произведения русских писателей на тему дачи

Усадьбы и дачи в произведениях русских классиков

УСАДЬБЫ И ДАЧИ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ РУССКИХ КЛАССИКОВ

Загородный дом или усадьба, расположенная недалеко от города, — это настоящий русский феномен. Описания таких поместий мы часто встречаем в отечественной классической литературе: многие важные события происходят именно в дачных декорациях, в тенистых аллеях и садах.

ЛЕВ ТОЛСТОЙ

Усадьба Ясная Поляна. Фотография: biography.com

Лев Толстой, «Анна Каренина»

ИВАН ТУРГЕНЕВ

Усадьба Спасское-Лутовиново. Фотография: spasskoye-lutovinovo.ru

Обитатели провинциальных дворянских гнезд у Ивана Тургенева — просвещенные и образованные люди, которые в курсе культурных и общественных событий. Вдовый помещик Николай Кирсанов хоть и жил безвыездно в имении, однако придерживался передовых идей: выписывал журналы и книги, увлекался поэзией и музыкой. Да и своему сыну дал прекрасное образование. Братья Кирсановы сделали из старинного родительского дома модный особняк: привозили туда мебель и скульптуры, разбивали вокруг сады и парки, выкапывали пруды и каналы, возводили садовые павильоны и беседки.

Иван Тургенев, «Отцы и дети»

Во времена молодости Тургенева усадьба считалась местом, где дворянин мог спрятаться от высшего света, отдохнуть душой и телом. Однако писатель ощущал тревогу — словно скоро усадьба, как оплот надежности и покоя, исчезнет. Уже тогда в его произведениях появлялись описания ветшающих поместий — так он представлял себе будущее помещичьей культуры России.

АНТОН ЧЕХОВ

Усадьба в Мелихово. Фотография: photosight.ru

Антон Чехов, «Дом с мезонином»

В пьесе «Вишневый сад» Антон Чехов изобразил русскую аристократию обреченной и вырождающейся. На место увязших в долгах, не способных прагматично мыслить дворян приходит новый человек — купец, предприимчивый и современный. В пьесе им стал Ермолай Лопахин, который предложил хозяйке усадьбы Любови Раневской «вишневый сад и землю по реке разбить на дачные участки и отдавать потом в аренду под дачи». Раневская решительно отвергла предложение Лопахина, хотя оно принесло бы огромную прибыль и помогло бы расплатиться с долгами. Чехов показывает читателям: пришло новое время, в котором царствует экономика и чистый расчет. А аристократы с тонкой душевной организацией доживают свой век и скоро исчезнут.

Антон Чехов, «Вишневый сад»

ИВАН БУНИН

Усадьба Бунина в Орле. Фотография: bunin.org

Иван Бунин — представитель обедневшей дворянской семьи, «последний классик» русской литературы — не раз обращался к теме дворянской усадьбы в своем творчестве. На даче разворачивались события и в романе «Жизнь Арсеньева», и в сборнике рассказов «Темные аллеи», и в повести «Митина любовь», и, конечно, в рассказе «На даче».

Усадьба у Бунина — это не просто место действия, а полноценный герой произведения со своим характером и постоянно меняющимся настроением. В первых произведениях Бунина загородные дома неразрывно связаны с культурными традициями дворянства, налаженным бытом и своими обычаями. На дачах всегда тихо, зелено, сыто и многолюдно. Такова усадьба в рассказах «Танька», «На хуторе», «Антоновские яблоки», «Деревня», «Суходол».

Иван Бунин, «На даче»

В 1917 году писатель стал свидетелем массового уничтожения дорогого и близкого ему мира дворянских гнезд. В 1920 году Иван Бунин покинул Россию навсегда — он эмигрировал во Францию. В Париже Бунин написал цикл рассказов «Темные аллеи», повесть «Митина любовь» и роман «Жизнь Арсеньева».

Иван Бунин, «Митина любовь»

Во всех произведениях чувствуется горечь утраты — отчего дома, родины и жизненной гармонии. Его эмигрантские дворянские гнезда хоть и обречены на гибель, но хранят воспоминания о мире детства и молодости, мире старинного дворянского быта.

