What is the tate modern

Visitor’s Guide To The Tate Modern Art Gallery

On this page we’ll give you an overview of what to expect from the Tate Modern. You will also find out how to get to the Tate Modern, along with contact details (address, telephone number and official website), photos of the art gallery, and what’s on in the gallery. We’ll give you an overview to ticketing and essential advice on how to get the most from the large gallery space.

Tate Modern overview: what makes the gallery special

The Tate Modern is a modern art gallery that is housed inside a disused power station on the banks of the River Thames. The art works on display cover the period of 1900 to the present day. The Tate Modern museum is 99 metres tall, with seven floors, making it a place where you can come to spend a whole day exploring.

The Tate Modern is visited by 4.7 million visitors per year making it one of the most visited modern art galleries in the world.

The Tate Modern first opened its doors in the year 2000. It is housed in the building that used to be the Bankside Power Station. It was designed by the architect Sir Giles Gilbert Scott, the man who also designed Battersea Power Station. The power station was built in 1947. When the building was converted into an art gallery, the architecture firm Herzog and de Meuron converted it. The Tate Modern was opened on 11 May 2000 by Queen Elizabeth II.

The permanent collections at the museum are displayed with novel themes. Rather than the chronological way in which collections are displayed in museums like the Museum of Modern Art in New York, at the Tate Modern they are displayed in conceptual themes: Material Gestures, Poetry & Dream, Energy & Process and States of Flux. This may appear confusing at first, but it helps to put the art into a context that relates to its style or subject rather than simply the period in which it was created.

There are two shops at the Tate Modern and they have a reputation as a place to shop regardless of whether you plan to visit the gallery. They offer more than your average souvenirs. There is a wide selection of design products in both shops (everything from jewellery to household items). Also, in the shop on Level 1 you will find a large book shop dedicated to art books.

The Turbine Hall:

Temporary Exhibitions: The temporary exhibitions change on a regular basis. So it is best to check the official website (see the link below) to find out what will be showing during your visit to the gallery. Past exhibitions have covered everybody from Joan Miro to Louise Bourgeois.

Opening times

Special temporary exhibitions
Last admission: 17:15

Special temporary exhibitions
Last admission: 17:15

How to get exhibition tickets

Box Office: You can buy tickets at the venue itself. The box office has the same Operating hours as the building itself (see below).

Website: Head to the ‘current exhibitions’ sections of the official website (see link below) and book online by choosing the exhibition that you want to go to and clicking through.

The Tate Modern Shop

The Tate Modern contains two shops that are more than mere souvenir shops. You can buy interesting books, art design products and even jewellery. The largest shop sits on level one of the building and houses a large collection of art books for all ages. The smaller shop is on level two of the building and is described as a ‘best of’ collection, offering some of the most popular products from the larger shop. To find out about the opening times, location and what you can buy at the Tate Modern shops, see the Official Tate Modern Website Shopping page.

Contact details

Tate Modern
Bankside
London
SE1 9TG

Tel: +44 (0) 20 7887 8888

Closest tube

Restaurants in and around the gallery

The Tate Modern sits in an area where you are spoilt for choice if you are looking for a place to get something to eat. In the Tate Modern itself you will find a formal restaurant and two more laid back cafes.

For something slightly more relaxed and affordable there is a cafГ© called CafГ© 2. This sits on level two of the building and is riverside, offering views along the Thames. Here you can have teas, coffees and light meals. For details on the menus and opening times, see the Official Tate Modern website Cafe 2 page.

If you fancy heading further afield there are a number of good quality restaurants within easy walking distance of the Tate Modern. These include:

For a more general overview to the restaurants that can be found in the Waterloo area, check out our Guide to Restaurants in Waterloo.

Anchor pub a few mintues walk from Tate Modern

Parking in the area

If you are an art lover you may like to visit the Tate Britain on the same day as the Tate Modern. The Tate Britain sits at the other side of the Thames and it offers the opportunity to see art of a more classic nature. There is a boat that goes between the Tate Modern and the Tate Britain and this runs every forty minutes between the galleries. To find out more about ticket prices and running times, see the Official Tate Website Tate Boat page.

The Tate Modern houses some important works of art and you will find something there to entertain every member of the family.

Tate Britain or Tate Modern: Which Should You Visit?

London is noted for its array of brilliant museums and art galleries, with the Tate Britain and the Tate Modern standing out from the pack as two of the very best. As an art fan, you may be wondering – which one should I visit?

Ask any London local, and they’ll soon tell you there’s no real need to choose between the two – both offer a unique experience for visitors to the city. However, if you only have limited time, this quick guide should help you choose the perfect ‘Tate’ for you.

Contemporary or traditional art?

It probably goes without saying that the Tate Modern specialises in contemporary and modern art, whilst the Tate Britain offers more traditional fare. This isn’t to suggest that one is somehow better than the other, but they are unmistakably different in their approach – and this is reflected in every aspect of the respective art galleries.

If you’re a big fan of the classics, then you are likely to gravitate towards (and get more from) a trip to the Tate Britain while staying at the Park Grand London Paddington. Likewise, if you adore contemporary artists, then the Tate Modern is sure to impress.

Pretty or avant-garde?

The architecture of each museum is also distinctive, and while this may not be a major factor when you make your decision, it helps to reflect the artwork which is housed within. The Tate Britain is more conventionally pretty, with a spiral staircase and Victorian accents which have been developed since the museum’s original founding during the late-1800s.

The museum has recently been renovated to help restore it to its original glory, with artwork showcased against a monochrome backdrop which perfectly suits the art you’ll find here. The Tate Modern however takes a more minimalistic approach to décor, with industrial details and sparse interior décor, similarly reflecting the avant-garde nature of the artwork it champions.

