гребенщиков это все что останется
Сталь – Аквариум
«Сталь» – песня группы «Аквариум» из альбома «Акустика». Автор текста и музыки – Борис Гребенщиков. Премьера студийной версии композиции состоялась в 1982 году.
Аквариум – Сталь – слушать
Аквариум – Сталь – текст
Я не знаю, зачем ты вошла в этот дом,
Но давай проведем этот вечер вдвоем;
Если кончится день, нам останется ром,
Я купил его в давешней лавке.
Здесь дворы как колодцы, но нечего пить;
Если хочешь здесь жить, то умерь свою прыть,
Научись то бежать, то слегка тормозить,
Подставляя соседа под вожжи.
И когда по ошибке зашел в этот дом
Александр Сергеич с разорванным ртом,
То распяли его, перепутав с Христом,
И узнав об ошибке днем позже.
Здесь развито искусство смотреть из окна,
И записывать тех, кто не спит, имена.
Если ты невиновен, то чья в том вина?
Важно первым успеть с покаяньем.
Ну а ежели кто не еще, а уже,
И душа как та леди верхом в неглиже,
То Вергилий живет на втором этаже,
Он поделится с ним подаяньем.
Здесь вполголоса любят, здесь тихо кричат,
В каждом яде есть суть, в каждой чаше есть яд;
От напитка такого поэты не спят,
Издыхая от недосыпанья.
И в оправе их глаз – только лед и туман,
Но порой я не верю, что это обман;
Я напитком таким от рождения пьян,
Это здешний каприз мирозданья.
Нарисуй на стене моей то, чего нет;
Твое тело как ночь, но глаза как рассвет.
Ты – не выход, но, видимо, лучший ответ;
Ты уходишь, и я улыбаюсь…
И назавтра мне скажет повешенный раб:
«Ты не прав, господин»; и я вспомню твой взгляд,
И скажу ему: «Ты перепутал, мой брат:
В этой жизни я не ошибаюсь».
Не судьба – Аквариум
«Не судьба» – песня группы «Аквариум» из альбома «Знак огня». Автор текста и музыки – Борис Гребенщиков. Премьера студийной версии композиции состоялась 21 июня 2020 года в рамках программы БГ «Аэростат».
Аквариум – Не судьба – слушать
Аквариум – Не судьба – текст
Не судьба –
Говорили мне добрые люди.
Вот всё, что ты знал и хотел,
А вот – дымоход и труба.
То, что снилось тебе –
Этого нет и не будет.
Остальное оставь остальным,
Не судьба.
Не судьба –
Небосвод перечеркнут
Вдоль, поперек звездопад.
Только не в наши края,
Здесь и так не родятся хлеба.
От прямого попадания звезды,
Лучше не думай, не надо.
Остается пламя, которого не загасить –
Не судьба.
А мир говорит:
Как ты можешь быть
Так спокоен?
Надвигается шторм,
Который разорвет
Саму суть бытия.
А я говорю:
Мир, ты не понял,
Да, надвигается шторм,
Шторм – это я.
Не судьба –
Нет больше слез и стерты колени.
Наступает момент
И рукам уже не удержать
Каменной тяжести лба.
Настоящих нас даже не было здесь
Дольше, чем на мгновение.
Настоящие мы
Возвращаемся в солнечный свет,
Не судьба.
А мир говорит:
Как ты можешь быть
Так спокоен?
Надвигается шторм,
Который разорвет
Саму суть бытия.
А я говорю:
Мир, ты не понял,
Да, надвигается шторм,
Шторм – это я.
Десять песен Бориса Гребенщикова в исполнении других легенд
Борис Гребенщиков и его «Аквариум» – бесспорные авторитеты в отечественной рок-музыке. Их творчество оказало сильное влияние на многие коллективы, в том числе и на тех, кого принято называть легендами рока. Многие из них отдали дань уважения БГ и переосмыслили его песни. О каверах на «Аквариум» и пойдет речь далее.
В 2022 году главной русской рок-группе исполнится 50 лет. Десять лет назад, когда «Аквариум» отмечал 4000-летие, портал «Лента.ру» организовал трибьют, в котором приняли участие десятки коллективов. Сегодня он, к сожалению, недоступен для прослушивания, а страница Re:Аквариум благополучно удалена с сервера.
В предлагаемый вашему вниманию сборник я включил как песни из упомянутого выше проекта, так и те, что были записаны позже. Некоторые из них вы, возможно, уже когда-то слышали. Но почему бы не переслушать их, чтобы восстановить в памяти?
Начну сразу с тяжелой артиллерии. В 2003 году Егор Летов записал кавер-версию песни «Электрический пес», рассчитывая включить её либо в альбом «Долгая Счастливая Жизнь», либо в «Реанимацию». Но этого не случилось. В итоге песня была выпущена издательством «Выргород» как сингл в 2012 году.
Для трибьюта Re:Аквариум Гарик Сукачев с тогда ещё «Неприкасаемыми» записал свой вариант хита «Человек из Кемерова». Позже эту композицию Игорь Иванович включил в свой альбом «Внезапный будильник». На мой взгляд, получилась очень интересная интерпретация, хотя доводилось слышать отзывы, что «хуже кавера и придумать нельзя».
Дань уважения «Аквариуму» отдавал даже Сергей Шнуров. Вместе со своей группировкой «Ленинград» он переосмыслил песню «Поезд в огне». Получилось, в принципе, традиционно для исполнителя и его проектов. Хорошо или плохо – судить слушателю.