Автор: Дарья Лёгкая

Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов

Источник

Дача в литературе и живописи: 5 книг, 10 картин

Культура дачи – это продолжение уникальной атмосферы духовности и творчества помещичьей России второй половины XIX века, это форма так называемого “усадебного мышления”, “строя деревенской жизни”, которая и по сей день находится в основах поведения современного человека. «Дача» — древнее русское слово, образованное от глагола «давать» («дати»). Также употреблялось в значении «дар», «подарок», «пожалование». В XVII веке слово «дача» встречается в обозначении земельного участка, полученного от государства. Во второй половине XVIII столетия слово «дача» употребляется для обозначения загородного дома или небольшой усадьбы, расположенной недалеко от города. Используя этот термин, вы можете быть уверены в его исключительно русском происхождении, ведь “дача” – типично русское слово, не переводится на другие языки и связано с “нашим” своеобразным феноменом культуры.

Русские деятели искусства веками воспевали природу родных краёв. Редкий писатель или художник, проживая в крупном городе, не сбегал на время за город для уединения и размеренного отдыха. Поэтому наше культурное наследие крайне богато на словесные и художественные описания милых и любимых деревянных домиков, быта и самых разных мелочей, живущих из сезона в сезон по своим законам. С развитием городов появилось такое понятие “дача”, как дом для отдыха, а не для постоянного места жительства. И раз за разом стали появляться характерные описания такого жилья и плавно и мирно текущего в нём времени. Мы хотим показать вам именно такие примеры в литературе и живописи.

Книги

Иван Алексеевич Бунин | На даче

Антон Павлович Чехов | Вишневый сад

Фёдор Михайлович Достоевский | Идиот

Максим Горький | Дачники

Лиля Брик | Пристрастные рассказы

Живопись

Шагал Марк Захарович | Окно на даче

Местонахождение: Государственная Третьяковская галерея

Иван Иванович Шишкин | На даче

Иван Иванович Шишкин очень любил заниматься изображением природы. Картина “На даче” была написана в 1894 году. Светлая гамма тонов предлагает окунуться в природный мир. Девушка, отложившая книгу, не спеша безмятежно слушает шум леса и пение птиц. Мягкие солнечные тени и отсутствие темных пятен помогают зрителю почувствовать одновременно прохладу листвы и жаркий полдень.

Местонахождение: Государственный музей изобразительных искусств Республики Татарстан, Казань

Илья Ефимович Репин | На Академической даче

Академическая дача существовала на самом деле, она была создана 22 июля 1884 года общественным деятелем России Василием Кокоревым. Летом здесь работали 35 учеников Академии художеств и 2 ученика Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Неоднократно приезжал на Академическую дачу и Илья Ефимович Репин. Ученик «Академички» А.Г. Орлов писал другу: «7-го числа посетил дачу И. Репин и прожил два дня, написавши большой этюд, и подарил его даче… Играл в рюхи и пел песни во время отъезда (его провожали гурьбой), дал денег на четверть водки, которая и была моментально куплена и с ним же распита, причем кричали « ура!» и бросали вверх шапки».

Местонахождение: Государственный Русский музей

Борис Кустодиев | На террасе

Картина “На террасе” была написана в 1906 году. Это глубоко лиричное и светлое произведение, написанное Кустодиевым, выделяется среди гораздо более ярких произведений художника. Особая, тонкая чувственность этой картины выражает любовь к людям, к домашнему очагу. Конечно, не сложно догадаться, что художник изображает именно свою семью, а не случайных героев. Здесь изображены его жена, дети, сестра с ее мужем и няня в обстановке их самого обычного вечера.

Местонахождение: Нижегородский художественный музей

Константин Коровин | За чайным столом

Так называемые “жуковские” картины относят к первым, по-настоящему импрессионистским работам Коровина. “Жуковскими” они называются от названия деревни Жуковка, где располагалась дача друзей Коровина, куда он приезжал не только за отдыхом, но и за решением проблемы передачи световоздушной среды. В картине «За чайным столом» живописец изобразил Елену Поленову (она сидит спиной к зрителю), Наталью Поленову (сидит лицом), её сестру, молодую художницу Марию Якунчикову и друга семьи Вячеслава Зиберова. Создается эффект случайного кадра, присущий многим импрессионистам. Выявить жанр работы «За чайным столом» достаточно проблематично. Полотно вобрало в себя всего по чуть-чуть – внимательный зритель различит здесь и черты группового портрета, и жанровой сцены, и пейзажа, и натюрморта.