Tate Britain houses more famous artwork

For those hoping to see some truly famous art during their stay at a Paddington hotel in London, the Tate Britain is the perfect choice. Modern art often takes a little longer to get noticed, and many of the artists are on the fringes of the art world instead of having centuries for their work to gain momentum – making the Tate Modern a place to see new trends (and a few contemporary classics) rather than a home for the Old Masters.

Some of the key artwork currently on display at the Tate Britain includes Waterhouse’s The Lady of Shalott and Constable’s Flatford Mill, alongside a vast number of both paintings and sculptural works by British artistic legends like Turner and Francis Bacon. These pieces range from finished works to sketches, providing a comprehensive look at the development and changing styles of the British art scene through the ages.

The artwork on display here dates from the 1500s right up to the present day, while the Tate Modern focuses entirely on the contemporary art scene. Both museums also offer space for you to buy a few mementos of the trip in an adjoining gift shop.

Tate Modern is a larger museum

If you have only a little time to explore, then it might be wise to stick to the smaller Tate Britain, rather than the sprawling surroundings of the Tate Modern. However, if a lengthy browse is what you’re looking for, then the enormous museum is perfect.

The Tate Modern was expanded in recent years to double its size, and includes large rooms perfect for the modern installations which contemporary artists often specialise in. This isn’t to suggest that the Tate Britain is a petite museum, so either way you’ll have plenty to see during your stay at the Park Grand London Paddington.

Tate Modern offers stunning views

While the artwork is likely to be your top priority while visiting a museum, a great London view is always welcome. Here, the Tate Modern wins – with a comprehensive viewing terrace which is open to visitors all year, and offers a full panorama of London’s skyline.

From here, you’ll be able to see many of the city’s top landmarks, helping you do a little quick sightseeing during your trip.

Tate Britain is more mainstream

The nature of the art at Tate Britain often makes it the more accessible space for those who aren’t quite sure what kind of art they like. It’s also the perfect space for fans of traditional art to immerse themselves in some of the most important artworks over the centuries.

In addition, the Tate Britain offers a broad range of artistic styles, instead of focusing on a single niche. This is a great way to see a wide variety of different art trends and eras.

Tate Modern is quirkier

The Tate Modern first opened its doors in 2000, as a way to house and showcase the Tate Britain’s growing modern art collection. It has since developed dramatically in both size and scope, but it differs from the Tate Britain in several key ways.

While the Tate Britain focuses primarily on British artists and traditional art, the Tate Modern has a more international focus – and includes several pieces designed specifically to provoke thought and conversation.

This includes large-scale installations and audio-visual works, making it a popular space for fans of the unusual. Some of the items on display will entertain, others confuse. However, you can always be sure of finding something new and intriguing.

The museum is housed over several floors and buildings, and eschews conventional chronological organisation in favour of thematic displays. It’s also not simply 21 st century artists on display, with work by modern masters such as Picasso and Andy Warhol available to view.

Both museums offer their own distinctive take on art, so if you can access both you can easily enjoy a full day indulging your inner art critic. If not, simply select the museum which most keenly appeals to your aesthetic sensibilities.

Share the post «Tate Britain or Tate Modern: Which Should You Visit?»

Tate Modern Guide

TripSavvy / Gautier Houba

The Tate Modern was the U.K.’s most-visited attraction in 2018, drawing 1.4 million people to its galleries in one year alone. The vast museum, which is centrally located on Southbank in London, welcomes visitors of all ages and backgrounds, even those who aren’t that into modern art. Because the museum is free (and features one of the city’s best outdoor viewing decks), it’s worth an inclusion in any London itinerary.

History and Background

The Tate Modern, part of the Tate group of British art museums, is located on London’s Southbank, overlooking the Thames. The original part of the museum, designed by Herzog & de Meuron, is housed in the former Bankside Power Station and first opened to the public in May of 2000. The museum was expanded with a ten-story addition, known as the Switch House or the Blavatnik Building, opened in June 2016, offering additional galleries, dining spaces, gift shops and members-only areas. Over 40 million people have visited the museum since it opened in 2000.

The Tate Modern collects and displays modern and contemporary from 1900 until present day. The museum boasts a vast permanent collection and features numerous rotating temporary exhibitions throughout the year, including exhibitions in its expansive Turbine Hall, which often houses interactive displays by contemporary artists. The museum also features special events, including film screenings, curator talks and lectures.

What to See and Do

Following the extension in 2016, there’s a lot to see in The Tate Modern and it’s best to approach the museum depending on your preferences. Check the website for current special exhibitions, which typically require a timed ticket booked in advance, but the permanent collection, housed over several floors, is also worth exploring (and it’s free). Many famous artworks hang in the galleries, from Roy Lichtenstein’s «Whaam!» to Pablo Picasso’s «The Three Dancers,» and the rooms are laid out by period and theme. In the Blavatnik Building, the rotating «ARTIST ROOMS» gallery displays the works of one contemporary artist for several months (past artists have included Jenny Holzer, Bruce Nauman, and Joseph Beuys).

Those who aren’t as interested in art can still enjoy the Tate Modern, particularly the 360-degree public viewing deck on the10th floor of the Blavatnik Building, which boasts amazing views of the Thames and London. The museum also has several cafes and restaurants, including fine dining eatery Level 9 Restaurant and the more casual Kitchen and Bar Restaurant. Level 9 Restaurant serves dishes inspired by the artists and works in the Tate, which makes for a memorable dining experience for art lovers.

How to Visit

The Tate Modern is located between Wateroo and London Bridge stations along the south bank of the Thames. There are several nearby Tube stations, including Waterloo, Southark, London Bridge and Bank, and visitors can also opt to take the Thames Clipper boat to Bankside Pier. The Tate-To-Tate Clipper runs between the Tate Britain at Millbank and the Tate Modern every 30 minutes. There is no parking near the Tate Modern, so it’s best to arrive via public transportation or taxi. If you want to walk, the museum is connected to the north bank of the Thames, where you’ll find St. Paul’s Cathedral, by the pedestrian-only Millennium Bridge.