Проникновенно и нежно зазвучала песня «Еще один раз» в исполнении Светланы Сургановой и её «Оркестра». Некоторое время произведение можно было услышать на концертах певицы. Концертную запись исполнения предлагаю вашему вниманию.
Убедительно и мощно прозвучала композиция «Тибетское танго» в интерпретации группы «Оргия Праведников». Музыканты даже сняли клип на неё. Мне кажется, именно так и должно звучать это произведение: дико и бескомпромиссно.
Совсем иначе звучит хит конца 80-х – песня «Аделаида» в исполнении группы «Сплин». Александр Васильев записывал её еще для своего сольника «Черновики». Потом периодически исполнял на концертах, посвященных юбилеям Бориса Гребенщикова. Фактически это – бережно исполненная под гитару песня.
К творчеству «Аквариума» обращалась и группа Tequilajazzz. Кстати, лидер коллектива Евгений Федоров в нулевых годах делал аранжировки к некоторым песням БГ, но они так и не были изданы официально. За исключением сингла «Скорбец», в котором лидер «текилы» записал партию бас-гитары. Что касается каверов, то Tequilajazzz записала свой вариант композиции «Лебединая сталь».
Группа F.P.G. исполняла песню «Мама, я не могу больше пить». Партия скрипки в панковской интерпретации композиции принадлежит вокалистке группы «Дайте Два» Людмиле Маховой. И да, произведение в такой версии звучит очень круто и очень мощно.
Зато весело и беззаботно спел песню Гребенщикова Андрей Князев в рамках своего проекта «КняZz». Группа записала композицию «Стаканы». Кстати, её также исполнял Григорий Лепс, но вариант Князева гораздо лучше передает дух песни.
Ну и напоследок остается вспомнить кавер-версию песни «Рок-н-ролл мертв». Исполнители – группа «ДДТ». Обнаружить удалось лишь концертную запись любительского качества, которую и предлагаю вашему вниманию. Скорее всего, в студии команда Юрия Шевчука это произведение не записывала.
Кстати, в 2021 году Борис Гребенщиков выпустил книгу «Священные места Индии». Фактически она является путеводителем по значимым достопримечательностям. Подробнее об издании можно прочесть, пройдя по ссылке.
«Спалился!»: Соловьев — единственный из пропагандистов, кто отреагировал на песню БГ «Вечерний М.»
Шоумен обвинил музыканта в деградации.
Как уже сообщал «Росбалт», лидер музыкальной группы «Аквариум» Борис Гребенщиков записал и представил публике песню «Вечерний М».
Она посвящена российским политическим телепропагандистам. Видео появилось на его YouTube-канале 28 сентября.
В тексте композиции не названы конкретные имена, речь, скорее, идет о явлении в целом.
«Он все, что закажут, расскажет и ответит на каждый вопрос.
У народа душа, а за ней ни гроша, но зато мы утерли всем нос.
Он сияет как новый полтинник, с него каплют лосьоны и лак,
И когда гопота распинает Христа, он объяснит, отчего Христос враг».
В комментариях к ролику попытались угадать: о ком конкретно идет речь в песне. «Казалось бы при чем тут Соловьев и Киселев» написал один из пользователей. Но быстро комментаторы пришли к выводу, что песня может быть посвящена множеству российских телеведущих: «Да там уже хор должен рыдать — соловьевых, ургантов, киселевых, брилевых, зейналовых и прочих. Только им пофиг!» — написал один из участников дискуссии на YouTube.
Тем не менее, песня явно задела одного из пропагандистов российского ТВ — телеведущего Владимира Соловьёва. 30 сентября в его Twitter появился пост, с анализом творчества Бориса Гребенщикова.
Соловьев сначала отвел подозрения от себя. Он вспомнил, что на российском телевидении есть программа со словом «вечерний» в названии. Затем, всё-таки попытался раскритиковать музыканта за деградацию. Ну, как смог…
Смотрите, граждане, задело. Его задело. Урааа!
В комментариях к этому посту, даже среди читателей ведущего программы «Вечер с Владимиром Соловьевым» тут же нашлись те, кто посчитал, что на телепропагандисте «шапка горит».
Владимир я бы на вашем месте про деградацию помолчала бы.
— ПРОВОКАЦИЯ ЗАТЕЯННАЯ ЗА ОКЕАНОМ (@2Jjda8AK0amwmfj) September 30, 2019
Ого, значит мэтр (БГ) своим новым произведением в самую точку попал.
Соловьев как детсадовец. можно еще мамке пожаловаться: — почему БГ дражниться?!
Рудольфыч из человека деградировал в говно и ничего
Гребенщиков — это имя останется на века,
от слова соловьёв — одним хочется в душ, другим — проблеваться…не нужно оправдывать себя.
Гребенщиков тебя сделал — обтекай. ☻☻☻ ♪♪♪
Один из комментаторов заметил, что «вечерний м» — собирательный образ пропагандиста, и обратил внимание на то, что другой ведущий политических телешоу Киселев «вроде не так обиделся». В то же время реакцию Соловьева пользователь с восторгом назвал «бесценной».
«Зря вы так переживаете, он песню посвятил только вечерним [М], а вы же еще и утренний но, все равно, спалились знатно», — резюмировал другой пользователь.