Местонахождение: Музей В.Д. Поленова

Юрий Репин | На даче у Репиных

Местонахождение: музей-усадьба И.Е. Репина «Пенаты»

Николай Быковский | На даче. Девочка за чисткой ягод

Николай Михайлович Быковский — русский художник, академик исторической живописи. Также занимался иконописью и настенными росписями в церквях, в частности Хр ама Христа Спасителя в Москве. На картине изображена дочь художника – Лидия Николаевна Быковская.

Местонахождение: Государственная Третьяковская галерея

Сергей Власов | Послеполуденный сон на даче

Владимир Маковский | Кукольное представление на дачах

Исаак Ильич Левитан | На даче в сумерки

Местонахождение: Ростово-Ярославский архитектурно-художественный музей-заповедник

Источник

LiveInternetLiveInternet

—Музыка

—Рубрики

—Поиск по дневнику

—Подписка по e-mail

—Статистика

УСАДЬБЫ И ДАЧИ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ РУССКИХ КЛАССИКОВ

Загородный дом или усадьба, расположенная недалеко от города, — это настоящий русский феномен. Описания таких поместий мы часто встречаем в отечественной классической литературе: многие важные события происходят именно в дачных декорациях, в тенистых аллеях и садах.

ЛЕВ ТОЛСТОЙ

Усадьба Ясная Поляна. Фотография: biography.com

Одним из известных дачников был Лев Толстой. Его жизнь вращалась вокруг семейной усадьбы Ясная Поляна, где он воспитывал своих детей, учил крестьянских ребятишек и работал над рукописями. Русская усадьба стала для Толстого не просто домом, где проходят счастливые детские годы, но и местом, где закаляется характер. Его взгляды на устройство усадебного быта и образ жизни в целом легли в основу мировоззрения молодого помещика Константина Лёвина — одного из героев романа «Анна Каренина».

«Дом был большой, старинный, и Лёвин хотя жил один, но топил и занимал весь дом. Он знал, что это было глупо, знал, что это даже нехорошо и противно его теперешним новым планам, но дом этот был целый мир для Лёвина. Это был мир, в котором жили и умерли его отец и мать. Они жили тою жизнью, которая для Лёвина казалась идеалом всякого совершенства и которую он мечтал возобновить с своею женой, с своею семьей».

Лев Толстой, «Анна Каренина»

Для Лёвина усадьба — это не только благодатная почва для ностальгии, но и средство заработка, возможность обеспечить себе и своей семье достойное существование. Только ухоженное и крепкое хозяйство могло выжить в новой России. В толстовской усадьбе не было места для изнеженных Онегиных — они сбежали в города. В деревне остался настоящий хозяин, которому чужда леность: «Лёвин ел и устрицы, хотя белый хлеб с сыром был ему приятнее».

ИВАН ТУРГЕНЕВ

Усадьба Спасское-Лутовиново. Фотография: spasskoye-lutovinovo.ru

Обитатели провинциальных дворянских гнезд у Ивана Тургенева — просвещенные и образованные люди, которые в курсе культурных и общественных событий. Вдовый помещик Николай Кирсанов хоть и жил безвыездно в имении, однако придерживался передовых идей: выписывал журналы и книги, увлекался поэзией и музыкой. Да и своему сыну дал прекрасное образование. Братья Кирсановы сделали из старинного родительского дома модный особняк: привозили туда мебель и скульптуры, разбивали вокруг сады и парки, выкапывали пруды и каналы, возводили садовые павильоны и беседки.

Иван Тургенев, «Отцы и дети»

Во времена молодости Тургенева усадьба считалась местом, где дворянин мог спрятаться от высшего света, отдохнуть душой и телом. Однако писатель ощущал тревогу — словно скоро усадьба, как оплот надежности и покоя, исчезнет. Уже тогда в его произведениях появлялись описания ветшающих поместий — так он представлял себе будущее помещичьей культуры России.

«Лаврецкий вышел в сад, и первое, что бросилось ему в глаза, — была та самая скамейка, на которой он некогда провел с Лизой несколько счастливых, не повторившихся мгновений; она почернела, искривилась; но он узнал ее, и душу его охватило то чувство, которому нет равного и в сладости, и в горести, — чувство живой грусти об исчезнувшей молодости, о счастье, которым когда-то обладал».