Admission to the Tate Modern (and all other Tate museums) is free for visitors. Special exhibitions and events will require a separate paid ticket and it’s always recommended to book in advance online, especially for popular exhibits. Tate members can access all exhibits for free with a membership card.

The museum is open every day of the year, except for December 24–26. Look for «Tate Lates» events on the last Friday of the month, where the museum stays open past its regular hours with talks, music and workshops, as well as pop-up bars and food stands.

Tips for Visiting

Leave large bags and luggage at home or in your the hotel when visiting the Tate Modern. The museum, which operates a search policy on all bags when entering the building, doesn’t allow large bags, wheeled suitcases or boxes inside the museum. If you don’t have a choice but to bring along your luggage, store big items at the left luggage facility in nearby Waterloo station.

The Tate Modern is accessible to visitors with disabilities and all entrances are accessible for those in a wheelchair or scooter (or with a stroller). The museum also has wheelchairs available to borrow for free. Visitors with a disability can also receive concessionary admission to special exhibitions.

Free activities are available for families every day and the museum regularly offers events for young visitors, which are often held on holidays. Check the Tate Modern website for upcoming kid-friendly events and workshops.

While it might not make sense for every visitor to purchase a Tate membership, finding a friend in London with a membership card can be a great way to experience the museum. Not only are exhibits free to members, but there are two members-only rooms in the museum, one in each building. The members room in the original side of the museum has an outdoor patio overlooking the Thames that is the perfect place for a cup of tea during a visit to the Tate Modern.

When you are finished exploring the Tate Modern, head a few blocks east to Borough Market for lunch or a snack. The outdoor market is a good pick over one of the tourist-filled chain restaurants along Southbank.

History of Tate Modern

Find out how this gallery became London’s most recognisable and best loved building

Photo: Jim Stephenson

In December 1992 the Tate Trustees announced their intention to create a separate gallery for international modern and contemporary art in London.

The former Bankside Power Station was selected as the new gallery site in 1994. The following year, Swiss architects Herzog & De Meuron were appointed to convert the building into a gallery. That their proposal retained much of the original character of the building was a key factor in this decision.

The iconic power station, built in two phases between 1947 and 1963, was designed by Sir Giles Gilbert Scott. It consisted of a stunning turbine hall, 35 metres high and 152 metres long, with the boiler house alongside it and a single central chimney. However, apart from a remaining operational London Electricity sub-station the site had been redundant since 1981.

In 1996 the design plans were unveiled and, following a £12 million grant from the English Partnerships regeneration agency, the site was purchased and work began. The huge machinery was removed and the building was stripped back to its original steel structure and brickwork. The turbine hall became a dramatic entrance and display area and the boiler house became the galleries.

Victor Tomlinson, Bankside embankment, East Embankment extension seen from station roof. n.d (c.1960-80). TG 12/10/8/33 Tate Modern Project, Tate Public Records

Since it opened in May 2000, more than 40 million people have visited Tate Modern. It is one of the UK’s top three tourist attractions and generates an estimated £100 million in economic benefits to London annually.

In 2009 Tate embarked on a major project to develop Tate Modern. Working again with Herzog & de Meuron, the transformed Tate Modern makes use of the power station’s spectacular redundant oil tanks, increasing gallery space and providing much improved visitor facilities.

Музей-блокбастер: как галерея Тейт Модерн в Лондоне превратилась из объекта ненависти в самый популярный музей современного искусства в мире

Тейт Модерн — cуперзвезда среди музеев. Но так было не всегда — сразу после открытия в мае 2000 года критики возненавидели галерею. «Пошлые концепции, навязанные зрителю в достаточно авторитарной манере, — все это раздражает и к тому же не сочетается между собой» — в таком презрительном тоне отзывался о новом музее The Burlington Magazine, уважаемый старый журнал об искусстве. «Отсутствие всякой сквозной темы сбивает с толку. И не в том смысле, что это какой-то новый взгляд, — нет, нам предлагают просто бесцельно бродить из зала в зал, как бы по игровой площадке, устроенной кураторами».

Критикам не понравилось расположение галереи (грязноватый район на южном берегу Темзы), не понравился проект (бывшая электростанция, причем большая часть интерьера осталась в первозданном виде); наконец, им не понравилась первая же временная экспозиция — вернее, она привела их в бешенство. Выставка Century City была посвящена актуальному искусству разных городов мира. «Раздел, посвященный Лагосу, сделан настолько слабо, что чувствуешь себя империалистической, колониалистской, расистской свиньей», — писал The Guardian. Больше всего критиковали композиционное решение (экспонаты были сгруппированы по темам, а не по временным периодам) и долю незападного искусства. Справедливости ради, кураторы Tate Modern ожидали возмущения, но были убеждены, что их способ делать выставки справедливее к художникам и интереснее.

Франсес Моррис, нынешний директор Tate Modern, наблюдала эту историю своими глазами. Она вспоминает: «Мы действительно считали, что может получиться отлично, но не были уверены, что публика и пресса встанут на нашу сторону. Критики, естественно, нас возненавидели. В конце концов они одумались, но это заняло у них 15 лет».

А вот публика, напротив, сразу включилась в игру — Tate Modern только в первый год посетили 5,25 млн человек, и галерея, таким образом, стала самым популярным в мире музеем современного искусства. Эко Эшун (в 1980-х директор Института современного искусства, а сейчас независимый куратор) замечает: «Это, в свою очередь, привлекло в Лондон новые галереи и привело к расширению лондонского рынка искусства, в начале 2000-х глубоко провинциального. Можно сказать, что создатели Tate Modern взяли чуть-чуть художественной теории из 1970-х и превратили ее в рынок на 10 млрд фунтов».