Стоит отметить, что остальные пропагандисты, также подходящие на роль героев песни Бориса Гребенщикова, пока грамотно помалкивают, никак ее не комментируя.
lsvsx
Всё совершенно иначе!
Истина где-то посередине. Так давайте подгребать к ней не теряя достоинства.
Мысль художника должна быть не то чтобы проста, она должна быть открыта, не зашифрована. Иной раз огромные усилия надобно применить, чтобы разгрызть орех, внутри которого ничего нет или гнилая паутина. Чем глубже мысль, тем естественнее стремление творца выразить ее яснее, доступнее для людей.
Это большая работа философа и писателя Виталия Аверьянова о Гребенщикове:
«Рок» в овечьей шкуре (мировоззрение контркультуры на примере песен Гребенщикова)
Замысел этого очерка вызревал довольно давно, и он никак не связан с некоторой «линией разлома» 2013 – 2014 гг., когда многие «мастера культуры» впервые за долгое время выказали свое неожиданное для публики лицо. В эти годы и Гребенщиков выдал вместо обычного тенора низковатый почти рычащий «хрип», демонстрируя озабоченность наступлением «новой зимы», дескать, ему кто-то наступил на его «хрустальный колокольчик».
Мой замысел исходит из других наблюдений. В годы нашей юности (поколения родившихся в начале 70-х плюс минус 10 лет) удельный вес присутствия «Аквариума» в быту был довольно высок. Сам я уже давно испытывал потребность понять, почему многие искренне уважаемые мной люди так и не разобрались в духе Гребенщикова, оставаясь под его обаянием. Таких я знаю немало. Из широко известных назову, к примеру, талантливейшего рок-поэта и музыканта Сергея Калугина, сверхпопулярного актера и режиссера Ивана Охлобыстина, знаменитого писателя Захара Прилепина и т.д., список можно продолжать. Правда, Прилепин высказался по поводу Гребенщикова нелицеприятно, но это была как раз реакция разочарования в связи с украинскими жестами «рок-гуру», которые Захар не мог не воспринимать болезненно.
Вкусы и предпочтения нашего поколения давно сложились. И главное, конечно же – это те кто идет за нами, кто нуждается в том, чтобы разобраться, из чего складывалась духовная природа так называемого «русского рока». В конце концов, русский рок почти не дал крупных поэтов. Исключение, пожалуй, один только Александр Башлачев, ушедший слишком рано и не успевший развернуть свой талант. Где-то на подходе к большой поэзии Илья Кормильцев, но он все-таки вошел в рок-музыку как автор «текстов» для песен. Жанр поэзии, пусть и песенной, и жанр «текста» для песни – разные вещи. У них разная природа. Хороший поэт может, осмыслив задачу, написать текстовку под музыку, это похоже на либретто в опере. Хороший автор «текстов» редко способен на обратное – создать большие стихи. Песни в рок-н-ролле в основном получаются специфические, текстовые. Гребенщиков как раз всегда был автором подобных «текстов», а не полноценных стихов. Но логоцентризма русской культуры и русского самосознания никто не отменял. И потому значение слова в русском роке трудно переоценить.
Не будучи большим поэтом, лидер группы «Аквариум» сумел создать некую рабочую и весьма живучую эстетическую модель. Оговорюсь сразу – дело не во вкусах. «Нравится – не нравится» слишком легковесный критерий, когда речь идет о культурных процессах. Размышляя над вопросом, на чем держится обаяние и своего рода цепкость Гребенщикова, я пришел к выводу, что для моего поколения он стал великим соблазнителем в плане релаксации, смакования «вечного праздника» безответственной жизни, противопоставленной «серым будням», труду, бытовым сложностям и т.д. И эта релаксация была спрятана, упакована в обертку какой-то «духовности», в которой, впрочем, не было и тени подвига и преодоления себя. Контркультура никогда не призывает человека по-настоящему работать над собой, она внушает юности самомнение, искушает статусом сверхчеловека. Так работают соблазнители.
Ранний «Аквариум» – это в первую очередь богемный пикник, хипстерские каникулы и вечная молодость: «Я где-то читал // О людях, что спят по ночам. // Ты можешь смеяться…»; «Праздновать ночь без конца»; «В подобную ночь мое любимое слово налей…»; «Будь один, если хочешь быть молодым…» и т.д. и т.д. Само по себе такое мироощущение могло бы привлечь только совсем недалеких людей, но повторю: оно было скрытым мотивом. Ведь отпуска и праздника хочется всем, о чем в своем время афористично сказал Шукшин: «праздник душе нужен!» И вот «Аквариум» выдал некую иллюзию беззаботности и притом избранности, никак не связанной с важнейшей потребностью человеческой души – в созидании. Сущность раннего «Аквариума» – в стране атеизма выглядеть как нечто религиозное, при этом подменяя серьезную сакральность рок-н-ролльным суррогатом. С отстаиванием права быть и оставаться балбесом.
Культ искусственно «продлеваемой» молодости, столь важный, как потом многие поняли, для потребительского общества, явился к нам впервые именно через контркультуру. Христос учил: будьте как дети. А здесь нечто противоположное – что мог бы подсказать древний дух, скорбящий об утраченных возможностях молодости? Вечную погоню за недостижимым, имитацию свежести «стареющим юношей в поисках кайфа», выражаясь словами самого Гребенщикова (иногда он бывает самоязвителен). Тем не менее, и до сих пор он упорно продолжает петь то же самое, маня слушателей перспективой «омолаживания»: «А на берегу ждет родник с водой, // Смотри какой ты стал молодой (…)Значит, это было совсем неспроста // И наша природа нежна и пуста» («Паленое виски и толченный мел», 2012).