АНТОН ЧЕХОВ

Усадьба в Мелихово. Фотография: photosight.ru

Обветшавшие дачи из произведений Тургенева, заросшие бурьяном, лопухами, крыжовником и малиной, в которых следы человеческого присутствия окончательно умолкнут совсем скоро, отразились в творчестве Антона Чехова. Опустевшая или разоренная усадьба как место событий фигурирует практически в каждом его рассказе.

«Так уж лучше это не в Харькове и не где-нибудь в Курске, а здесь, на лоне природы. Поэтично, по крайней мере, даже очень красиво. Здесь есть лесничество, полуразрушенные усадьбы во вкусе Тургенева. »

Антон Чехов, «Дядя Ваня»

Сам Чехов не был «птенцом дворянского гнезда», в 1892 году он вместе с семьей переехал в запущенную и неудобную усадьбу в Мелихово. Например, в рассказе «Дом с мезонином» от былого помещичьего богатства остались только дом с мезонином да темные парковые аллеи, а вот жизнь хозяев подстраивается под новую эпоху: одна из дочерей навсегда покинула родителей, а вторая теперь «живет на собственные деньги», чем очень гордится.

«Про Волчаниновых сообщил он немного. Лида, по его словам, жила по-прежнему в Шелковке и учила в школе детей; мало-помалу ей удалось собрать около себя кружок симпатичных ей людей, которые составили из себя сильную партию и на последних земских выборах «прокатили» Балагина, державшего до того времени в своих руках весь уезд. Про Женю же Белокуров сообщил только, что она не жила дома и была неизвестно где».

Антон Чехов, «Дом с мезонином»

В пьесе «Вишневый сад» Антон Чехов изобразил русскую аристократию обреченной и вырождающейся. На место увязших в долгах, не способных прагматично мыслить дворян приходит новый человек — купец, предприимчивый и современный. В пьесе им стал Ермолай Лопахин, который предложил хозяйке усадьбы Любови Раневской «вишневый сад и землю по реке разбить на дачные участки и отдавать потом в аренду под дачи». Раневская решительно отвергла предложение Лопахина, хотя оно принесло бы огромную прибыль и помогло бы расплатиться с долгами. Чехов показывает читателям: пришло новое время, в котором царствует экономика и чистый расчет. А аристократы с тонкой душевной организацией доживают свой век и скоро исчезнут.

«Декорация первого акта. Нет ни занавесей на окнах, ни картин, осталось немного мебели, которая сложена в один угол, точно для продажи. Чувствуется пустота. Около выходной двери и в глубине сцены сложены чемоданы, дорожные узлы и т. п.».

Антон Чехов, «Вишневый сад»

ИВАН БУНИН

Усадьба Бунина в Орле. Фотография: bunin.org

Иван Бунин — представитель обедневшей дворянской семьи, «последний классик» русской литературы — не раз обращался к теме дворянской усадьбы в своем творчестве. На даче разворачивались события и в романе «Жизнь Арсеньева», и в сборнике рассказов «Темные аллеи», и в повести «Митина любовь», и, конечно, в рассказе «На даче».

Усадьба у Бунина — это не просто место действия, а полноценный герой произведения со своим характером и постоянно меняющимся настроением. В первых произведениях Бунина загородные дома неразрывно связаны с культурными традициями дворянства, налаженным бытом и своими обычаями. На дачах всегда тихо, зелено, сыто и многолюдно. Такова усадьба в рассказах «Танька», «На хуторе», «Антоновские яблоки», «Деревня», «Суходол».

«Со двора звонко и весело раздавалось кудахтанье кур. В доме еще стояла тишина светлого летнего утра. Гостиная соединялась со столовой аркой, а к столовой примыкала еще небольшая комната, вся наполненная пальмами и олеандрами в кадках и ярко озаренная янтарным солнечным светом. Канарейка возилась там в покачивающейся клетке, и слышно было, как иногда сыпались, четко падали на пол зерна семени».

Иван Бунин, «На даче»

В 1917 году писатель стал свидетелем массового уничтожения дорогого и близкого ему мира дворянских гнезд. В 1920 году Иван Бунин покинул Россию навсегда — он эмигрировал во Францию. В Париже Бунин написал цикл рассказов «Темные аллеи», повесть «Митина любовь» и роман «Жизнь Арсеньева».

«Усадьба была небольшая, дом старый и незатейливый, хозяйство несложное, не требующее большой дворни, — жизнь для Мити началась тихая».