В мае 2020-го исполняется 20 лет с тех пор, как Tate Modern распахнула для всех желающих свои огромные стеклянные двери. В прошлом году, как бы для того, чтобы подчеркнуть значение будущего юбилея, галерея свергла Британский музей с пьедестала самого популярного развлечения страны, поставив рекорд в 5,9 млн посетителей. Кроме того, Tate Modern на пятом месте среди самых популярных музеев планеты (сразу после Ватиканского; на первом месте — традиционно Лувр) и намного опережает любой другой музей современного искусства.

Влияние и репутацию Tate Modern тяжелее измерить в точных цифрах, но оно тоже огромно. Обычно музеям тяжело бить рекорды посещаемости и одновременно экспериментировать, делая новые, знаковые вещи. Новаторство важно, потому что лучшие художники и коллекционеры хотят выставляться в интересных и влиятельных музеях; помимо утоления интеллектуального голода новаторство делает искусство дороже. Tate Modern удалось совместить революцию и массовость. Таня Бругера, кубинская художница и академик, говорит, что «Tate Modern превратился в институцию, задающую тон глобального диалога среди художников».

Это смутное чувство посещает вас в просторных гудящих от негромких разговоров залах, прилегающих к знаменитому Турбинному. То же ощущается в служебной части галереи, где в самом разгаре подготовка к блокбастеру сезона — выставке Энди Уорхола, разрушающей все стереотипы. При этом штаб-квартира Tate Modern выглядит довольно обычно: если бы не груды плакатов, книг и журналов, ее можно было бы перепутать с офисом досугового центра (из тех, что подороже). Но вот ресепшен выделяется на общем фоне — это своего рода минималистичный бар, стены которого украшают белоснежные постеры с ярко-красным текстом:

Что нужно делать, чтобы работать лучше:

1. Занимайся чем-то одним.

2. Пойми поставленную задачу.

3. Учись слушать.

4. Учись задавать вопросы.

5. Отличай важное от мусора.

6. Принимай трудности как неизбежность.

7. Признавай ошибки.

8. Объясняй проще.

9. Сохраняй спокойствие.

Сейчас на каждый юбилей Tate Modern принято писать глубокомысленные тексты о том, как галерея с момента своего открытия «изменила страну». Вне всяких сомнений, галерея Тейт Модерн поменяла многое, но чтобы понять, что именно и каким образом, нужно вернуться назад гораздо дальше, чем в 2000 год. Первая галерея Tate, основанная на 80 тысяч фунтов, пожертвованные сахарным магнатом и страстным коллекционером Генри Тейтом, открылась в лондонском районе Пимлико в 1897 году. Среди экспонатов было в основном современное британское (то есть викторианское) искусство, но в 1915-м Tate начала покупать иностранных художников, собрав в конце концов две коллекции современного искусства: одну — британского, одну — иностранного. К началу 1970-х стало ясно, что место для непрерывно растущей коллекции закачивается. В 1979-м и 1987-м здание расширяли, в 1988-м открыли филиал в Ливерпуле, в 1993-м — еще один, в корнуоллском Сент-Айвз. Проблема с нехваткой места до некоторой степени решилась, но амбиции кураторов Tate простирались куда дальше.

До начала 1960-х галереи были устроены просто: художник создавал предмет, изображающий что-нибудь, — например, портрет или, скажем, скульптуру летящей птицы; куратор вешал творение на стену или ставил на постамент. Посетители — обычно средних лет, по большей части из среднего класса — приходили на все это посмотреть, а потом шли домой, культурно обогатившись. В 1960-е кураторы впервые задумались: как процесс создания и демонстрации искусства можно сделать более увлекательным? И как привлекать не только средний класс? И нельзя ли сделать так, чтобы зритель взаимодействовал с искусством? Радикальные художники и кураторы начали создавать и демонстрировать объекты, вокруг которых можно было ходить, которые можно было трогать, устраивать перформансы. Многие художники хотели отказаться от дидактического подхода и предлагали зрителю подумать о том, что искусство значит для него лично.

Часто такое искусство было чудовищно плохим; часто — наоборот, вдохновляло целые поколения молодежи. Эти зрители продолжали помнить о нем, изучая искусство в университетах — и позже, когда становились, например, кураторами Tate.

Закончив бесплатную школу в южном Лондоне, Франсес Моррис в 1970-х изучала искусство в Кембридже, а к 1987-му стала куратором современной коллекции в Tate. В то время, по ее описанию, в арт-мире «модель, в которой есть официально признанные художественные институции, навязывающие свое авторитарное видение, а есть новаторы, которые должны бросить им вызов, начинала разрушаться».

Франсес вспоминает: «Тогда все чувствовали, что принципы, на которых построены музеи, пора менять, а новое поколение кураторов было уверено, что что-то должно произойти. В 1980-е нам в Tate уже было понятно, что место заканчивается, но, кроме того, у нас еще были амбиции — мы хотели создать для аудитории новый опыт. Был общий план, который предполагал, что нельзя держать все сразу в столице и что посетитель не должен быть только пассивным потребителем искусства».

Термины вроде «пассивный потребитель искусства» звучат сухо, но Моррис хотела, чтобы взаимодействие зрителя с искусством было человечным и живым. Она говорит, что ее «восхищала и волновала» мысль о том, чтобы создать музей, куда пошли бы семьи, обычно не интересующиеся искусством. «Я представляла себе, как они впервые пересекают эту черту, представляла этот переломный момент. Им не обязательно было даже понимать, чего хочет от них художник».

Примерно в такой атмосфере в Tate в 1988-м пришел новый директор Ник Серота, еще один ветеран гуманитарных исследований 1970-х. Серота был лондонским либералом; его мать одно время занимала должность министра здравоохранения в правительстве Гарольда Уилсона. Серота заработал себе имя в лондонской Whitechapel Gallery, где выставлял авангардное современное искусство и руководил расширением помещений. Еще 1969-м Серота — тогда ему было двадцать с небольшим — стал председателем новой организации, «Молодых друзей Tate». Именно он стоял за проектом преобразования пустующего здания в Южном Лондоне в лекционный центр и своего рода художественный колледж — проект продолжался, пока не вмешался попечительский совет Tate.