Молодящийся дух в данном случае – это приятная «деперсонализация», воспеваемая контркультурщиками. Праздник утверждался даже посреди полунищенского существования. Впрочем, наш рок-герой всегда имел уютный тыл в лице бабушки и мамы, которые поддерживали его долгое время («за спиной всегда был дом»). И поэтому ему было не так уж трудно переносить суровые годы, когда после тбилисского рок-фестиваля он был изгнан из комсомола и с работы, оставлен первой женой, числился сторожем в банях, а потом руководителем самодеятельности на ТЭЦ №6. Но травма, конечно, дала о себе знать.
В России понятие «рок-музыка» стало псевдонимом контркультуры, протестной и деструктивной по отношению к строю. Попса отличалась от рока лишь тем, что была конформистской. А всякий нонконформизм пытались втиснуть в понятие «рок-музыки». Было это, конечно, не совсем точно. Но по существу верно – потому что нонконформизм проявлялся не только в политизированных, но и в совершенно аполитичных песнях и высказываниях. Это была эстетическая альтернатива, а если точнее – идиосинкразия. Здесь объяснение знакового противопоставления попсы и рока.
Каков же музыкальный стиль «Аквариума»? Чистой воды эклектика, постмодернизм. В искреннем письме Артемию Троицкому 1980 года Гребенщиков пишет, что у его группы «нет стиля, нет эстетики — это «абсолютно всеядное животное» и приводит список, что и откуда позаимствовано[1]. Этот стиль все время течет и он все время вторичен, подражателен – то Боб Дилан, то регги (которое в музыкальном плане у «Аквариума» было довольно беспомощным), то пресловутая «новая волна», то нечто фолковое и готическое, то митьковский примитивизм. Что-то интересное появлялось время от времени – благодаря Курехину, затем Сакмарову. («Русский альбом» родился как некий гребенщиковский гибрид, сложенный из Башлачева, Летова и в музыкальном плане – Сакмарова с его необычными инструментами, такими как русская волынка.) На концертах в середине 80-х звук был порою просто отвратительным: какая-то сверлящая мозг какофония создаваемая двумя скрипками, которую поклонники невесть как выдерживали.
Гениальных мелодий за «Бобом» не числится. Самые популярные его вещи (такие как «Город золотой» или «Десять стрел») ему не принадлежат. В большинстве песен постоянно используются чужие мотивы, гармонии и рифы. В целом, если говорить о таланте композитора, мы имеем дело с посредственностью. Другое дело аранжировка – не сразу, но постепенно, с годами здесь возникло мастерство, развился вкус. И главное: появилась возможность приглашать высококлассных музыкантов и писаться в американских и британских студиях.
В песнях «Аквариума» культовой поры число случаев заимствования чужих музыкальных решений и плагиата чьих-то строк, в основном переведенных с английского, зашкаливает. Есть целый ряд публикаций, этому посвященных[2]. Кроме Дилана это Элвис Костелло, Патти Смит, Fairport Convention, The Byrds, Grateful Dead, the Blackhearts, Брайан Ино, Лу Рид и многие другие. В музыке очень часто идут заимствования и прямые цитаты из Rolling Stones (например, Rocks Off – «И был день первый», Ventilator Blues – «Дуй, с севера», риф из On with the Show — «Отец яблок» и др.). То же и тексты – в них огромное количество выражений и метафор Боба Дилана и Дэвида Боуи. К примеру, образ «живого провода» из «Rebel, Rebel» (1974) Боуи. Только на одном этом образе построена куча текстов: «кто мог знать, что он провод, пока не включили ток?»; «чтобы был свет, ток должен идти по нам»; «я под током, пять тысяч вольт — товарищ, не тронь проводов…»; «Положите меня между двух контактов, // Чтобы в сердце шел ток» и т.д. Непонятно, что бы делал Гребенщиков без Боуи!
С годами эклектика становится более утонченной, но как бы то ни было это все же заимствованные стили. Даже и каждый поздний альбом – это в первую очередь надергиванье цитат, несамостоятельность музыки, постмодерная многожанровость, создающая эффект разнообразия. Сам Гребенщиков упивается западной музыкой и музыкантами и все время норовит противопоставить их чему-то самобытно-русскому: «Меня клюнул в темя Божественный Гусь // И заставил петь там, где положено выть» («Крем и карамель», 2004). Да, это так, конечно, нам здесь свойственно выть. Но если честно – у автора процитированных строк скорее фирменное блеянье, чем пение, особенно когда есть нажим, экспрессия, волнение. Очевидно, самому ему нравится, как это звучит. Кроме блеяния есть еще своеобразное поскуливание (пример – финал песни «Пески Петербурга» в «Кунсткамере»). В альбоме «Навигатор» блеянье соединилось с придыханием – и получилось вроде как душевно… Но в целом для слушателей, не привыкших к манере рок-звезды, черты это скорее отталкивающие.