Иван Бунин, «Митина любовь»

Во всех произведениях чувствуется горечь утраты — отчего дома, родины и жизненной гармонии. Его эмигрантские дворянские гнезда хоть и обречены на гибель, но хранят воспоминания о мире детства и молодости, мире старинного дворянского быта.

Источник

Дачный текст в русской культуре XIX века

В настоящую статью вошел материал будущей книги «Из жизни отдыхающих: История дачи 1700- 2000″(Lovell Stephen.Summerfolk: A History of the Dacha. 1700-2000. Copyright (c) 2003 by Cornell University). Печатаетсясразрешенияиздателя, Cornell University Press.

Современный город – чрезвычайно популярная тема в исследованиях литературы сквозь призму «пространства»: ее присутствие в художественной прозе привлекает историков не только литературы, но и культуры. Бальзак, Диккенс и Достоевский уже были прочитаны как источники для понимания социально-культурного разнообразия городской жизни. Социальных историков в романах XIX века интересует ответ на вопрос: каким образом среда большого города влияет на сознание человека? Поглощает ли она личность или, наоборот, дает ей небывалую свободу? Объединяет ли город людей как место скопления масс или только обостряет их потребность в личной жизни? 5

Необыкновенно ценные наблюдения по поводу пространства города принадлежат русским литературоведам: сперва ими был всесторонне изучен «петербургский текст», теперь начинается освоение «текста» Москвы. С понятием «текста» связана, правда, одна серьезная проблема: оно угрожает преуменьшить значение исторической изменчивости и разнообразия. Возникает опасность того, что два главных города России превратятся в текстовую абстракцию, в которой перестанет звучать реальное многоголосие, останется незамеченным столкновение индивидуальных взглядов на городское пространство. Размышляя над понятием «текста», можно вообразить, будто все писатели и деятели культуры, даже те, кто разделены во времени, заняты общим делом и творят единый, внутренне связный, обладающий силой культурного закона сценарий.

Сложные отношения взаимного притяжения и отталкивания возникли между дачей и другими моделями жизни и обитания, будь то дом в провинциальном городке, крестьянская изба, угол на окраине столицы, поместье или участок в садоводческом товариществе. Дача пробуждала то страсть, то ненависть к отдыху. Она воспринималась то как знак отчуждения от сельскохозяйственного труда и разрыва с ним, то (в недавние советские и постсоветские времена) как «возвращение к земле». Дача мыслится одновременно чисто русским явлением и явлением без прошлого и традиций. Разговор о ней затрагивает вопросы собственности, привилегий, уклада домашней жизни и отношения полов. Неоднородность перечисленных аспектов отнюдь не означает, что дача есть историческое явление, лишенное внутренней связи и последовательности. Скорее эта неоднородность показывает, что исследование дачного «текста» поможет нам реконструировать все те сложные механизмы, которые действовали в городской культуре России XIX-XX веков.

В своей статье я надеюсь продемонстрировать, как дача, рассмотренная в бесчисленном множестве работ по русской литературе лишь как бледный фон событий, может быть описана с историко-культурологических позиций; надеюсь также показать, как постепенно обнаруживается значение дачи в культурном процессе и какое отражение оно находит в текстах разного рода, не только художественных; наконец, еще я надеюсь убедить читателя в том, что понятия «культура» и «быт» не являются антонимами.

ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА XIX ВЕКА:

ОБРЕТЕНИЕ ТЕКСТУАЛЬНОСТИ

Своим географическим и социальным происхождением дача обязана началу XVIII века. Петр Великий с целью форсировать темпы строительства на берегу Финского залива стал раз -давать своим подданным участки земли вокруг новорожденного города. В приказном порядке на участках начали возводить дома; в основном – вдоль улиц Фонтанка и Садовая, то есть совсем близко к центру города, но иногда стройка выходила и за городские границы. В первый раз это случилось в 1710 году, когда Петр I, празднуя победу России над шведами, стал раздавать землю вдоль дороги, соединявшей Санкт-Петербург с императорской резиденцией в Петергофе. Жизнь на дарованной императором земле казалась странной и непривычной: местность вроде бы не городская, но и деревней назвать ее было нельзя. От поместий дачи вдоль дороги в Петергоф отличались прежде всего своими социальными и экономическими функциями. У их хозяев появилась возможность выезжать из города, не теряя при этом связи с ним. Образ жизни владельцев новых дач не позволял им отдыхать раз в году по несколько месяцев в далеком родовом имении; теперь же благодаря даче они могли отдыхать время от времени, покидая столицу лишь на короткий срок. Таким образом, начальный период истории современной дачи в России относится к послепетровским временам. Основными чертами этого периода являются, во- первых, резкое отмежевание города (Петербурга) от загорода, самоутверждение города за счет смежной ему внегородской зоны; во-вторых, частое и длительное пребывание в городе хозяев тогдашних дач, которые по долгу службы были вынуждены находиться либо при дворе, либо в присутственных местах.