Много позже Серота и попечители пришли к соглашению: галерею нужно расширять, но в другом здании, где будет достаточно места для обеих коллекций, иностранной и британской. Молодой куратор хотел не только найти пространство для искусства, но и место для экспериментов в области искусства — он считал, что выставки должны менять восприятие публики. Для этого необходимо было здание гораздо большего размера. Выделив иностранное искусство в отдельную коллекцию, попечители надеялись выразить открытость миру — что было неоднозначным шагом в городе, где только закончилась замкнутая на себе эпоха бритпопа.

Вскоре подвернулся удачный случай: Национальная лотерея, запущенная в 1993 году, сопровождалась программой восстановления исторических зданий — общественные организации, желавшие получить такое здание в пользование, могли обратиться за финансированием. Серота увидел здесь удобную возможность и вместе с попечителями принялся за поиск подходящего здания.

Вскоре они нашли электростанцию Бэнксайд. Она была построена в 1940-х по проекту сэра Джайлза Гилберта Скотта, в 1981 году была закрыта и теперь медленно ржавела на южном берегу Темзы. Серота знал, что художники любят старую промышленную архитектуру — пространства в таких зданиях выглядят интереснее, а ощущение подлинности вселяет уверенность. «Художники — рабочие, искусство — это работа, — говорит Мирослав Балка, поляк, в проекте How it is, превративший Турбинный зал в глубокие темные пещеры. — Люди часто об этом забывают. Вот почему промышленные корни Tate Modern были важны».

Галерея купила электростанцию в 1994 году на полученные от лотереи 50 млн фунтов — недостающие 83 млн собрали благодаря частным пожертвованиям. Архитекторы — малоизвестная тогда швейцарская фирма Herzog & de Meuron — оставили большую часть интерьеров в первозданном виде. Это было заявление в духе времени. В то время правительство Тони Блэра, избранное в 1997-м, отстаивало идею новой креативной экономики, которая должна подняться из пепла экономики индустриальной. Tate Modern это было близко. «Когда-то здесь была электростанция, наполнявшая город энергией, — вспоминает настроения тех лет Дональд Хислоп, глава комьюнити-проектов Tate. — Музей тоже должен был наполнить город энергией, только творческой».

«В этом и был смысл, — говорит Эшун, — всех этих голых кирпичных стен и обнаженных стальных балок, которые как раз после Tate Modern стали модными и ушли в народ. Трансформация будущего на основе творческого, изобретательского начала. и отличной мебели».

Попечители наняли руководителя проекта (Дона Оствика из бухгалтерской компании KPMG) и трех кураторов (Моррис, Каро Хоуэлл — специалиста в области образования — и Ивану Блэзвик, в то время только открывшую никому не известного художника по имени Дэмиэн Херст и устроившую ему первую выставку). Команде сняли офис на улице Джона Ислипа, за зданием Tate Britain. Рынок искусства тогда выглядел совершенно по-другому. Лондон был самой крупной из мировых столиц без своего музея современного искусства. В городе было всего несколько коммерческих галерей. Такие художники, как Херст и Трейси Эмин, уже начали привлекать к городу внимание, но мысль о том, что в смысле искусства Лондон когда-нибудь сравнится с Парижем или Нью-Йорком, все равно выглядела смехотворной.

«Честно говоря, здесь была деревня, — вспоминает бывший заместитель главного редактора журнала Frieze Дэн Фокс. — Лондонская арт-сцена постепенно становилась более интернациональной, но многие художники застряли в провинциализме эпохи бритпопа, и это быстро надоело».

Ахим Борхардт-Хьюм, сейчас руководитель выставок в Tate, а до того куратор модернистского и современного искусства, отмечает что «британская культура была скорее текстовой, чем визуальной» и что верхушку мира искусства составляли писатели. «Современное искусство» воспринималось в первую очередь как нечто скандальное, созданное для того, чтобы вызывать шумиху в желтых газетах, получив премию Тёрнера».

Первое, что сделала новая команда, — начала налаживать связи с художниками из района Бэнксайд. Второе — придумала первые несколько выставок. Третье — разработала методы, лучше всего подходящие для того, чтобы представить зрителю всю коллекцию Tate Modern. Позже эти методы дадут музею его легендарную репутацию и в принципе поменяют глобальное восприятие современного искусства.

Часто считается, что искусство — это в первую очередь про какие-то вневременные смыслы и истины, но на практике наш взгляд на искусство в значительной степени сформирован тем, как оно нам представлено. В 1930-х общественное мнение о современном искусстве формировал куратор по имени Альфред Барр, возглавивший по просьбе богатой светской львицы и коллекционера Эбби Рокфеллер нью-йоркский MоMA.

В то время большинство критиков не воспринимали современное искусство (Пабло Пикассо, Винсент Ван Гог) всерьез; оно выглядело странно, стиль все время менялся, так что как было понять, что в нем вневременное, а что — просто мода? Барр изменил это положение, придумав свою знаменитую схему эволюции искусства от реализма XIX века к современному абстрактному искусству через такие формы, как экспрессионизм, кубизм и футуризм. Неважно, что на самом деле художники не думали о своей работе в таких терминах, — зато теперь происходящее можно было объяснить в двух словах на вечеринке.