О КОПИРАЙТЕ НА РУССКИЙ ЯЗЫК
В одном достаточно свежем интервью «Известиям» Гребенщиков с чувством собственного достоинства заявил: «Песни за нас пишет сам русский язык. Что времени нужно, то он нами и пишет; использует нас как транспортное средство. Что Высоцкого, что Окуджаву, что меня или Васильева, Макаревича, Юру Шевчука…» Хорошо, что в списке не оказалось Пушкина и Тютчева. А ведь могли бы и они затесаться…
Дело же в том, что у Гребенщикова довольно серьезные проблемы с «великим и могучим». Правда, он заранее отсекает все претензии такого рода в одной из песен: «А если не нравится, как я излагаю // Купи себе у Бога копирайт на русский язык» («Феечка», 2003). Абсолютно обезоруживающее требование!
Суть, конечно, не в том, «как» излагаешь, а в точности поэтического слова. Откуда у них, этих контркультурщиков и апологетов глобальной благодати, такой «юридизм» в отношении к слову? Чуть что – обращайтесь в суд. Если не нравится – не смотрите, не слушайте. Теперь вот еще и копирайт требуют выкупать. Возможно, сказывается наследственность. В книге «Мой сын БГ» Людмила Гребенщикова (в девичестве Губкина) сообщает, что ее дед, то есть прадед Бориса, был адвокатом и имел свой каменный дом в Солигаличе. Не исключено, что правовыми терминами Борис Борисович овладел бы успешнее, если бы за это вовремя взялся. А пока мы видим вот что: возведенную в принцип словесную неточность, расхлябанность.
Тексты ранних песен зачастую выглядели как кальки с английского (да они в огромной мере таковыми и были, почти что подстрочники!). Например, «Мой бог, как я рад гостям // А завтрашний день есть завтрашний день // И пошли они все к чертям!» («В подобную ночь», 1980). Это что называется нелитературный перевод, впрочем, по всей видимости, скомпилированный из нескольких песен, таких как «On A Night Like This» (1974) Дилана. Встречаются жуткие ошибки, канонизированные Гребенщиковым; ведь по-русски говорят: в противовес не топора, а топору. Или: вопреки не всех правил, а всем правилам. Как будто специально делаются ошибки в ударениях, странные для человека из интеллигентной ленинградской семьи: «пока не на́чался джаз»; «здесь разви́то искусство», «если ты невиди́м», «в новых ме́хах». Потом эти бесконечные проглатывания звуков в слове «сторона»: «движение в сторну весны», «всех по эту сторну стекла» или смена ударения: «окно на твою сторону́…» В интервью Познеру (2010) на вопрос, в чем ваша главная слабость, Гребенщиков пробормотал: неряшливость в формулировке мыслей. Мой диагноз страшнее: это отсутствие органического восприятия языка, абстрактное чувство языка, можно сказать, анти-тургеневское. Гребенщиков мыслит понятиями, а не изнутри языковой парадигмы. А для поэта это убийственно – хоть в эпоху классицизма, хоть постмодернизма!
Еще один свежий пример из альбома 2018 года: «Тело мое клеть, душа пленница». Слово «клеть» употребляется нашим «подследственным» в таком значении не в первый раз. Кроме того, у него есть регулярный гностический мотив «клетка крови», «клетка тела». Гностицизм гностицизмом, но клеть – это убежище, место, где можно уединиться, что-то хранить. У крестьян это холодная часть избы. В церковнославянском языке – комната, келья, кладовая[3]. Ее никто и никогда не воспринимал как синоним клетки, темницы, тюрьмы. Напротив, там чаще чем в теплой части избы обычно ловили воров, если судить по пословице: «Злые люди доброго человека в чужой клети поймали». Вот таким «добрым человеком» и является БГ «с бородой по пояс», далеко не виртуозным образом шарящий в клети «живаго великорускаго языка»…
Поэт должен заботиться о том, чтобы быть понятым. Для него это сверхзадача. «Пофигизм», наплевательство по принципу «Как хочу – так и ворочу! Чем меньше поняли, тем лучше!» – для поэта приговор. Иначе это не поэт, а словесный эквилибрист.
Здесь мы подошли ко второму крючку, за счет которого слабая поэзия и довольно-таки посредственная музыка могли оказывать большое влияние на молодые умы и даже порождать «культ». Этим вторым крючком стало мастерство «головоломки», «шарады», которые людям пытливым захотелось бы разгадывать. Нелюбопытные, как правило, «Аквариум» не слушали.
Шарады, сопряженные с темой «духовности» – это уже само по себе почти эзотерика, конструирование собственного мифа. Гребенщиков часто отрицал искусственное кодирование смысла в своих текстах. Однако трудно отрицать очевидное. О. Сакмаров, прочитав одно объемное исследование о библейских мотивах в творчестве БГ (а исследований о гребенщиковщине филологами и культурологами уже издано немало), написал: «Думаю, что БГ как автор будет в полном восторге, потому что такое количество зашифрованных ребусов разгадано здесь!»
Без «загадочности», «закодированности» песни «Аквариума» потеряли бы львиную долю привлекательности. Поэтому Гребенщиков не просто кодирует, но еще и сбивает с толку. Когда от варианта к варианту идет шлифовка, оттачивание той или иной вещи – никогда не происходит прояснения, не растет уровень «великой простоты», как это было бы у великих классиков – напротив, происходит еще большее «запутывание». (Есть такой термин в психологии и психиатрии.)