Даже если дача и стала тогда примечательной новостью петербургской жизни, это не определило ее статуса и положения в обществе. Оставались неясными отношения дачи и высшего света, тип социального поведения, который она привносила с собой, место дачи в ряду других форм жилья, таких, как деревня, город или усадьба.

Вскоре эти вопросы были подхвачены писателями, и русекая литература получила свои первые «дачные» тексты. Пушкин выбрал дачу на берегу Невы в качестве места действия своего прозаического отрывка «Гости съезжались на дачу» (1828). Герои этой незаконченной повести приезжают на дачу прямо из театра, и в гостиной сразу завязывается оживленный разговор. Но хотя все говорят и шутят достаточно свободно, о светских приличиях не забыто: продолжительный tete-a-tete замужней женщины с ее поклонником не ускользает от внимания гостей. На даче, при большом скоплении гостей, вы можете уединиться, но рискуете быть обнаруженными. Иными словами, дача – это загородный салон, и пушкинский отрывок написан в жанре повести из светской жизни (the society tale). Если место действия и придает этому условному жанру определенный колорит, последний проявляется прежде всего в непринужденном стиле повествования.

Герои Пушкина по пути из города за город пересекли важную пространственную границу, оставив за ней свою социальную принадлежность. Собрав персонажей «на дачу» и предоставив их самим себе, автор мог особенно не заботиться о воссоздании точной обстановки. Возможно, именно поэтому на пушкинский отрывок обратит внимание спустя почти полвека Лев Толстой, работая над замыслом «Анны Карениной», истории с адюльтером. Ступив на территорию дачи, вы обретаете свободу от норм и условностей: ситуация опасная для литературных героев, но очень ценимая авторами 1820-х годов. К примеру, в романе «Иван Выжигин» (1829) пушкинского bete noire Фаддея Булгарина опасность предостерегает героев именно за городом, на Емельяновке.

Чем меньше писатели интересовались салонностью, тем чаще они вспоминали о даче. Мария Жукова в конце 1830-х годов, после положительного отзыва о ней Белинского (с характерной для него категоричностью пересмотренного через несколько лет), превратилась на время в первопроходца на пути от романтизма к реализму. Действие в двух наиболее знаменитых ее произведениях происходит на даче. В «Вечерах на Карповке» (1837) мы находим пеструю картину социальной жизни петербургских островов:

«Коляски, кареты, кабриолеты летели по мостовым, толпы гуляющих пестрели по садам, балконы обращались в гостиные, целые семейства спешили с самоварами, кучею детей и нянюшек на Крестовский или в гостеприимный сад графини Л…, располагались на скате холма или под густыми липами на самом берегу с холодным ужином, мороженым, чаем. Там встречались и добрая семья немецкого ремесленника, и веселое общество молодых чиновников; и русский купец с женою и детьми всех возрастов, и двое молодых художников, толкующих о предстоящей выставке, и щегольская мантилья светской красавицы, и красивое канзу горничной девушки».

Условности светской повести не так тонко обыгрываются Жуковой в «Даче на Петергофской дороге» (1845). На первый взгляд перед нами набор романтических штампов. Князь Евгений ухаживает за Машенькой (или, как ее зовут родные, Мери) и почти готов на ней жениться. Все расстраивается в последний момент, когда на свет выходит тайное прошлое князя. Когда-то Евгений пробудил надежду в душе другой юной особы, Зои, но сам же эту надежду разрушил (попросту говоря, соблазнил и бросил). Несчастная, убитая горем Зоя становится, впрочем, близкой подругой Мери и поднимает при встрече с князем жуткий скандал. Всмотревшись в текст, мы замечаем за прямолинейностью фабулы ряд любопытных моментов. Евгений ленив и инертен; о его браке с Мери мечтает не он, а его властная тетушка, которая хочет приданым невесты спасти семью от разорения. Романтическое видение мира сталкивается с реалистическим в разговоре Зои и Мери о настоящей любви.

