С юга потянуло влажным теплом. Хмурые неподвижные тучи раскололись и тронулись. Выглянуло солнце, и пошёл по земле весёлый бубенчатый перезвон капели, будто весна катила на невидимой тройке.

За окном, в кустах бузины, отогревшиеся воробьи подняли шумиху. Каждый старался изо всех сил, радуясь, что остался жив: «Жив! Жив! Жив!»

Вдруг с крыши сорвалась подтаявшая сосулька и угодила в самую воробьиную кучу. Стая с шумом, похожим на внезапный дождь, перелетела на крышу соседнего дома. Там воробьи расселись рядком на гребне и только было успокоились, как по скату крыши скользнула тень большой птицы. Воробьи враз свалились за гребень.

Но тревога была напрасной. На печную трубу опустилась обыкновенная ворона, такая же, как и все другие вороны в марте: с забрызганным грязью хвостом и взъерошенным загривком. Зима заставила её позабыть о чувстве собственного достоинства, о туалете, и она правдой и неправдой с трудом добывала хлеб свой насущный.

Кстати, сегодня ей повезло. В клюве она держала большой ломоть хлеба.

Усевшись, она подозрительно осмотрелась: не видно ли поблизости ребятишек? И что за привычка у этих сорванцов бросать камнями? Потом она оглядела ближайшие заборы, деревья, крыши: там могли оказаться другие вороны. Они тоже не дадут спокойно перекусить. Сейчас же слетятся и полезут в драку.

Но неприятностей, кажется, не предвиделось. Воробьи снова набились в бузину и оттуда завистливо посматривали на её кусок хлеба. Но эту скандальную мелюзгу она в расчёт не принимала.

Итак, можно закусить!

Ворона положила ломоть на край трубы, наступила на него обеими лапами и принялась долбить. Когда отламывался особенно большой кусок, он застревал в горле, ворона вытягивала шею и беспомощно дёргала головой. Проглотив, она на некоторое время снова принималась озираться по сторонам.

И вот после очередного удара клювом из-под лап выскочил большой ком мякиша и, свалившись с трубы, покатился по скату крыши. Ворона досадливо каркнула: хлеб может упасть на землю и даром достанется каким-нибудь бездельникам вроде воробьёв, что пристроились в кустах под окном. Она даже слышала, как один из них сказал:

— Чур, я первый увидал!

— Чик, не ври, я раньше заметил! — крикнул другой и клюнул Чика в глаз.

Оказывается, хлебный мякиш, катившийся по крыше, видели и другие воробьи, а потому в кустах поднялся отчаянный спор.

Но спорили они преждевременно: хлеб не упал на землю. Он даже не докатился до жёлоба. Ещё на полпути он зацепился за ребристый шов, какие соединяют кровельные листы.

Ворона приняла решение, которое можно выразить человеческими словами так: «Пусть тот кусок полежит, а я пока управлюсь с этим».

Доклевав остатки, ворона решила съесть упавший кусок. Но это оказалось нелёгкой задачей. Крыша была довольно крута, и когда большая тяжёлая птица попробовала сойти вниз, ей это не удалось. Лапы заскользили по железу, она поехала вниз, тормозя растопыренным хвостом.

Путешествие таким способом ей не понравилось, она взлетела и села на жёлоб. Отсюда ворона попробовала снова достать хлеб, карабкаясь снизу вверх. Так оказалось удобнее. Помогая себе крыльями, она наконец добралась до середины ската. Но что такое? Хлеб исчез! Оглянулась назад, посмотрела вверх — крыша пуста!

Вдруг на трубу опустилась голенастая в сером платочке галка и вызывающе щёлкнула языком: так! мол, что тут делается? У вороны от такой наглости даже на загривке ощетинились перья, а глаза сверкнули недобрым блеском. Она подпрыгнула и ринулась на непрошеную гостью.

«Вот старая дура!» — сказал про себя следивший за всей этой историей Чик и первым перемахнул на крышу. Он-то видел, как ворона, перелетев на жёлоб, начала подниматься вверх не по той полосе, где лежал кусок хлеба, а по соседней. Она была уже совсем близко. У Чика даже сердечко ёкнуло оттого, что ворона может догадаться перейти на другую полосу и обнаружить добычу. Но уж очень несообразительна эта грязная, лохматая птица. И на её глупость Чик втайне рассчитывал.

— Чик! — закричали воробьи, пускаясь вслед за ним. — Чик! Это нечестно!

Оказывается, они все видели, как старая ворона заблудилась на крыше.

Источник