Это своего рода «комплекс Эзопа». Данная черта была очень заметна уже и в раннем «Аквариуме»: «Вы слушайте меня, // В ушах у вас свинья. // Вы не поймете, для чего // Пою вам это я; // Но есть цветок, // И есть песок // А для чего цветок в песке // Вам не понять до гробовых досок…» («Блюз свиньи в ушах», 1976, в соавторстве с Гуницким). Но это еще во многом юношеский панк-абсурдизм. Дальше больше. Мы видим насмешку над интерпретатором: «Двери открыты, ограда тю-тю, но войдете ли вы сюда?» («Рыба»). «Мозг критика», изучающего их песни, должен «сгореть как автомобильная свеча» («Ода критику»). «Но вот я пою, попадешь ли ты в такт?» — поддразнивает своего слушателя Гребенщиков в «Железнодорожной воде». «Сегодня твой мозг жужжит как фреза…» – это вероятно из-за большого напряжения по разгадыванию головоломок и стремлению попасть в такт. Однако, любой владеющий русским языком фрезеровщик за это «жужжание» поднял бы автора на смех!
Но когда язык неточен, легче всего списать это на «загадочность», дескать, вы меня неправильно поняли. Надо сказать, что поначалу Гребенщикова обвиняли в искусственном усложнении текстов, от чего тот постоянно открещивался. Но истина всплывает. Так, например, режиссер Сергей Соловьев свидетельствовал: когда у них зашел разговор о непонятности песен, Борис стал отстаивать мысль, что люди соскучились по таинственному, непонятному, и что это нужно использовать. В одном интервью конца 90-х Гребенщиков еще подробнее затрагивает эту тему и утверждает, что, в конечном счете, почти все его ребусы разгадывают: «Люди – удивительно умные существа. Они связывают нитки воедино…»
Однако между искусственной, самодовлеющей головоломкой, шифром ради шифра и настоящей загадкой (параболой, притчей) большая разница. После традиционной притчи, инициатической загадки происходит изменение сознания, что-то остается в сердце и памяти. А в данном случае мы имеем дело не со смысловым эффектом, а скорее с созданием театральной атмосферы чего-то «мистериального», «запретного», «непролазного». Какой-то бурелом в партизанском лесу – и это наводит на мысль о скрытой войне против большой культуры.
Другой источник мастерства шарады – Боб Дилан. Интересно, что Гребенщикову в Дилане близка главным образом именно его метода – коллажность, аппликация, соединение в одной строфе фрагментов, внутренне не связанных между собой. В народном куплете (например, частушке) подобный прием создает нарочитый комический эффект, как правило, подчеркнутый параллелизмом формы и рифмой. Но у Дилана и Гребенщикова этот же прием порождает «многозначительность». Можно сказать, здесь открывается какая-то «глубина», высосанная из ничего. Боб Дилан был одним из пионеров создания рок-текста именно как текста, не стихов. И вот буквально год назад он получил за это нобелевскую по литературе. Поистине символическое событие нашего времени: режиссерам «общества спектакля» трудно было придумать более разрушительный для литературы и поэзии ход!
Как выразился Гребенщиков в интервью журналу FUZZ, его «веселит это до крайности», когда удается загадать образ, который в принципе не поддается дешифровке. Имелась в виду песня «Крем и Карамель». А разгадка в общем-то незамысловата и, конечно, ничего не дает тем, кому о ней рассказать! (Крем и Карамель, как раскрылся Гребенщиков, это каменные китайские собаки Фу, которые симметрично лежат у ворот храма, напоминая аналогичных сфинксов и львов у мостов Петербурга.)
В русской поэзии был Велимир Хлебников, в ткани образов которого лежали трудные загадки, однако Хлебников делал это не «из вредности», он работал со «сверхконтекстом». И необходимо признать, что у него это получалось на высоком художественном и философском уровне, когда образ аккумулировал в себе целые пласты судьбы и мифа. За Хлебниковым следовали в этом ряду и другие поэты русского авангарда, включая обериутов или Цветаеву. Можно ли назвать Гребенщикова их продолжателем? Нет, это нечто иное: он уже не авангардист, а постмодернист, и его загадки нагружены не столько смыслом судьбы, сколько цитатами. Высказывание теперь является «цитатой», даже когда оно не цитирует кого-то другого, – сама реальность воспроизводится по принципу цитаты. Это культурологические игры, апофеоз пустотности, когда своего ничего нет. «Я возьму свое там, где я увижу свое. // Белый растафари, прозрачный цыган // Серебряный зверь…» («Капитан Африка», 1983). «Песни без цели, песни без стыда (…) Что нам подвластно? Гранитные поля, // Птицы из пепла, шары из хрусталя…» («Шары из хрусталя», 1985). В этих строках нагромождения цитат и скрытых цитат из регги, Болана, Борхеса, кинофильмов и т.п. От автора только компоновка и констатация собственного бесстыдства.
Своего рода шарада уже в самом сценическом имени рок-идола – БГ. В юности мне довелось слышать множество интерпретаций этой аббревиатуры. Учитывая фразу из фильма «Асса» «Гребенщиков бог, от него сияние исходит» – самую любопытную из расшифровок предложил мой одноклассник, спустя несколько лет эмигрировавший с семьей в Израиль. Его тоже звали Борей и он был страстным поклонником «Аквариума». Боря объяснил мне, что псевдоним БГ нужно толковать как иудейское написание «Б-г», русский эквивалент тетраграммотона с непроизносимой гласной во избежание осквернения святого имени. Сам бы я в конце 80-х годов, конечно, до такого не додумался.