Далее, сама обстановка дачи противопоставляет сентиментальным мечтаниям суровую правду жизни. С одной стороны, подруги пытаются создать идиллию в духе пасторалей XVIII века: хотя их сад тщательно ухожен, за ним скрыт берег залива – место уединения девушек на лоне природы; о «мечтательности» хозяев свидетельствует и интерьер дома. С другой стороны, мы понимаем, что никакая пастораль на даче невозможна. Особняк, где живет Мери, один из лучших на Петергофской дороге, несколько раз менял своих хозяев. От «знатного господина» дача «перешла в руки владельца, которого имя, казалось, само с удивлением видело себя на дощечке, привешенной к воротам, некогда гостеприимно отворявшимся для графов и князей и их дорогих цугов». Дачные земли заметно поблекли со времен славных господ: на них осталось лишь «несколько полуобвалившихся домиков, некогда служивших для размещения многочисленных гостей а теперь отдаваемых по мелочи внаймы». Непохожа дача и на уединенную сельскую обитель. Петергофская дорога – это «настоящий маленький городок, колония, куда съезжаются со всех концов Петербурга, знакомятся, хотя и не скоро, стараются узнать одни о других: кто, откуда, кого принимают, как живут?».

Нравственно очищающие свойства дачной жизни обрели достойную оценку в общественном сознании к середине XIX века. Достаточно вспомнить классический пример из «Обломова». Это одно из самых поразительных в русской литературе перемещений героя в пространстве, когда перемена места произвела перемену образа жизни: «Встает он в семь часов, читает, носит куда-то книги. На лице ни сна, ни усталости, ни скуки. На нем появились даже краски, в глазах блеск, что-то вроде отваги или, по крайней мере, самоуверенности. Халата не видать на нем

Обломов сидит с книгой или пишет в домашнем пальто; на шее надета легкая косынка; воротнички рубашки выпущены на галстук и блестят, как снег. Выходит он в сюртуке, прекрасно сшитом, в щегольской шляпе… Он весел, напевает… Отчего же это.

Вот он сидит у окна своей дачи (он живет на даче, в нескольких верстах от города), подле него лежит букет цветов. Он что-то проворно дописывает, а сам беспрестанно поглядывает через кусты, на дорожку и опять спешит писать…»

Настоящее время, в котором здесь ведется повествование, Гончаров уже использовал в той части романа, в которой герою снилось его детство, проведенное в родовом имении Обломовке. Этим устанавливается столь важная для романа параллель между имением и дачей, где Обломов избавляется от вредных городских привычек. Обломовка запомнилась герою сельской идиллией; эту идиллию он и хочет воссоздать на новом месте, не задумываясь, что полное счастье было возможно только в детстве. Однако между Обломовкой и дачей есть заметная разница: пространство дачи не замкнуто; на даче пусто, по сравнению с Обломовкой, и упоминается она всего несколько раз. Описания трех главных мест действия романа (квартиры Обломова в центре Петербурга, Обломовки и, наконец, глухой Выборгской стороны) даны с куда большим количеством деталей и носят явно оценочный характер.

Сама неопределенность в описании того, как Обломов проводит лето под Петербургом, наводит на мысль об обретении дачей самостоятельности и своего рода идеологии: отныне дача есть уже не просто участок земли, но космос с особой системой ценностей. Бесспорно, в истории дачи начался период, важный для любого культурного пространства, когда предметная, материальная сторона отходит на второй план и ее место занимают общие представления о моральном облике предмета.

Жить на даче не грешно,

А уж нашему-то брату

Как-то дико и смешно.

Вон, иной наймет лачугу

Иль какой-нибудь сарай

И кричит преважно другу:

«К нам на дачу приезжай!» 16

Речь уже не шла о том, чтобы набираться на даче сил и отдыхать от городского шума. Дачи были подчас жильем не лучшим, чем те углы, где ютилось бедное петербургское чиновничество. Впервые стало понятно, что дача не является полной противоположностью города и испытываемых его жителями физических и моральных мучений. Впоследствии дачники еще не раз почувствуют ту существенную разницу между своим идеалом здоровой и сладкой жизни на лоне природы и далеко не сладкой реальностью, которая встречала их за городской стеной.