Схема украшала обложку каталога выставки «Кубизм и абстрактное искусство», открывшейся в MоMA в 1936-м. Она очень сильно льстила Америке и современности вообще — получалось, что вся история искусства вела именно к этому моменту (в конце концов обаянию современного искусства поддалось даже ЦРУ — во времена холодной войны спецслужбы вкладывали большие деньги в модернизм и абстракционизм, надеясь использовать их для пропаганды). Арт-дилерам и коллекционерам такой подход помог увеличить стоимость своих коллекций — теперь предметы искусства можно было разбить на четкие, понятные категории. «Авиньонские девицы» Пикассо выглядели странно, но кого это волновало после того, как Барр объявил, что это «картина, с которой начался кубизм»?

В офисе новой команды Tate ее воспринимали по-другому. Даже если предположить, что искусство развивалось подобным образом, нельзя не отметить, что Барр рассказал только одну историю — историю белых западных мужчин. После Второй мировой войны в обществе все чаще стали признавать, что огромная часть важного, интересного искусства была создана людьми, не попадавшими ни в одну из перечисленных категорий. Моррис вспоминает: «И вот мы открывали новый музей, музей XXI века, и это была возможность пересмотреть всю модель целиком. Мы договорились, что это будет своего рода фундаментальный принцип — что в начале XXI века нельзя, да и не нужно, да и не хочется рассказывать всего одну историю искусства. У нас была миссия». Миссия заключалась в том, чтобы победить модель Барра. Год команда обдумывала свои идеи, а потом представила Сероте концепцию — группировать работы не по эпохам, а по четырем темам: обнаженная натура/действие/тело; натюрморты/объекты/реальная жизнь; история/память/общество; пейзаж/материя/окружающая среда. После пары мелких поправок Серота одобрил идею. Такой подход, помимо всего прочего, позволял отвлечь внимание публики от хронологических пробелов в коллекции. В здании было четыре основных пространства, и так как большинство посетителей обычно делают перерыв раз в 15 минут, на эти четыре пространство должно было уходить где-то полдня.

Еще год ушел на то, чтобы посвятить в идею всех кураторов и решить, какие экспонаты к какой категории отнести. Открытие было успешным — Дэн Фокс до сих пор вспоминает, как на следующий день команда Frieze восторженно обсуждала все случившееся, и особенно размер Турбинного зала. Но критикам не понравилось — не понравился новый метод развески, не понравилась первая выставка. У публики, однако, было совсем другое мнение.

«Людям нравилось говорить о том, почему экспонаты сгруппированы так, а не иначе, — говорит Моррис. — Им нравилось собирать и разбирать искусство у себя в голове, нравился ужас, который они испытывали при виде Клода Моне рядом с Ричардом Лонгом. Это было как встречаться со старыми друзьями — и одновременно открывать что-то новое».

Новая команда рассчитывала на 2 млн посетителей ежегодно, но в первый же год работы пришло в два раза больше. Это вызвало шок; пришлось срочно ремонтировать изношенные лестницы, расходников не хватало. Нужно было перезаключить контракт на поставку туалетной бумаги — годовой запас израсходовали за несколько месяцев. Но настоящий сюрприз ждал кураторов на следующий год — предполагалось, что цифры упадут, но они не упали. «Мы часто про это шутили, — говорит Хислоп. — Спрашивали друг друга, когда закончится медовый месяц. В смысле, когда посетителей станет меньше. Но медовый месяц так и не закончился».

«Мы, конечно, знали, что к нам придут люди, — вспоминает Моррис. — С крыши, например, открывался великолепный вид, и было такое ощущение, что мы открыли целую новую область Лондона. Но потом стало ясно, что дело не только в этом и что британская публика действительно интересуется современным искусством».

Почти 20 лет спустя, в 2019-м, принцип развески, придуманный в Tate Modern, наконец победил окончательно — в MоMA реорганизовали коллекцию похожим образом, одновременно добавив в экспозицию больше работ небелых, незападных художников. «Когда имеешь дело с институцией, — говорит Мирослав Балка, — полезно представлять себе ее душу. Душа Tate Modern — Турбинный зал. Пространство, которое принадлежит рабочим».

Турбинный зал, огромный, похожий на пещеру вестибюль Tate Modern, известен специально заказанными для него инсталляциями, которые накопились там за годы: стольные ящики Балки, «Марсий» Аниш Капур и Сесила Бальмода, «Тестовая площадка» Карстен Холлер. Поначалу здесь вообще не собирались ничего выставлять — предполагалось, что вестибюль будет своего рода дорогой, по которой посетители будут переходить из зала в зал.

Tate Modern довольно рано начала заказывать работы художникам, но никто не ожидал, что The Weather Project Олафура Элиассона превратится в такой феномен и настолько ярко продемонстрирует основные ценности Tate Modern. Инсталляция представляла собой зеркало на потолке и полусферический желтый светильник, так что получалось нечто вроде висящего под потолком солнечного шара. Художник добавил немного тумана, но на этом все заканчивалось. Перед открытием сотрудники галереи опасались, что посетителям будет скучно.

Затем люди начали экспериментировать и смотреться в это зеркало. Элиассона поразило, насколько изобретательно они это делали: «Я думал, они будут просто смотреть вверх, но они ложились, катались по полу, размахивали руками. Кто-то принес надувное каноэ. Приходили группы по йоге и странные секты. Когда приехал Джордж Буш, люди составили из своих тел на полу фразу «Буш, убирайся домой!» — отзеркаленную, так, чтобы она читалась. Мне понравилось, как все это в конце концов превратилось в историю про связь между телом и мозгом. Я такого не предполагал».

Weather Project стал сенсацией, которую невозможно было не посмотреть. Люди сидели под зеркалом и болтали с незнакомцами со всего мира, канал BBC устроил там студию и неделю транслировал оттуда прогнозы погоды. Одна болгарская пара так впечатлилась, что назвала свою дочь Tate. Лайонел Барбер, бывший издатель Financial Times и председатель попечительского совета галереи, вспоминает: «Турбиный зал и The Weather Project создали новую форму гражданского пространства. Я работал в этом районе 35 лет, потому что там расположен офис Financial Times, и видел, как галерея его преобразила. Это было нечто новое».