Прежде чем контркультурщик начинает заморачивать сознание юного поколения, он и сам бывает юным и сначала кто-то заморачивает его. Этот период «метафизической интоксикации», чреватой либо провалом и темными страданиями от неудач, неразделенной любви, недостижимости смысла жизни, либо, напротив, творческим просветлением – закладывает основы будущего, зрелой личности. У Гребенщикова эта пора пришлась на начало 70-х. И здесь, надо сказать, немалую роль сыграл вуз, в котором он учился. Факультет прикладной математики ЛГУ благодаря его основателю академику Зубову и его гуманитарным исканиям стал одним из рассадников альтернативной духовности, в которой большую роль играли увлечения востоком и славянским неоязычеством. Одной из учившихся с Гребенщиковым «жертв» этой среды стал и знаменитый йог-сектант Анатолий Иванов, неоднократно судимый, в том числе, насколько мне известно, за довольно жуткие преступления, связанные с деятельностью синкретического культа. Сам Зубов был создателем своеобразной «теории управления». Поговаривают, именно он заложил основы для крупнейшей интеллектуальной секты постсоветского периода – движения КОБ (Концепция общественной безопасности) «Мертвая вода».
Думается, именно там, среди старшекурсников факультета, в их общаге и вокруг нее и вываривалась та самая среда, где молодой Боренька прошел свою «контринициацию». Во всяком случае, он начал черпать из нескольких тусовок: студенческой, богемной, музыкальной, из общения с публикой, проводившей досуг в кафе под кодовым именем «Сайгон». В этой тусовке, где хватало членов семей дипломатов, внешторговцев, моряков, достаточно свободно обращалась в качестве духовной контрабанды англоязычная музыка и литература. «Я полный продукт развития советского общества. Я ничьей помощью посторонней не заручался. — утверждал Гребенщиков в интервью А. Матвееву, опубликованном в 1986 году. — Все, что у меня есть, мне дала советская Россия, в том числе и то, что я знаю английский язык…»
Еще тогда Гребенщиков впал в чрезвычайную зависимость от англосаксонской контркультуры, и эта зависимость навсегда определила его лицо. Основными источниками знаний о рок-н-ролле стали журналы New Musical Express, Melody Maker, которые ему регулярно доставляли заботливые друзья и покровители. Но самое главное происходило в устных разговорах. Надо отдать должное Борису, солженицынщину, диссидентство он не принял. Однако странным образом, пропитываясь западной популярной культурой, он себя от «инакомыслящих» не отделял, более того готовился воспользоваться плодами их деятельности: «Пусть кто-то рубит лес, // Я соберу дрова; // Пусть мне дают один, я заберу все два; // Возьму вершки и корешки — // Бери себе слова» («Блюз простого человека», 1978). В этом смысле стратегия Гребенщикова противоположна стратегии Пушкина, аллюзией на которого (стихотворение «Не дорого ценю я громкие права…») данная песня является.
Спусковым крючком рок-н-ролльной лихорадки для членов «Аквариума» стала, конечно же, битломания. «Большей мистики, чем получить песней «Битлз» по голове в 12 лет, я до сих пор представить не могу… — говорил Гребенщиков в интервью 1998 года. — После этого хождение по воде, оживление мертвых и летание по воздуху представляются второстепенными развлечениями…» Отметим сразу – характерное сравнение со Христом и с левитирующими магами.
Можно спорить или не спорить о вкусах, о масштабе достоинств группы «Битлз» на фоне вершин мировой музыки. Однако трудно оспорить две вещи: битломания была пронизана каким-то «ослиным» началом, вихлянием, похотливым полуживотным духом. И это связано с самой природой их музыки, создаваемой с цинизмом прожженных парней, которые после нескольких лет игры в стрип-барах вдруг начали воспевать романтическую дружбу с целью соблазнения глупеньких старшеклассниц из колледжей. Что тут скажешь, хорошая религия на замену христианству! Не буду здесь говорить про убожество текстов западных рок-групп, понятно, что брали они эстетическим бунтом, хотя сам упрощенный подход англосаксов «к песенкам» тоже подкупал: уж у нас-то, думали русские эпигоны, уровень и культурный запас будут не хуже! (В песнях Харрисона, особо любимого Гребенщиковым, форма музыки полностью подавляет текст, растворяет его в себе, превращая в «подпорку» для музыкальной интонации – отсюда рок-мотив «есть то, чего никогда не доверить словам»).