АРКАДИЯ ИЛИ ОКРАИНА: ДАЧА

КАК КУЛЬТУРНОЕ ПРОСТРАНСТВО С 1860-х ПО 1917 ГОД

К середине XIX века почти никто, глядя на жизнь за-города, уже не сомневался в том, что дача – это не только место, но и образ жизни. С ней был связан определенный набор социальных ритуалов, форм общения, культурных ценностей и схем поведения. Однако вторая половина XIX века по числу действующих моделей загородной жизни и по той отчетливости, с которой они проявлялись, превзошла предыдущие периоды. Число значений слова «дача» неуклонно возрастало, даче стало уделять много внимания общество, все более склонное к саморефлексии. Последняя треть XIX столетия стала золотым веком дачи не только по социоэкономическим причинам, но и в силу завоеванного ею видного положения в культуре.

В последние предреволюционные десятилетия на дачу смотрели под множеством разных углов зрения, как со стороны, так и из среды самих дачников. Особенно престижной и авторитетной считалась идея дачи как загородного имения, только устроенного в меньшем масштабе. Не столь престижным в культурном плане, но более распространенным было отождествление за-города с характерным стилем жизни, основанным на домашнем хозяйстве, отдыхе и развлечениях. Кроме того, о дачах могли судить по жившим на них людям, формируя тем самым общий, зачастую нелестный, образ отдыхающих. Однако при этом категория дачников фигурировала и в спорах о дальнейшей судьбе русского общества. В последний период существования Российской империи над феноменом дачи, при всей его очевидной маргинальности, задумывались достаточно серьезно. Дача как ненадежный аванпост городской цивилизации, окруженный по преимуществу аграрной и нецивилизованной местностью, стала средоточием разнообразных тревог и надежд, переживаемых образованной частью общества, неспособной на четкое самоопределение и только смутно предчувствовавшей грядущие события.

1.Дача как место сельского уединения

Дача прочно обосновалась на той социокультурной границе, которая отделяла часть общества, обладавшую досугом и землей, от тех, кто жил на жалованье и круглый год проводил в своих квартирах. Городской «средний класс» смог благодаря дачам наслаждаться прелестями сельского отдыха, традиционно ассоциировавшимися с материальным достатком или высоким положением в обществе. Это давало основание считать дачу паразитирующей за счет поместья. Полагали, что по мере того как помещики беднеют, растрачивают остатки состояний и теряют деловую хватку, они все чаще становятся жертвами оборотливых собственников вроде чеховского Лопахина.

Даже если не углубляться в морально-этический аспект проблемы, очевидно, что данной моделью отношения между дачей и поместьем далеко не исчерпывались. Во-первых, не все помещики – особенно вблизи крупных городов – настолько обеднели и перестали ориентироваться в ситуации, как Раневская, и большинству купцов не так везло, как Лопахину. Во-вторых, если быть более точным, дачники не отвергали и не разрушали культуры поместий. Они скорее стремились преобразовать ее в соответствии с новой моделью жизни вне города, моделью, унаследовавшей многое от усадебных традиций. Усадьбу приняли за подлинно культурный, морально оправданный тип дачи; часто селившиеся здесь представители художественной интеллигенции и противопоставляли его – прямо или косвенно – вульгарной, «буржуазной» даче.

Такого рода напряженность возникла, впрочем, незадолго до описываемого времени. Прежде, во всяком случае до 1860-х годов, границы между дачей и загородным имением определялись ясно и без эмоций. Дача была ориентирована на город и означала в первую очередь временное владение и краткие периоды отдыха, не обремененного заботами о больших пространствах земли и сельском хозяйстве. Имение, наоборот, было погружено в сельскую среду, в которой хозяйство носило обязательный характер; хозяин имения жил в подчеркнутом согласии с традициями, из года в год следил за круговоротом сезонных и домашних работ и поддерживал старинные связи с округой.

Несомненно, существовали способы избежать обвинений в вульгарности. Как мы уже видели на примере Чехова, дачники, принадлежавшие к культурной элите, могли создать свою собственную развитую модель загородного существования, привлекая где нужно традиции усадьбы. Некоторые из наиболее творческих начинаний в этом ключе принадлежали купечеству: эта часть общества ранее всегда была вынуждена бороться за уважение к себе, но теперь начинала обретать уверенность и культурную инициативу.

Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.

Источник