Барбер говорит, что масштаб Турбинного зала, его популярность у посетителей — одна из причин, по которой галерея нравится инвесторам. Только войдя внутрь, они уже «чувствуют, что происходит какое-то приключение, в котором им хотелось бы участвовать». Кроме того, современные топ-менеджеры любят организации, у которых есть сложные идеи о комплексных проблемах, потому что топ-менеджеры сами сталкиваются с комплексными проблемами. «Технологии меняют мир. О проблемах климата говорят все чаще. Менеджмент должен, кроме своей работы, думать об инклюзивности и равенстве. Музей открывает в этом плане новые перспективы, и бизнес хочет быть к ним причастен. Tate Modern удается одновременно быть глобальным явлением и сохранять тесную связь с локальным комьюнити, и в этом бизнес тоже очень заинтересован».

Это отчасти объясняет, почему многочисленные членские программы и программы пополнения фондов Tate, созданные для того, чтобы коллекция могла продолжать расти, настолько успешны. Цены на искусство выросли в последние два десятилетия настолько, что музеям стало тяжело покупать все, что им необходимо купить. Tate решает эту проблему за счет отдельных зон, поездок за рубеж и закрытых вечеров для участников членских программ (и в немалой степени за счет сувенирных магазинов). Огромную роль играют и крупные пожертвования от богатых филантропов (например, украинский миллиардер Леонард Блаватник выделил 50 млн фунтов — самое крупное пожертвование в истории британских музеев — на организацию выставки в 2016 году).

Еще один род бизнесменов, которых привлекает Tate, — владельцы частных галерей. Галеристы начали прибывать в Лондон еще в девяностые; в 2003-м на них оказал заметное влияние успех Frieze Art Fair. Но нет никаких сомнений в том, что именно Tate Modern собрала в городе такие галереи, как Gagosian (2000), Hauser & Wirth (2003), и таких признанных коллекционеров, как Дэвид Цвирнер. Это, в свою очередь, подстегнуло аукционные дома, которые по-настоящему заинтересовались живыми художниками только в самом конце 1990-х.

«Кроме престижа Tate Modern была интересна галеристам и коллекционерам с точки зрения экспертизы, — говорит Эшун. — Коммерческие галереи предпочитают работать в городах, где рынок считается изысканным и привлекает, таким образом, покупателя. Но не менее важно, чтобы в городе существовало экспертное сообщество — это увеличивает шанс того, что выставленную вами работу похвалит серьезный профессионал и ее цена вырастет. Tate Modern создала для города своего рода эталон в области амбиций, этики и эстетики. Благодаря интернациональности и актуальности галереи город выглядел открытым миру».

В начале девяностых Лондон не играл в сфере искусства никакой заметной роли. Все, что здесь существовало, — несколько коммерческих галерей в Мэйфэйре и Шордиче. Теперь лондонский рынок искусства — второй в мире после нью-йоркского и оценивается в 10 млрд фунтов в год. Этот успех, разумеется, нельзя приписать одной организации, но Tate Modern сыграла в нем заметную роль.

«Благодаря Tate Modern Лондон приобрел репутацию города богатых, образованных, свободомыслящих людей, — замечает Эшун. — То есть ровно такую репутацию, которая привлекает коллекционеров и галеристов». Результат оказался настолько наглядным, что послужил прямым поводом для создания таких, галерей, как Baltic Centre for Contemporary Art в Ньюкасле и Turner Contemporary в Маргейте.

Если говорить о вызовах, которые музей не вполне предвидел, то это организация больших временных выставок. Обычно крупным музеям нужны блокбастеры — и с финансовой точки зрения, и с точки зрения репутации. Но если такие музеи хотят одновременно выглядеть креативными и задавать тон, им приходится искать новые подходы и новые способы выставить работы. Это нужно и чтобы понравиться критикам, и чтобы удовлетворить коллекционеров и музеи, предоставившие экспонаты — поместив эти экспонаты в центр всеобщего внимания.

Tate Modern хотела быть галереей нового рода и особенно старалась избегать скучных ретроспектив признанных художников. Борхард-Хьюм говорит, что впервые они нашли по-настоящему удачный подход к проблеме в 2008-2009 годах, на выставке Ротко, быстро ставшей хитом. Кураторы сосредоточились на поздних работах Ротко, менее известных, чем его ранние вещи. Работы висели в больших и пустынных комнатах с белыми стенами — заметный контраст с полутемными, почти уютными пространствами, где они обычно выставлялись в Tate Britain. В результате картины смотрелись так, как могли бы смотреться в студии самого Ротко сразу после того, как были закончены. Это давало посетителям новый взгляд и, как говорит Борхард-Хьюм, «новый образ мысли и новую трактовку феномена выставки как такового — люди не просто смотрели на работы, они находились в одном пространстве с работами. Они получали некий опыт, а не только информацию».

Tate Modern иногда критикуют за пристрастие к большим, помпезным выставкам, но Борхард-Хьюм не принимает такую критику. В конце концов, именно продажи билетов на такие шоу позволяют сохранять вход на постоянную экспозицию бесплатным. «Представьте, что у вас есть театр. Что лучше — вообще перестать ставить Шекспира? Или будете интерпретировать его и адаптировать к современности? Великое искусство может быть многогранным, его можно интерпретировать и представлять публике заново. Когда мы выставляем Уорхола, мы трактуем его в первую очередь как гомосексуального сына иммигрантов и одновременно рассматриваем темные стороны американского консюмеризма. Мы делаем то, что заинтересует и увлечет людей прямо сейчас».