В стремлении подражать западной контркультуре было нечто болезненное. Как вспоминал виолончелист группы Всеволод Гаккель по поводу просмотра какого-то видео, «нам казалось, что человек, не видевший The Beatles, терял единственное из того, что вообще в жизни имело смысл посмотреть, исключая второе пришествие. Но вот оно-то как раз неизбежно, а прозевать The Beatles – можно…» Обезьянничали как могли: мечтали повторить в Ленинграде Вудсток-фестиваль, собирая толпу хиппи на ступенях Михайловского замка, употребляли внутрь пятновыводитель «Сополс» (на слэнге – «банка»). «Боб говорил, — вспоминает Гаккель, — что это сильнейшее психотропное средство, полный аналог заморского ЛСД». Летом на берегу Финского залива в дикой зоне устраивали постоянный пикник, который соприкасался с находящейся по соседству колонией нудистов. Нудизм тогда входил в моду. Место это называли между собой «остров Сент-Джорджа». По всей видимости, именно вокруг этой атмосферы родились такие песни как «Пьет из реки», «Четырнадцать», «Наблюдатель», «Музыка серебряных спиц» с их гипертрофированной загадочностью и пляжным эротизмом. Впоследствии фотографии этого периода с ню-натурой использовались в оформлении альбома «Радио Африка». В общем, как верно заметил Гребенщиков в своей отповеди Кире Серебренникову по поводу фильма «Лето», жизнь у них была гораздо интереснее, чем тот показал…
В довольно жестком интервью 2008 года про христианство и вообще традиционные религии Гребенщиков как будто с некоторым вызовом заявил, что еще с середины 70-х годов он «изучал книжку Грейвза «Белая богиня» и в общем был достаточно в курсе всего, что в Европе происходило». Иными словами, «врубился» рано и весьма глубоко. Грейвз – знаковое имя для Гребенщикова и его мифологии. Но кроме Грейвза в середине 70-х были уже в круге их чтения Ричард Бах, Толкиен, Урсула Ле Гуин, «Хроники Нарнии» Льюиса, Томас Вулф (младший), Карлос Кастанеда – в общем, неплохой джентльменский набор постсоветского интеллигента. Из Питера Бигла были почерпнуты Гребенщиковым сведения о единорогах, из Муркока и других фэнтези всевозможные вымыслы и домыслы по теме Гипербореи. Здесь, кстати говоря, хорошо виден один из пороков контркультуры вообще и «Аквариума» в частности – они питались суррогатами, и сведения о всевозможных таинственных вещах получали через третьи руки, да еще и с изрядной долей художественного «фейка». Поэтический миф строился не на строгом знании истории и религии, а на «альтернативной истории» контркультурного пошиба. Даже к концу 90-х, когда, казалось бы, уже стали широко известны многие источники по теме Гипербореи, Гребенщиков продолжает воспринимать ее через призму фэнтези (об этом свидетельствует его интервью «Огоньку» 1997 г.)
Да и Грейвз – это по сути такое же фентези, только облеченное в форму «исследования». Стиль «Золотой ветви» Фрейзера, но далеко не Фрейзер. Чудак, фантазер, сказочник, предтеча викканства и пророк феминизма, Грейвз избирательно пересказывал и реконструировал на свой страх и риск мифы древности и средневековья, при этом старался перетянуть одеяло на англосаксов и кельтов, в первую очередь валлийско-ирландскую традицию бардов.
Отсюда претензия Гребенщикова на «средневековый» флер, на своеобразный «традиционализм», но изначально не христианский, а ведьмовской, уходящий корнями в культы Гекаты и Кибелы. В уже цитированном интервью Матвееву Гребенщиков полон желания представить себя как наследника глубинного традиционализма. Но закваской его поэтики стала гремучая смесь Толкиена, Кастанеды и Грейвза. А поскольку в 80-е годы в СССР они были мало кому известны, то получалось очень эффектно и эзотерично. Добавлю, что изложенная Грейвзом гипотеза о тайнописи раннесредневековых бардов, вынужденных шифроваться, чтобы церковь не обвинила их в ереси (католики называли их «певцами неправды») – стала еще одним источником шарадного стиля «Аквариума».
Фэнтези привлекали своей безответственностью и вымышленным, виртуальным идеализмом, за который не надо ничем платить. «Толстого мне читать ну ни с какой стороны неинтересно, — «рубит» свою правду рок-светило в еще одном интервью (2012 г.). — А когда я читаю «Властелин колец», я учусь. Практически у всех героев есть достоинство. (…) Я люблю Тургенева, но я никак не могу найти там кого-нибудь, кем я мог бы восхититься. И когда я читаю Толстого. И даже Достоевского. Когда я читаю фэнтези – я нахожу, кем я могу восхититься!» При таких мыслях ускользает одна деталь: в том же «Властелине колец» Толкиена едва ли не высшей ценностью его героев является способность жертвовать собой ради своего народа, преданность своей расе. Получается, что Гребенщикову очень импонирует вымышленный, виртуальный героизм таких фэнтези-рас как хоббиты, эльфы, народы Средиземья – однако подвиги и жертвы реального народа, в котором он родился, подобных чувств не вызывает – и на преданность себе реальный русский народ рассчитывать не в праве.
Казалось бы это инфантилизм чистой воды. Однако все не так просто. Оказывается, миф о бардах и традиции – это всего лишь строительный материал для контркультуры. «Общаясь с реальностью, мы имеем дело не с миром, а с определенным описанием этого мира, которому научены с детства и которое постоянно в себе поддерживаем, — говорит Гребенщиков, повторяя мотивы битников а также мысли идеологов контркультуры вроде Роберта Уилсона и Чарльза Тарта. — Чтение фэнтези – один из методов смены этого описания, так же как рок-н-ролл – другой метод подобной смены. Вероятно, описание полезно не только менять, но и расширять до тех пор, пока оно не будет включать в себя все известные описания». Здесь заветнейшие мысли новой революции, которая воюет с репрессивной Большой культурой и очень хотела бы выдать ее за злонамеренный гипноз. Фактически это довольно радикальный анти-традиционализм. У «традиции», которой присягнул Гребенщиков, совсем другой бог – бог пацифистов, наркоманов, бог, выращенный в лабораториях Института Эсален, бог Кастанеды, Тройственная Богиня виккан и феминисток, а вовсе не Божество Средневековья, от которого, казалось бы, «Аквариум» плясал в своей символике, если смотреть на нее «наивными» глазами («Король Артур», «Десять стрел», «Город золотой», «Орел, Телец и Лев» и т.п.)