Кроме того, Tate Modern иногда презрительно называли, по выражению одного критика, «Диснейлендом для взрослых». Некоторым инсталляции в Турбинном зале казались слишком грандиозными, а сам зал — местом, существующим в первую очередь для того, чтобы туристам было где снять селфи для своего Instagram (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации). Критики жаловались, что Tate Modern слишком упрощает роль зрителя, или, если пользоваться искусствоведческим жаргоном, «легитимизирует эмоциональную реакцию». Моррис говорит, что последнее замечание ранит ее особенно глубоко: «Ведь мы одновременно сделали очень большую серьезную работу, выстроили интернациональную коллекцию, включили в нее художников, которых до того игнорировала официальная история искусства. А нам говорили, что якобы нельзя быть одновременно популярными и глубокими».

Но этот аргумент критиков в конце концов сделали неактуальным новые направления работы Tate Modern, особенно в области перформанса. Кэтрин Вуд, старший куратор международного перформативного искусства, пришла в команду в 2001-м, для того чтобы наладить сотрудничество между художниками и музыкантами, но затем заметила «новое поколение художников, таких как Марк Леки, Монстр Четвинд и другие. Их отличало умение использовать перформанс как способ представить зрителю свои работы, созданные другими средствами — видео, звук, картины. Я почувствовала, что нам в музее нужно пространство, где мы могли бы демонстрировать такое искусство».

The Tanks стали фундаментом для программы перформативного искусства, и в 2015 году это привело к моменту, сравнимому по силе с историей, случившейся с The Weather Project. Вуд вспоминает, что поначалу работали не все перформансы, но переломный момент наступил, когда она «увидела, как сотни людей сначала собираются в Турбинном зале на урок танцев, а потом, в тот же день, возвращаются туда, чтобы потанцевать под огромным диско-шаром на импровизированном рейве.

В кульминационный момент все они оказались частью танцевального номера французского хореографа Бориса Шармаца под названием «Если бы Tate Modern была музеем танца». Потрясающий момент — именно тогда я поняла, что публика наконец стала частью музея».

Таня Бругера считает, что «какое-то время Tate Modern действительно производила искусство спектакля, потому что кураторы руководствовались прежде всего вопросом «Как нам угодить всем без исключения?». Но потом они поменяли подход, и теперь это единственный из крупных музеев, которые я знаю, где перформанс не только держат в постоянной экспозиции, но и относятся к нему так же серьезно, как к живописи или, скажем, скульптуре. Это поменяло мир искусства и выдвинуло Tate Modern в лидеры».

Теперь Моррис, по словам Тани Бругеры, направляет Tate в сторону «социально включенного» и «отношенческого» искусства. Это самое обсуждаемое сейчас движение: объект искусства может вообще не иметь никакой физической формы и состоять только из выстроенной художником системы социальных взаимодействий (например, значительная часть работы Лоуренса Абу Хамдана, получившей в 2019-м году премию Тернера, — интервью с бывшими узниками сирийской военной тюрьмы Седная). Последняя работа самой Бругеры для Tate Modern — организация группы людей, живущих поблизости от музея. Группа занимается самыми разными проектами; например, участники добились переименования одного из зданий галереи в честь Натали Белл, местной активистки. Вопрос в том, как вообще можно запечатлеть подобную работу, особенно пока она не окончена; в значительной степени этот вопрос и делает такое искусство интересным. Бругера стремится создавать искусство, которое нельзя сфотографировать и выложить в Instagram (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации), так как считает, что «искусство должно быть жестом, а не картинкой».

Cотрудники Tate Modern могут иногда выглядеть высоколобыми интеллектуалами, а современное искусство может показаться сложным и полным теоретизирования, но тем сильнее поражает то, как часто кураторы и художники говорят о местном сообществе и о мелких моментах, касающихся ежедневного управления музеем. Лайонел Барбер упоминает Stanhope, компанию, которая занималась расширением здания: «Обратили внимание, насколько там сложная кирпичная кладка? Представьте, сколько усилий ушло на то, чтобы все сделать как надо». Ник Серота заговаривает о мини-парках и скамейках, которые галерея установила в окрестностях. На церемонию открытия в 2000-м среди прочих пригласили 300 лондонских таксистов, чтобы те знали, куда потом везти пассажиров. Художники — и Балка, и Бругера — говорят, что одна из основных причин, по которым все хотят получить заказ от Tate Modern, — профессионализм технической команды галереи.

«С ними не приходится придумывать план Б, потому что они всегда находят способ довести план А до конца, — говорит Бругера. — Какой бы безумный проект вы им ни принесли, они найдут адвокатов, продюсеров, охранников и попробуют воплотить его в жизнь. Когда я работала над «Шепотом Татлина номер 5», я придумала сцену с конными полицейскими, управляющими толпой, но никому об этом не сказала, потому что решила, что это такая несбыточная мечта. Но потом зашел разговор с Tate Modern, и я сказала: «Слушайте, я знаю, что идея невыполнимая, но. » Они меня выслушали и сказали: «Ладно». И исчезли на какое-то время. Я решила, что рано или поздно они откажут. Но они сказали: «Окей, мы решили проблему. Будут у тебя лошади». Они всегда сначала говорят: «Давай выясним». Уважают желания художника. Им действительно важны отношения с людьми».

Моррис, дочь учительницы и архитектора, выросла в Гринвиче, рядом с Национальным морским музеем. Чтобы быстрее всего добраться до магазинов, надо было срезать через музей. Сначала она просто ходила мимо, но потом начала обращать внимание на артефакты и экспонаты и вскоре — в дождливые дни — уже заходила просто на них посмотреть. Особенно ее завораживала картина Артура Уильяма Дэвиса «Смерть Нельсона», хотя она не знала, что работа известная. Когда ей было грустно, она приходила в музей и смотрела на картину Дэвиса — и плакала.

Моррис говорит: «Меня возмущает мысль о том, что ребенок, живущий рядом с музеем, не чувствует себя вправе просто взять и зайти в музей, встать перед экспонатом, который не понимает, и просто получать удовольствие. Понимаете, я правда верю, что от искусства может быть польза».